— Я? Призывала? Да что вы такое говорите?
— Разве не с ним вы проводили время во снах, предаваясь самым смелым ласкам? Вам хотелось, чтобы то же самое повторилось наяву, и молодой человек распознал ваш зов.
— Не может быть, — прошептала Сашенька растерянно.
— Милая вы моя, чего только не бывает в жизни.
Саша бросилась к ней.
— А что теперь? Что он собирается сделать с этим письмом?
Опять сжав ее руку, Агриппина погрузилась в себя.
— Что сделает — пока трудно сказать. Но сейчас я чувствую в его душе настоящую бурю. Он гневается на вас.
— Гневается…
Голос гадалки набирал мощь, в нем звенела пугающая Сашеньку сила.
— Его душа жаждет мести! Хотя он не до конца понимает, что именно вы в своем письме описывали! — Внезапно она успокоилась. — Но вы можете не волноваться. Он сжег его.
— Сжег? — Саша едва не запрыгала от радости.
Агриппина подтвердила:
— В сердцах швырнул его в камин, а после-то опомнился, бросился доставать. Только поздно уж было. Бумага, она ведь сразу вспыхивает.
Обмякнув, Саша простонала в изнеможении:
— Сжег… Спасибо тебе, Господи!
— Да только в память его все как есть впечаталось. И вам он, голубушка, этого не забудет.
— Да пускай помнит, — отмахнулась Сашенька. — Лишь бы не опозорил на весь свет. С него станется.
— А как же ваша страсть к нему? — хитро прищурилась Агриппина.
— О, это сейчас не главное.
Испустив очередной вздох, кудесница покачала головой.
— Вот прямехонько сейчас оно, может, и не главное. Потому как вы больше из-за неосторожности своей беспокоились. А когда волнение уляжется, опять любовная тоска начнется. Она вас так просто не оставит… Вам, голубушка, поскорее нужно выбор сделать, а то изведете себя вконец.
— Выбор? — пролепетала Саша. — Какой выбор?
— Да между двумя мужчинами. Какой же еще?
Издав нервный смешок, Сашенька отошла к окну, отвернулась, чтобы спрятать лицо.
— Да разве нужно выбор делать? Ни один меня пока замуж не звал.
— А который, вы хотите, чтоб позвал? Я ведь подсобить могу в этом деле…
«Который?» — Саша неожиданно задумалась об этом всерьез. С Дмитрием жизнь будет как на вулкане. Сегодня страсть, завтра ревность, послезавтра ненависть… И так по кругу. А с Михаилом Антоновичем ее ждет светлая дружба, спокойная уверенность в своем счастье, но…
«Через десять лет он ведь стариком сделается, а я еще молода буду, — тоскливо подумала она. — Что ж это за жизнь тогда? Любовников заводить — это не по мне. Совесть не позволит. Да и его несчастным делать, в посмешище превращать… Как это можно?»
Тогда Агриппина с пониманием проговорила:
— Что, ни один не хорош? Может, кого третьего подождать?
— Все такие пустозвоны! — вырвалось у Саши. — Пока эти двое не появились, и влюбиться не в кого было. Гусару, что ли, мне сердце отдавать?
— Нет, гусары не для такой девушки, как вы, — заключила ворожея.
Саша невольно потупилась.
— Да какая же я, по-вашему, девушка?
— В вас порода чувствуется. И умная вы, и красивая, и чувствуете глубоко, переживаете вон как! Да и страстностью не обделены. Вам муж такой нужен, чтобы и на руках носил, и страдать не заставлял.
— Тогда… — Она чуть не произнесла имя, но во время спохватилась. — Ну, тот… постарше. Да только…
— Горячей крови своей опасаетесь? — Агриппина оглянулась на дверь. — Я вам по секрету скажу, Александра Сергеевна, в семейной жизни кровь завсегда холодеет. Хоть и по страсти замуж выйдете, все одно через десяток лет вас к мужу тянуть не будет, как в первые ночи. Правда, если неумелый попадется, так и в первую ночь всю охотку отобьет.
«А можно ли назвать Дмитрия умелым? — впервые задумалась Сашенька. — Что я знаю о нем? Добр ли он? Умен ли? Ничего этого я не поняла из наших встреч. Я даже не могу сказать, интересно ли мне будет разговаривать с ним. Какие книги он любит? Понимает ли музыку? Об Орлове я могу с уверенностью ответить на каждый из этих вопросов. Но Оленин… Я не знаю ничего, кроме того что он просто свел меня с ума!»
Поднявшись, Агриппина с сожалением промолвила:
— Еще предстоит вам пометаться, голубушка. Душа-то она живая и просит жизни. Не ошибитесь только, что жизнью считать.
— Да как же не ошибиться? И за того душа болит, и за этого… А вы мне не поможете? — с надеждой взмолилась Саша.
— Да в чем же, милая вы моя? За вас жизнь прожить? Я в том, что сильнее всего болело, вам и так помогла. Сняла камень с души. Аль нет?
— Сняли, сняли, — заверила девушка. — Да только…
— Не могу я за вас решать, голубушка. Увольте! Вы самостоятельно должны выбор сделать, чтоб потом никого не винить в своих бедах.
Саша побледнела.
— А меня беды ждут?
Агриппина даже сплюнула в сердцах.
— Тьфу ты, что я такое говорю!.. Не думайте, Александра Сергеевна, что я какие-то тучи на вашем горизонте рассмотрела. Напротив, если правильный выбор сделаете, ждет вас жизнь счастливая и долгая. Хоть и вдовой останетесь, да только в преклонном возрасте, и обеспеченной будете.
— Может, вы хоть намекнете, с кем я жить буду?
Покачав головой, та попятилась к двери.
— Никак не могу, Александра Сергеевна. Что в состоянии для вас была сделать, то уж сделала.
— И на том спасибо! — спохватилась Саша. — Вы меня просто из ада вытащили! Я чуть с ума не сошла из-за этого письма.
— Вот с ума-то сходить — только жизнь свою губить, — туманно проговорила Агриппина и выскользнула из комнаты.
Выбежав за ней следом, Сашенька бросилась к матери.
— Маман, одарите ее щедро, прошу вас! Она спасла меня!
— Какая ты, право, нежная, — усмехнувшись, проворчала Анна Владимировна. — Из-за больного зуба целая трагедия.
* * *
Дмитрий Оленин не находил себе места. Та ночь, которую он уже воображал себе вершиной блаженства, обернулась для него сущим кошмаром. Ругая себя последними словами, Дмитрий снова и снова восстанавливал в памяти подробности того, как он проник в притихший дом Микульчиных, заранее подкупив их слугу, который и оставил открытым черный ход. Он же и нарисовал Оленину план дома, крестом отметив комнату хозяйской дочери.
Слуга Ванька оказался тертым малым, и эта услуга обошлась Оленину дороже, чем он рассчитывал, но Дмитрий решил, что ради удовольствия провести ночь с Сашенькой Микульчиной никаких денег не жалко. Тем более семья Олениных не бедствовала.
— А я-то, дурак, думал, хозяйская дочка — такая скромница, — ухмыльнулся Ванька.
