Русская комедия (сборник)

инкогнито уже толковали, а он…

АДМИНИСТРАТОР. Бай-бай… и-го-го… тык-пык…

СВЕРЧКОВ. Говорит, что наших сантехников он бай-бай… в гробу видел. Таким мастерам только и- го-го… в конюшне канализацию мастерить…

АДМИНИСТРАТОР. Ка… ни ку…

СВЕРЧКОВ. «А ваше ка», – говорит инкогнито… То есть наша система… ни ку… никуда не годится.

СТЕКЛОТАРОВ. Ох, ринит, гастрит… Всё это знаете, к чему? Опять у столицы ишиас чешется. Очередную пертурбацию, наверняка, затеяли. Где у нас эти… как их… которые сверху, как из рога изобилия, но не манна, не макароны, а наоборот… в смысле – несъедобные… От слова «пост» и от слова «лень».

МИЗИНЧИКОВА. Постановления?

СТЕКЛОТАРОВ. Ага… ления. Где они у нас?

ХИМИКАТОВ. У нас – всегда под рукой. Анкор! (Профессиональный жест фокусника, и у него в руках – раскрытая папка. Читает.) Входящие по линии ЦУК рукин-струк… Постановление номер одна тысяча первое.

СТЕКЛОТАРОВ. Читайте первую строчку.

ХИМИКАТОВ. «Одобрить новаторский эксперимент столичных УКа по сценической реорганизации. Объявить кампанию»…

СТЕКЛОТАРОВ (прерывает его). Постановление тыща второе?

ХИМИКАТОВ. «Одобрить эксперимент столичных… Объявить кампанию по сценической реформе…» Постановление одна тысяча третье…

СТЕКЛОТАРОВ. Да хватит. Галерке и то уже ясно, зачем столица все эти пертурбации затевает. Чтобы себя еще выше превознести, а провинцию еще ниже опустить. Московские пука опять будут новаторы, зачинатели, починатели. Их – на первую строчку. Им – пряник. А нас, как всегда, объявят консерваторами. Дескать, вот она какая недалекая Тьмутаракань. И – в хвост…

МИЗИНЧИКОВА (поправляет). На последнюю строчку.

СТЕКЛОТАРОВ. Нет, в хвост. И в гриву. Получай, Тьмутаракань, кнут!

МИЗИНЧИКОВА (возмущенно). Вот еще! Что мы, кобылы? Мой муж… кажется, второй… сравнил меня однажды с кобылой. Я его так прокатила… Норковой шубой едва отделался.

СВЕРЧКОВ. И сотрясением мозга. Это был третий муж.

МИЗИНЧИКОВА. А что, нашей бедной женщине по кухне на помеле голой скакать?

СТЕКЛОТАРОВ (сам с собой). Хоть голый, хоть в шубе – все равно консерватор. Узнать бы, что там у него в бауле. Какую такую кампанию хотят объявить? Почему в секрете держат? Ре-организация, ре-форма, ре- структуризация… Что за блажь еще бывает на «ре»?

СВЕРЧКОВ. Ре… прессии.

СТЕКЛОТАРОВ. Фу на вас!

СВЕРЧКОВ (с невинным видом) . А что? С последующей ре-абилитацией.

«Э-э-э!»

МИЗИНЧИКОВА. Мужчины, мужчины, вы опять женщины! У вас совершенно девичья память. Про публику-то забыли! Наши зрители нам что-то подсказывают. (Всматривается в зал.) Ре… а дальше? Во… Револьвер, что ли? При чем тут револьвер? Я не умею стрелять.

СВЕРЧКОВ (вглядываясь в зал). Лю… ция… Да, была у меня такая подруга: Люция. Русалочка! Но мы с ней расстались…

ХИМИКАТОВ. Тихо! Читаю задние мысли тринадцатого ряда. Анкор! (Поймал мысль.) Я так и думал. Что значит в душе у нас с вами – цирк. (Громко, как будто объявляет номер.) Аттракцион, который задумала ЦУК, называется ре-волюция!

СТЕКЛОТАРОВ. Не может быть! (В зал.) Он это как злодей?

МИЗИНЧИКОВА (встрепенулась). Точно! Революция. Между купальниками и колготками. В нашем женском журнале. На одной странице – модные купальники, на другой – колготки. И то, и другое под рубрикой. «Революционные фасоны». Слышите? Ре-волюционные… Ну вот. А между этими страницами – театральное обозрение. Мне особенно запомнилось, что в одном московском театре идут на бис сцены с раздеванием.

СТЕКЛОТАРОВ. По-вашему, это сценическая революция?

МИЗИНЧИКОВА. Ну не Станиславский же!

СВЕРЧКОВ (в тон Мизинчиковой) . Я тоже вспомнил! Между правой – под дых, и левой – под штангу. По телеканалу «Культура и спорт». Один комментатор в голос кричал: «Какой революционный бокс!», а другой: «Какой революционный футбол!» И правда: боксер вдарил ногой, а футболист – рукой… Ну вот. А между этими репортажами показывали культурные сенсации. Как в одном московском театре по ходу действия коньяк пьют. Прямо из горлышка. А главное – без всякой бутафории.

СТЕКЛОТАРОВ. Это, конечно, театральная революция.

СВЕРЧКОВ. Во всяком случае, ни Вахтангов, ни Мейерхольд до такого не додумались. Хоть и великие, но… не гусары.

