налогоплательщик своему героическому мэру. Неужели мэр способен на такие подвиги?
– Запросто! – как бы читая мысли своего народа-электората, заявляет Поросенков. – Буквально сию минуту. Но…
Мэр грустно вздыхает:
– Но только не сейчас. Меня же область на конкурс «Лучший мэр Поволжья» выдвинула. Представляете, если до жюри дойдут слухи, что мэр Колдыбана думает не о себе, а о народе? Да какая же мне тогда премия! Разве что в номинации «Чокнутый».
И Поросенков чуть не плача разводит руками: до лучших, мол, до времен.
– Ну что ж, тогда честь и слава совершить показательный публичный подвиг предоставляется… начальнику городской милиции Фараонову!
– Честь имею, – козыряет колдыбанский полицмейстер. – Мы – люди в погонах. Подвиги – это наш прямой служебный долг. Чтобы, значит, ловить всяких отпетых мошенников и сажать всяких отмороженных бандитов.
– Ну-у-у… – опять дивится народ. – Неужто в самом деле?
– Ать-два – и все злодеи за решеткой, – по-офицерски заверяет Фараонов. – Буквально сию минуту. Но… только не сейчас. Дело в том, что отпетые мошенники в настоящее время проводят за свой счет капитальную реконструкцию здания гормилиции, а отмороженные бандиты закупают для нас десять служебных машин и боевое снаряжение. Ну как таких злодеев, в смысле щедрых спонсоров, – за решетку? Пока они не закончили свои добрые дела? Не поймут нас в областном УВД, не похвалят.
И главмент Колдыбана решительно козыряет: дескать, до лучших времен, тогда уж и честь заимеем.
– А что если мы попросим на подвиг тружеников нашей сферы услуг?
– Клиент всегда прав! – с готовностью откликается начальник городской бытовки Неумывакин. – Подвиг так подвиг. Да вот, кстати, у меня в портфеле приказ по управлению лежит. Не хамить и не портачить. Строго-настрого.
– Ну-у-у… – гудит публика. – В каком это смысле?
– Буквально. Сию минуту, – клянется главуслужник. – Но… немного погодя. Иначе за что тогда наши труженики будут зарплату и премии получать? То есть если не хамить и не портачить. Ведь больше они ничего, извините, делать не умеют.
И Неумывакин сует удивительный приказ о культурном обслуживании обратно в портфель. Дескать, лежит он там уже лет сто и еще пусть полежит.
Н-да. Усложняется как-то дело, превращается в проблему. Кого же на подвиг уговорить? Впрочем, что тут голову ломать! Конечно же, школу, героическую, безотказную нашу школу.
– Что скажет на предмет подвига наше славное учительство?
– Всегда готовы! – по-пионерски салютует Дистервег-Песталоцци-Макаренко колдыбанского образца директриса школы № 1 Рогаткина. – Мы хорошо сознаем смысл педагогического подвига. Хватит мучить и терзать детей всякой скучной и пустой белибердой!
– Ну-у-у… – умиляется доверчивая родительская общественность. – Неужели дождемся, что дети будут ходить в школу с радостью?
– Дождетесь, – сулит Рогаткина, она же Дистервег по-колдыбански. – Буквально сию минуту, но… Не раньше чем прикроют всю систему образования. Ну подумайте сами, как это так: не мучить детей? Ведь у них единственный стимул учиться и окончить школу – побыстрее от нее отмучиться.
Вот тебе раз! Дело принимает неожиданный оборот.
Получается, что приплыли. Можно сказать, прямо в тупик Подстаканникова, который много хуже пресловутого Бермудского треугольника. Там, в этом пресловутом, можно, по крайней мере, исчезнуть без следа. А тут, на Самарской Луке, хоть и есть большое желание провалиться сквозь землю, да никто тебя туда не зовет и не пустит.
Призадумались удальцы-философы, они же завсегдатаи «Утеса», а равно соратники лежащего на дне сверхгероя:
– Глянь, Волга-матушка, что вытанцовывается! Какая удивительная, совершенно особая ситуация!
– Родная Колдыбанщина так и кишит удальцами-героями. Так и рвется на подвиг. Буквально сию минуту!
– Но… Сама видишь, матушка, – никаких условий для подвигов. Что же это означает?
– Не означает ли это, что время нынче не то? Какое-то удивительное, совершенно особое время.
– Н-да, – вновь вздохнула Волга- матушка, словно шлюзы отворились, да не в ту сторону. – Герой вам явно нужен совершенно особый. Чтобы хлеще своего времени был. Не вернуть ли вам Самарыча в виде эдакого верзилы-громилы Степана Разина? Только, конечно, еще песеннее. Или даже в образе могучего богатыря Ильи Муромца. Разумеется, еще былиннее. А то, может, сделаем Самарыча под кого-нибудь из новоявленных всемирных суперов? Например, под Рэмбо или Джеймса Бонда. Только еще голливудистее. Или даже выдать его на-гора таким, чтобы все народы от восторга завизжали. Гарри Поттером, то есть. Только еще очкастее. И не на какой-то самой обычной волшебной метле верхом, а на самой поганой…
Почесали затылок волжские мыслители-удальцы и молвили:
– Наверное, Волга-матушка, мы немного по-московски действуем. То есть в лоб да по лбу. Надо попробовать с поворотом. Как ты нас всегда учила. А верни-ка ты нам Луку Самарыча в его собственном натуральном виде.
