—Я три года изучала русский язык, и здесь, как вы с Борисом не раз убеждались, все время ищу возможность и повод совершенствоваться. Я чувствую, что была в те три года бездарной. Вы смеетесь надо мной?
—Та ты что, Джойка! Боже упаси! Тебе я ставлю «пять»!
—В таком случае, — улыбнулась она пуще прежнего, — прошу профессора продолжать. И непременно на своем диалекте. Ужасно интересно.
—Про бурение? Запросто. Значит, так. Сперва определяем точку. Похлебали борща — монтируем вышку. Забурились. По ходу узнаем, какие сверлим грунты и что они имеют между собой. Обсаживаем скважину колонной из труб легированной стали, понадежней. Ну, само собой, цементируем, испытываем на герметичность и ому подобное. И, само собой же, вдаряем по варени-м в сметане и опускаем перфоратор. Он ка-а-ак бабахнет под землей, понаделает на нужных уровнях в трубе дырок для доступа нефти. Так? Но она ж сама, извиняюсь, не пойдет, ее ж не пускает столб раствора. Мы его трошки откачаем, она и хлынет из штуцера под своим давлением. А на ней арматура, как уздечка на лошадке, чтоб зря не бежала, вроде крана на кухне, надо — откроем, надо — закроем. И тут самое время гулять банкет. Или на худой конец пивка с таранькой. Вся наука, барышня. Извиняюсь, брат Джойка.
—Мерси, профессор, вы любезны. А я бездарна.
—Ну нет, могу хоть сейчас выдать справку с печаткой, что ты теперь настоящий нефтярь. Куда Борису що тебя! Обучена капитально! Могу выдать справку с печаткой...
Девушка прыснула со смеху и взъерошила его чуб.
—Я вас просто обожаю, чумазых!
...Солнце пылало, солнце палило, солнце плавило хрупкую дымку неба. Вездесущие огненные пальцы светила с маньякальным упорством ощупывали песчаную равнину, выискивая все живое, чтобы ужалить, поразить, испепелить.
Где ты, Африка детских грез? Где твои влажные леса, наполненные диковинными звуками и таинственными шорохами, воспетыми на страницах добрых романтиков в иных краях планеты? Где манящая благодать былого сказочного воображения? Где великие горы, сестры снежных Кибо и Килиманджаро, держащие в каменных ладонях альпийские блюдца голубых озер? Где фанфары слонов, тельняшки зебр, начесы львов и перископы крокодилов?
Нет в Аномо экзотических и желанных символов, есть пустыня.
Зверь и птица укрылись в далеких оазисах, там, где дороги людей.
Все укрылось в тени, кроме горстки нефтеразвед-чиков...
—Все будет нормально, ребята, все будет путем! — кричал Борис Корин так убежденно и часто, словно кричал себе.
Все нефтяники бились с пустыней и солнцем Аномо. В тени укрылся только один.
—Встаньте, — сказала Светлана, укладывая стетоскоп в саквояж,
Ник Матье нехотя поднялся и повернул врачу обнаженную, бронзовую от загара, прекрасно очерченную спину, решив, вероятно, что осмотр еще не завершен. Но она сказала:
— Одевайтесь. Обрадуйте их, вы совершенно здоровы.
—Увы, не могу, — нагловато разглядывая ее, сказал Ник и снова опустился в вылинявший походный шезлонг под зонтом, — я слишком ослабел. От слез и воздержания. Вот мой диагноз.
Светлана посмотрела в чистую синеву его глаз, как в мутное болото, и ушла, обронив подбежавшей к ней Габи:
—У сменного мастера острый приступ симуляции. Это серьезно.
51
Прием по случаю возвращения генерального консула из длительной поездки в Латинскую Америку близился к концу.
Виновник торжества не обременил гостей своим присутствием. Он пребывал в депрессии. Отобедал и отбыл в покои упомянутый господин.
Отяжелевшие от съеденного, выпитого, услышанного и произнесенного, гости, разбившись на группы, искали убежища от духоты в отдельных помещениях с кондиционерами или на мраморных скамейках вместительной ротонды в саду, где на игорных столиках заманчиво сверкали ведерки со льдом, из которых торчали горлышки сосудов с освежающими напитками.
— Кажется, можно и нам перевести дух, — сказал Гикуйю главному распорядителю, — я готов свалиться. Знобит, в голове шум, вялость.
— У меня самого шумит в голове с утра до ночи, — огрызнулся распорядитель, — чтоб им лопнуть, ненасытным. Сейчас нам самая работа, потерпи.
— Просто невтерпеж.
— Собери в малом зале бокалы и сматывайся.
— У вас не найдется хины? Распорядитель посмотрел на него и сказал:
— Ты свободен.
Папаша Гикуйю оставил в подсобке поднос, снял белоснежную униформу и натянул свою рубаху цвета хаки.
Опустившись по ступеням террасы, он направился в сторону ворот по боковой гравиевой дорожке, утираясь влажным носовым платком. Ленивый говор и смешки в ротонде стали тише.
Ворота были широко распахнуты в ожидании скорого отъезда гостей. Привратник разговаривал с кем-то, скрытый высокой и плотной щетиной аккуратно подстриженного декоративного кустарника. Гикуйю сбавил шаг.
Наконец за спиной послышались торопливые шаги. Гикуйю обернулся и вздохнул с облегчением. Его догнал здешний садовник, приятель бармена.
—Что ты хотел? — сразу спросил он у Гикуйю.
—Тсс... — бармен приложил палец к огромным своим губам, — не ори.
—А что? — насторожился садовник.
—Я просил тебя на пару слов по секрету. Вот какое вышло дело. Недавно я случайно услышал, как один мой клиент жаловался другому, что как-то потерял или забыл на столике в саду, здесь у вас, серебряную газовую зажигалку. Он ужасно горевал: она дорога ему как память о путешествии на край света. Жаловался, будто ему ее не вернули. Говорил, что щедро отблагодарил бы всякого, кто нашел бы его пропажу. Я сразу припомнил твои слова насчет какой-то зажигалки. Мы могли бы заработать.
—Пфе! Вспомнил, когда это было. — И все-таки, где она?
—Я никогда не был вором, — горделиво молвил садовник, — никогда не присваивал чужого. Я немедленно отдал зажигалку первому же белому в тот вечер с просьбой вернуть тому из гостей, кто хватится, и ничего о ней больше не слышал и слышать не желаю. Это меня не касается. Мне плевать, если ее хозяин пожалел жалкого гроша, чтобы отблагодарить меня за честность, плевать.
—В том-то и дело, что ее ему не вернули.
— Ну и пусть подавятся. Какое нам дело. Плевать. Нужны тебе их паршивые подачки? Из-за этого ты меня звал?
— Думал подзаработать. Да и клиента жалко, прямо горюет до сих пор. Слушай, кто тот белый, которому ты ее отдал?
— Да был тут один, — сказал садовник, — вроде помощника у господина консула. Слим, сущий ангел
