«Ну вот и пусть сами разбираются», - подумала Кайндел и поинтересовалась у первого попавшегося на пути местного жителя о кузнеце. Обыватель оказался толков и очень понятно объяснил ей, куда и как ехать. Он также сообщил, что кузнец очень загружен работой, берет дорого, но настоящий мастер своего дела, и вообще у него много помощников. Поколебавшись, девушка показала собеседнику пистолет и полюбопытствовала - не согласится ли кузнец принять АПС в оплату работы. Крестьянин, опасливо попятившись, согласился, что по идее принять должен.
Кузнец оказался неразговорчив и всем недоволен.
- Я занят.
- У меня срочное дело.
Мастер нахмурил кустистые брови и сурово посмотрел на настырную девицу.
- Что за дело?
- Надо отковать серебряную фольгу. Неважно, насколько качественную, лишь бы удалось завернуть в нее один предмет.
- Такого не делаю.
- Мне очень надо.
Мужчина недовольно, но с нарождающимся интересом осмотрел ее. Потом покосился на двери кузни. Мастерская была оборудована в старом большом амбаре, представляющем собой затейливую комбинацию каменной кладки и бревенчатой конструкции. Внутри работали сразу шестеро полураздетых молодых парней, гудел насос, нагнетавший воздух в горн, грохотал молот. У дверей скучали еще двое, видимо, заказчики, так что резкость кузнеца была вполне понятна. Курсантка не собиралась на него обижаться.
- Что можешь предложить?
- «Глок» сойдет? - Оружие, вытащив из кобуры, сразу показала.
- С боеприпасом? - заинтересовался мастер.
- Две обоймы. Одна вставлена.
- Хм… - Кузнец задумался, краем глаза глядя на ожидающих клиентов. - Ладно. Серебро твое.
- Идет. - Кайндел без сожаления потянула с пальца обручальное кольцо.
Он действительно знал толк в ковке. Со знанием дела взвесил украшение на ладони, попросил взглянуть на артефакт, и уже через полчаса, аккуратно держа щипцами, показывал ей тонкую, словно лист бумаги, пластинку серебра. Она казалась прозрачной полосой лунного света, так была тонка, и хотя кузнец несколько раз окунул изделие в лохань с водой, еще обжигала пальцы. Кайндел опять вынула печать, примерила к пластине и, отдав с просьбой аккуратно завернуть, пошла за второй обоймой к Глоку18. В глубине души она тешила себя надеждой, что Шреддер не вспомнит о своем запасном пистолете. В любом случае мастеру за его работу больше нечего было предложить.
Кузнец отдал ей аккуратно упакованный в серебро артефакт, принял пистолет и придирчиво осмотрел его, только что не обнюхал. Ожидающие очереди клиенты попытались было выразить недовольство, да и курсантка была не в восторге от промедления, но спорить оказалось бессмысленно. «Свой глазок - смотрок», - приговаривал мастер, разбирая оружие по винтикам.
«Спокойно!» - приказала себе девушка. И действительно успокоилась. И через полчаса села в машину в прекрасном расположении духа, даже несмотря на то что день неудержимо скатывался в объятия вечера, солнце все гуще бронзовело и мир затихал в преддверии темноты.
Как оказалось, если ее не сбивал с толку электрический свет, она отлично видела в полутьме и даже в темноте. Артефакт, плотно упакованный в серебряную фольгу, она закопала в землю у поворота на учебную базу ОСН, под крошечной елочкой, вблизи до странного перекореженной березы, хорошенько приметив место. Покоя, осенившего ее по возвращении из медитации, не могло поколебать ничто. Кайндел преспокойно подкатила к гаражу, позволила дозорному осветить себя, бросила в ответ на удивленный вопрос первое, что пришло в голову: «Пригоняла машину с шоссе по просьбе куратора», и, припарковав автомобиль как попало, совершенно спокойно отправилась к домику, где обитала вместе с другими курсантами, небрежно швырнув изумленному такой наглостью парню ключи.
- Отгонишь в гараж, да?