– Да какой же это легендарный герой! – не выдержала Волга.
– Никакой, – соглашаются удальцы-мыслители. – Но он ведь был без пяти минут. А ныне пробил его час.
– Только пусть он будет не по московскому, не по вашингтонскому и не по пекинскому времени. Пусть будет он точно по времени нашенскому, по нынешнему Колдыбанскому времени.
– Посмотрим, какой у нас получится в таком разе легендарный Лука Самарыч. Авось- небось да как-нибудь…
Молчит Волга. Дескать, умываю руки и никакой персональной ответственности за дальнейшие события не несу.
– Эх, дуби-инушка, ухнем! – берется по-бурлацки за дело весь честной колдыбанский народ. В смысле надрывает сколько есть мочи глотку, чтобы Лука Самарыч там, на дне, раззудил плечо свое супербурлацкое.
– И-ра-аз!
Но нет, не вздымается вверх столб надежды.
– И-два-а!
Даже брызг нет.
– Два с половиной!
Не шелохнется водная гладь.
– Ну, дубинушка! Три-и-и!
Пусто над Волгой, пусто. Знать, совсем тяжелое ноне время. И глоткой его не возьмешь.
Притих берег. Пригорюнились и соратники Самарыча.
– Ну что ж, достославные, – обращаются они к землякам. – Видать, совсем не то нынче время. Видать, не до героев. До лучших, значит, до времен.
И вот уже сматывают удочки, то бишь свои скрипки и трубы, музыканты большого духового и малого симфонического оркестров. Уже открывает свой медвежий зев мэр Поросенков, чтобы со зла зевать на свою свиту. Уже седые Жигули готовятся вторить со смаком многоэтажному мэрскому красноречию.
Как вдруг…
– Мне стыдно за вас!
Все вздрогнули и вперили взоры в волжскую даль. Знаменитая колдыбанская дымка, самая плотная в мире, будто специально пала на Волгу, чтобы скрыть от глаз Луку Самарыча. Но этот голос мог принадлежать только ему.
– Мне стыдно за вас! – гремит голос Луки Самарыча аж до Пемзы, до Москвы и далее, до самых Петергофских фонтанов. – Весь мир смотрит на вас, затаив дыхание, а вы забыли, как совершается на Волге особое диво. Или же иссякла не память, а силушка ваша молодецкая? Так ослабли вы, что не можете до сих пор поднять стакан в честь Волги-матушки? Ждать на Самарской Луке особого дива, будучи ни в одном глазу, – это не укладывается в моей голове!
Вот это загибает! Такого не слышали колдыбанцы от прежнего героя. Когда он был без пяти минут легендарный. А этот Лука Самарыч, который со дна, чувствуется, уже совсем легендарный. Совершенно.
Вот голос Луки Самарыча слышен уже у берега. Интересно, как выглядит герой? Дымка-облако исчезает и… колдыбанцы зрят дивное явление.
Все тот же Лука Самарыч. Точная копия. И вместе с тем – совсем другой. Если посмотреть, конечно, не по-столичному, а по-колдыбански. С одной стороны, вроде коротышка-пузан. С другой – невиданный богатырь. До люстры, чтобы лампочку ввернуть, не дотянется. Зато если станет на стремянку – и муху на потолке прибьет, и потолок головой, как некоторые верзилы, не попортит. Дверь плечом не вышибет. Зато если животом поднажмет, так и стену подвинет. То есть жилплощадь для семьи расширит. Брови-елки, конечно, – ух какие жесткие! Садовым секатором не подрежешь. Зато ими не только полы, но и двор мести можно. Лучше метлы не найдешь. Складка на лбу – тоже ух. Никаким утюгом или пластической операцией не возьмешь. Зато такая широкая и глубокая, что хоть постирушки в ней устраивай и никакого корыта не надо.
Но это еще что! Вы только гляньте, на чем Лука Самарыч прибыл. Это вам не какой-то расписной челн. Или какой-то конь-огонь. А на американские «Боинг» и субмарину – вообще просто тьфу.
Всех своих именитых соперников-героев легендарный Лука Самарыч обошел на… диване. Да, на том самом рыдване местного производства, который красуется в доме всякого истинного колдыбанца. При виде которого впадают в нервную истерику даже самые отпетые в мире Колдыбанские домовые.
– В огне не горит и в воде не тонет, – поясняет ушлый герой. – И время ему не страшно. Еще бабка моя клялась, что выкинет его на свалку, ан нет. Потому как выкинуть диван можно только вместе с мужем, который к нему прирос. А мужем не прокидаешься. Так что диван этот – с гарантией на тыщу лет.
Дивится народ, задает вопросы на засыпку:
– А скажи-ка нам, удалец ты наш удивительный, как тебе удалось всплыть живым со дна? Ведь пока ни одному утопленнику в мире такое не удавалось.
– Благодарю за вопрос, – весело хорохорится, подделываясь под нынешних президентов и эстрадных звезд, Лука Самарыч. – Вас, очевидно, интересует, какая выдающаяся идея помогла мне впервые преодолеть вековые законы природы. Идея проста, как и все гениальное. Я
