«трудами» Ярослава Всеволодовича, одного из младших сыновей Всеволода Большое Гнездо, Новгород признал верховный суверенитет великого князя Владимирского. В 1250-х Александр Ярославич Невский окончательно привязал «Северную столицу» к Владимиру и великому князю Владимирскому (а «заодно» — к государству Джучидов). Наконец, в совершенно неподцензурной приписке 1296 г. на новгородской же рукописи из комплекта Софийских служебных миней [см. рук. ГИМ, Син. 161] «Северная столица» называется «отчиной» Даниила Александровича Московского. Этот князь, конечно же, не имел никаких отчинных прав на Новгород Великий, но тем ярче эта приписка характеризует отношение новгородцев к власти Александра Ярославича. История Новгородской республики выходила на финишную прямую.
Загадка новгородских экспортно-импортных операций. Но чем же были так важны для Новгорода пути-дороги, о контроле над которыми и шла речь в предыдущем подразделе? Загадки тут особой на самом деле нет. По «южным путям» через Тверь и Торжок в Новгород шел хлеб. К XIII в., ко временам Всеволода Большое Гнездо, большинство пригодных для земледелия площадей в Новгородской земле (в Деревской, Шелонской и на юге Водской пятин) уже были распаханы. При этом даже в условиях все еще продолжающегося «малого климатического оптимума» периодические неурожаи приводили к нехватке продовольствия [
По «восточному пути» (Волхов — Ладога — Свирь — Онега — далее везде) шли товары из новгородских «колоний». И чтобы увидеть и пощупать эти потоки, чтобы оценить их значение, нам как раз и понадобится разобраться с внешней торговлей Новгорода Великого.
В серьезной работе А. Л. Хорошкевич «Торговля Великого Новгорода в XIV–XV вв.» в балтийском экспорте города особо выделены две группы товаров: пушнина и воск. Пушнина являлась, видимо, самой крупной и самой «демократичной» статьей новгородской торговли: до 90 % оборота мехов составляла белка, которой теоретически могли торговать не только купцы и бояре Новгорода, но и простые горожане и крестьяне [см. содержание берестяной грамоты № 310.
Можно заключить, что ключевую роль в пушном экспорте Новгорода играло местное боярство, контролирующее и продажу мехов за рубеж крупными партиями, и сбор мехов (особенно дорогих) со своих далеких восточных «колоний», периодически требовавший использования таких вот методов: «Въ то же л?то идоша из Новагорода въ Югру ратью съ воеводою Ядреемь; и придоша въ Югру и възяша городъ, и придоша къ другому граду, и затворишася въ град?, и стояша подъ городомь 5 нед?ль; и высылаху къ нимъ Югра, льстьбою рекуще тако, яко «копимъ сребро и соболи и ина узорочья, а не губите своихъ смьрдъ и своей дани»…» [НПЛ. С. 40].
Оценить масштабы средств, которые давала новгородской олигархии эта торговля, можно по сравнительно поздним данным таможенных книг Тевтонского ордена, городов знаменитого Ганзейского союза на Балтике (Ревеля, Любека), по опубликованным материалам торговых книг:
— один Тевтонский орден и только за два торговых года (1399–1400 и 1402–1403) вывез из Новгорода более 300 тысяч штук шкурок белки [
Воск в новгородском экспорте следовал за мехами. Ганзейцы закупали это сырье в Новгороде сотнями килограммов и даже десятками тонн. По данным таможенных книг Ревеля, в 1368 г. только в этот город из Новгорода было завезено до 18 тонн воска. Операции русских и немецких купцов в размере 3–6 тонн были отнюдь не редкими. К концу XV в. общий объем вывоза воска из Новгорода составил до 100–150 тонн ежегодно. Однако в самом Новгороде производство воска было незначительно развито лишь в Деревской пятине. «Северная столица» являлась, видимо, лишь транзитным пунктом в русской торговле воском с Западной Европой, где этот материал шел на церковные свечи. Во всяком случае, новгородский договор с Ганзой 1342 г., равно как и «Рукописание князя Всеволода Мстиславича», называет продавцами воска «низовских» (то есть суздальских), смоленских и полоцких гостей. При этом внешнюю торговлю воском контролировала очень рано сформировавшаяся корпорация купцов-«вощников», и источники отмечают гораздо большую, по сравнению с «меховщиками», зарубежную активность именно этой корпорации русских купцов [см.:
Важной особенностью новгородского экспорта, просто бросающейся в глаза, является отсутствие хоть сколь-нибудь значимых следов готовых изделий и товаров «с высокой стоимостью передела». Нет в экспорте меха даже готовых изделий из пушнины. Более того, есть основания считать, что такая структура экспорта искусственно создавалась и поддерживалась. В частности, в 1476 г. ганзейские купцы в письме в Новгород требовали, чтобы вся пушнина продавалась им в том же виде, в каком поступила в город [HanseRecesse, abt. 2, bd. VII, n. 350, s. 585], а постановление 1346 г. вообще запрещает покупку у русских обработанных мехов [
Это плачевное состояние новгородской «предпромышленности», фиксируемое самой структурой внешней торговли Города, явно связано с ситуацией в новгородской политике, описанной в первой части разбора. Сложившаяся в Новгороде ситуация взаимного истощения «внешней» княжеской и «внутренней» боярской власти заложила фундамент под проблемы новгородской торговли и новгородского ремесла в XIII–XV вв.
Остановимся подробней над «боярской» частью этой устойчиво неустойчивой политической системы, тем более о ней мы еще и не говорили. Распространено представление об изначальной «недружинной» природе новгородской знати, отталкивающееся от специфики общественного строя