ХИМИКАТОВ. Тс-с. Теперь нам открывается тайна интриги. Понятно, почему инкогнито. Зачем кодовое название операции и шифровка информации… Революция всегда предполагает особую конспирацию. Аттракцион-люкс!

СТЕКЛОТАРОВ (хватаясь за голову). О-о- о, старый… о-о-о, старый…

МИЗИНЧИКОВА. …мудрец.

СТЕКЛОТАРОВ. О-о-осёл! Ведь говорили умные люди: садись на заслуженный отдых. Так нет, захотелось золотое яичко высидеть… ну, персональную пенсию. Вот и высидел… революцию… О-о-о…

МИЗИНЧИКОВА. Осёл.

СТЕКЛОТАРОВ (уточняет, хватаясь за грудь) . Жаба! Теперь нас объявят не просто консерваторами, а контр-р-р-ре… Ну а контру, сами понимаете, – и в хвост, и в гриву, и – дальше канализации… Вот на что нам инкогнито своим «ка» намекает… Что же SOS… что делать? Может, занавес? (В зал.) Достопочтенная Сцилла… Ну в смысле – дорогие зрители! Давайте разбежимся. Вы – по домам, мы – по врачам. Пока не поздно. Ну?

«Э-э-э!»

МИЗИНЧИКОВА. Публика категорически против. Вон какие сердитые глаза! Как у моего третьего мужа, когда он меня ревновал. Разумеется, к столбу…

СВЕРЧКОВ. Между прочим, с этим столбом вы и сочетались четвертым браком.

МИЗИНЧИКОВА (на него). Ух, зюйд-вест… (В зал.) Поняла, поняла. Надо воспользоваться тем, что эта столичная штучка у нас в руках, вытащить его, тепленького, прямо на сцену и…

СВЕРЧКОВ (в зал). Сэр, ушки на макушку! Тоже хотите новую жизнь начинать? А жениться не страшно?

МИЗИНЧИКОВА (толкает его) . …и?

СВЕРЧКОВ. …и выведать с помощью зала, какую они там затеяли революцию. А дальше видно будет…

ХИМИКАТОВ. Главное – была бы интрига.

СТЕКЛОТАРОВ. Ох, что-то у меня ишиас зачесался. И грудная жаба заквакала… Посоветуюсь с ветеранами. Я их по копчику понимаю. Если копчик влево – значит, надо усилить. Копчик вправо – ослабить. Вперед – разрешить. Назад – запретить. Прямо, как истукан, – значит… нет, не то подумали… махнуть рукой. Ну-ка, ветераны, копчиком, копчиком! Не страшно: столичную Харибду прямо на сцену и прямо за ишиас… ну, за хвост? (Всматривается в зал.) Махнем рукой? (Восхищенно.) Какая Тьмутаракань! Не боится даже нашей столицы.

СВЕРЧКОВ. Где наша каша ни пригорала! В крайнем случае, запьем шампанским. Прямо из горлышка.

Общее оживление.

СТЕКЛОТАРОВ. Герой! Грудь колесом – и на амбразуру!

СВЕРЧКОВ. Может, лучше героиня?

МИЗИНЧИКОВА. На амбразуру? Не мое амплуа.

СТЕКЛОТАРОВ (взглянув на нее). Это как посмотреть. Героиня грудь колесом, пожалуй, лучше. Ярко, выпукло… аж зажмуриться охота.

СВЕРЧКОВ. А мы уж колесом – спину… (Шутовски кланяется, но за спиной крутит кукишем.)

МИЗИНЧИКОВА. Ах, как интеллигентно.

СТЕКЛОТАРОВ. Гамлет, будьте интеллигентом, спрячьте кукиш в карман. Вот так, по-эзоповски, по-крыловски…

ХИМИКАТОВ. Предлагаю провозгласить здравицу высокому гостю. И чтобы ее подхватил весь зал. (Зрителям.) «Слава-ва!» Дружно, громко, вдохновенно. И-раз, и-два, и-три!

Реакция не та.

СВЕРЧКОВ. Наш зритель – не хор Александрова, чтобы столичному начальству серенады петь.

ХИМИКАТОВ. Смотря какой дирижер. Ассистенты! (Жест за кулисы, потом снова – команда залу.) И-и-и… (Взмах рукой.)

Внезапно звучит словно гром: «Слава! Слава! Сла-ва!»

СТЕКЛОТАРОВ. Ва-ва-ва… Аж мороз по коже.

ХИМИКАТОВ (горделиво) . Классика нашего цирка. Руководство обожает.

СТЕКЛОТАРОВ. Значит, бюст, кукиш, ва-ва-ва… Что еще? Ага! Харибде ни слова про забавную историю. Ни-ни. Дескать, мы тут вовсе не забавляемся. Мы тут это… того… мировую классику играем. (В зал.) Ты помнишь, публика, что такое мировая классика? Это Шиллер, Шеридан, Шоу… Ну и, конечно, этот… который самый-самый… прямо наш царь и бог… тоже на букву «ша»… Кто помнит? Ты, галерка? А ну! (Прислушивается.) Шварц? Какой такой?.. Негр? Где вы видели, чтобы Шварц и вдруг негр!.. Ах, Шварценеггер… Фу на тебя, галерка!.. А вот ветераны правильно подсказывают: Шекспир… Чтобы ты знала, галерка: Шекспир – это… это вершина… вершина… как его… ну который в парной… сердечникам и беременным противопоказан… Ветераны, неужели и вы не помните? От слова «ух»… Ухо…уха… Надо же!