опасение, что помимо концентрирующей системы мадам стремится построить телепортационную. Вот этого нам не нужно. Ты у нас в магии смыслишь, вот и отправляйся.
- Что я должен делать?
- Дестабилизировать магическую систему.
- Уу…
- Не делай мне таких страшных глаз. Это только звучит необычно, - Один улыбнулся. - Ты достаточно знаешь о магии и не лишен способностей. И не волнуйся - от тебя мы отвлечем внимание. Когда ты будешь на точке, мимо того самого места мы как раз пустим обоз с провизией и пивом. Они не устоят, попытаются отбить.
- Но почему я?
- Все просто - больше некому. А что поделаешь? Так уж сложились обстоятельства, что все приходится делать одновременно.
- За множеством зайцев погонишься…
- Сам знаю. Но у меня нет выхода. Проще всего было бы блокировать город, и тогда без припасов людям Ночи пришлось бы худо, они сами занялись бы другим делом, и мы получили бы фору. Но в городе еще остается несколько сотен тысяч жителей. Не морить же их голодом тоже. К тому же вскорости сюда должен прийти последний транспорт с оружием, надо его принять. Так или иначе… Словом, давай.
- Курсантовто взять можно?
- Бери. Дайка угадаю - собираешься брать Викторию. В смысле, эту, Кайндел.
- Обещаю не спускать с нее глаз. И потом - разве она уже не доказала, что вполне лояльна?
Один неопределенно развел руками.
- Все может быть. Она должна оставаться под контролем. И меня, знаешь ли, на самом деле не слишкомто волнует, кому она в глубине души верна. Пока деятельность девочки дает такие хорошие результаты, ее персональные пристрастия остаются ее личным делом. Однако не стоит давать поводов задуматься о дурном. Особенно теперь, когда дела у нас идут не лучшим образом.
- Ты несправедлив.
Глава ОСН окатил его проницательным взглядом.
- А тебе я посоветовал бы быть осторожнее.
- Что ты имеешь в виду?
- Только то, что эта девушка сама призналась - она не совсем человек. Так что и во взаимоотношениях она может повести себя… не совсем как человек.
- На что ты намекаешь? И потом - ты веришь в то, что она сказала о человеческих и нечеловеческих расах?
- Приходится верить. Ты знаешь, что Демон три дня назад сменил облик на волчий? Так что он у нас теперь не Демон, а Волчок, его уже переназвали.
- Как это - сменил облик?
- А вот так. Перекинулся. Стал волком. Крупным таким волчарой, причем совершенно разумным. Не спрашивай меня, как ему это удалось. Если кто и знает, то только сам Демон, а он в легком шоке и пока свои ощущения описывать отказывается. Прячется от всех, взял с меня слово, что я никому не скажу, - он примирительно улыбнулся. - И ни на что я не намекаю. Возможно, взгляды Виктории на дружбу и… и на другие типы взаимоотношений таковы, каких ты и ожидать не можешь. Просто будь осторожен - и все.
Шреддер в недоумении кивнул. Наверное, изза растерянности не стал спорить или указывать, что разговор уже выходит за пределы служебного и, тем более, уставного.
- А курсантов возьми, я не против. Это им будет практика.
- Сколько взять?
- Ну, уж не больше двадцати, - ухмыльнулся Один и тут же стал серьезнее. - Если без шуток - бери всех, кто, по твоему мнению, способен оказаться полезным. На твое усмотрение.
И, взмахнув рукой, ушел.
У Шреддера вышло двое суток на подготовку операции. Кайндел узнала о том, что ей снова придется принять участие в чемто опасном лишь поздно вечером, когда больше всего на свете ей хотелось спать. Уже примеривалась улечься в постель - отбой должен был прозвучать через несколько десятков минут - но не успела даже раздеться. К ней заглянул боевик и сухо озвучил приказ явиться на первый наземный этаж, к машинам.
Девушка не удержалась и зевнула до хруста челюстей. Лети, которой передали такой же приказ, с участием посмотрела на нее, но сама недовольства не выразила. Она вообще никогда не выглядела недовольной - казалось, все на свете, что только может ожидать ее, все, что придумают для курсантов суровые наставники, этой пушистой девочке по плечу. Она давно уже поняла, что здесь с нею никто не станет обращаться, как с рабыней. Однако ожидание чегото худшего, превращавшее для нее каждый день в череду радостей, делало ее удивительно терпеливой.
Едва добравшись до машины - большого бронированного «автобуса» (Кайндел до сих пор не знала, как они называются на самом деле), - обе девушки свернулись на креслах клубочками и уснули. Лети это удалось легче, ее гибкость нередко удивляла даже тех, кто знал, чего от нее ждать. Ее подруга всетаки отставала от нее в этой части и, конечно, предпочитала спать лежа, как любой нормальный человек, но сейчас настолько устала, что, казалось, уснула бы даже стоя. Что уж говорить об удобном кресле, где можно было откинуться на спинку?
Да и не она одна - почти все курсанты после изнурительного учебного дня, сев на места, примерились покемарить.
- Спитеспите, - махнул им Шреддер, устраиваясь рядом с шофером.
Через некоторое время глухой рокот двигателя перебивал только многоголосый храп.
- Илья! - не выдержав, сквозь сон пробормотала Кайндел. - Повернись на бок.
- Это как? - не просыпаясь, поинтересовался тот.
- Как хочешь. Можешь повернуться вниз ушами, только чтоб храпеть перестал.
- И убери с меня ноги, - добавил Роман, которого все звали Магом. Он тоже говорил, не просыпаясь.
- Все претензии, претензии, - пробормотал Илья, чуть шевельнулся на сиденье, переложил голову с одного края подголовника на другой, и храп его тут же стал более тонким, более корректным.
Словом, все, кто хотел уснуть, - уснули.
Бодрствовали только двое - шофер, гнавший автомобиль по обледеневшей проселочной дороге, и сам Эйв. Он задумчиво смотрел в обсидиановочерное лобовое стекло машины и думал о том, что самое худшее, кажется, вотвот готово произойти. Он так надеялся, что Ночь всетаки мертва, и действительно, целый месяц о ней не было ни слышно, ни видно, однако потом… Потом в Алом Круге все пошло попрежнему, и как и раньше во главе его стояла женщина. И Шреддер понимал, что, собственно, уже неважно, как зовут женщину, направляющую действия Круга - Ночь или Шенна О’Фейд.
Какая разница, если обе действуют одинаково?
За лобовым стеклом в свете фар бежал навстречу ночной мир, казавшийся прежде таким обыкновенным и неинтересным, а теперь наполнившийся таким обилием тайн и недосказанностей, что жить становилось все страшнее. Правда, Эйву и его сверстникам было намного легче, чем жителям той же Западной Европы или Америки. Тамошние граждане привыкли к стабильности, уверенности в завтрашнем дне и мощи закона, который защищал их, и анархия, их страны, конечно, тоже не пощадившая, ударила по ним, изнеженным, намного больнее.
Шреддер, как и большая часть нынешних оэсэновцев, рос в сложный для своей страны (а в особенности для людей, приговоренных к этой стране) период, в годы нестабильности и беззакония. Выживать удавалось не потому, что этому способствовали государственные системы, а благодаря чистому везению, да еще изворотливости. Он помнил, как мама беспробудно вкалывала на огороде своих родителей, и потом вся их семья всю зиму питалась тем, что она вырастила. Оставалось лишь дивиться, сколько всего может дать клочок земли в шесть соток.