«Если меня возьмут в оборот за эту отлучку, мне все равно терять нечего, - подумала она, забираясь в постель, под шерстяное одеяло (Лети, конечно, проснулась, когда подруга вошла в комнату, но спрашивать ни о чем не стала, просто слегка подвинула к себе рысенка, который спал вместе с ней, повернулась на другой бок и снова задремала). - А если сойдет с рук, то и на все остальное тоже не обратят внимания. А могут не заметить моей выходки? - спросила она себя со всей пристрастностью, желая добиться честного, обоснованного ответа, а не успокоительных увещеваний, и сама же себе ответила: - Могут. В стране чудес возможно все…»
У Рейра были длинные - для мужчины, конечно - черные волосы, узкие ладони и ступни и ясносерые глаза. Ни единой желтой прожилки, которые радужку сероглазых расцвечивают почти всегда. На того, кто вглядывался в глаза молодого человека, казалось, смотрело само небо Петербурга - когда светлосвинцовое, когда туманносерое, когда неприютнобелое, будто больничные простыни.
Рейр родился в городе на Неве и словно бы увез память о родном небе с собой в Москву. Оно настойчиво следило за ним из зеркала, будто звало к себе. Как следствие, молодой человек невзлюбил шумную, суетную, роскошную и тесную Москву - он хотел вернуться обратно в Петербург. Вот только не мог, потому что родители категорически возражали, а до определенного момента он во многом зависел от них. Им стоило большого труда перебраться в столицу и устроиться, обосноваться там, найти хорошую работу.
Родители Рейра удачно взяли опеку над наивной одинокой старушкой (дальней родственницей приятелей, которые жили за границей и потому не горели желанием в обмен на московское жилье ухаживать за нею) с большой двухкомнатной квартирой. Старушка оказалась сговорчива, покладиста и необременительна. Ее вполне устраивали наваристые борщи, которые готовила мать Рейра, плазменная панель, которую смотрели все вместе по вечерам, лекарства, что не переводились в домашней аптечке, и возможность почаевничать с соседками над пирогами, испеченными не ею.
Словом, жизнь в Москве обещала многое, и даже начало «магической неразберихи» супруги както пропустили мимо сознания. Они не заметили даже того, что их сын превратился в практикующего мага. Но может быть, это произошло потому, что молодой человек предпочитал проводить свободное время в институте, у друзей или в клубе, на занятиях историческим фехтованием, нежели в сумасшедшем доме взятой в ренту квартиры.
А потом во время поединка двух групп чародеев, не поделивших магазин и склад продуктов при нем, рухнули два жилых дома по соседству. Супругам повезло - они как раз отправились искать, где можно прикупить картофель, и так чтоб сразу пару мешков. Старушка же вместе со множеством других жильцов в грохоте упокоилась вместе со своей квартирой и плазменной панелью.
И мать Рейра внезапно осознала, что вокруг происходит. Ее (да и мужа тоже) обуял настоящий ужас, природный, животный ужас гонимого зверя, бьющегося в поисках выхода из ловушки. Она заметалась, но - удивительное дело - понимание того, к чему же именно следует сейчас стремиться, пришло довольно быстро. Женщине вдруг показалось, что уж гдегде, а в Питере жизнь должна быть намного спокойнее. И вообще их там ждет спасение и покой в виде трехкомнатной квартиры, до сей поры сдаваемой внаем. Едва дождались возвращения сына, погрузились на машину, к счастью, не пострадавшую при падении дома, и прямо на ночь глядя отправились в Петербург. Слава богу, хоть деньги на бензин в кармане имелись - те самые, выделенные на мешки картошки.
Рейр предпочитал никогда не спорить с родителями, просто поступал посвоему. И тогда, подремывая под сбивчивоторопливые, до трогательности настойчивые рассуждения матери о том, как именно они устроятся в Петербурге (таков был один из способов успокаивать растревоженные нервы), молодой человек уже знал, что жить станет отдельно от родителей. Тем более что в городе на Неве, где, как оказалось, уже пустовала часть квартир, это оказалось не так и сложно.
Молодой человек долго и тщательно брился, стоя перед зеркалом в ванной, потом сосредоточенно пил кофе. Он не любил торопиться. И даже сегодня, после обидного и нелепого поражения, обрушившегося на Алый Круг накануне, вел себя так, будто ничто в жизни никогда не нарушало его покой.
