знаешь. Нам лучше уйти. Так что собирайся.
— Но почему ночью? — решилась она возразить. — И почему ты говоришь, что мы пойдем пешком?
— Из города нельзя выехать, — устало объяснил он. — Что-то не пускает, какая-то чертовщина. Вот я и хочу попробовать уйти через лес. И лучше не тянуть, а сделать это сейчас. Пока не стало поздно.
Она открыла рот, но промолчала. Было в его голосе что-то такое, что отбило у нее дальнейшее желание спорить. Она стала суетливо собираться.
Заметив, что она берет слишком много вещей, Михайлович вмешался:
— Не бери ты это барахло. Как ты собираешься это тащить столько километров? Нам бы самим дойти.
— Сергей, ведь это…
— Прекрати. Если тебе это так жалко, я тебя успокою — мы еще вернемся сюда. В крайнем случае, пошлем кого-нибудь. Давай быстрее, я тебе еще пять минут даю, не больше.
До последнего момента он не сомневался, что все получится, и они с супругой выйдут через лес на трассу. Он не думал, каким образом они доберутся до Города среди ночи — сейчас это вообще не представляло собой проблему.
Главное — подальше от поселка, где творится черт знает что.
Они шли через лес, постоянно спотыкаясь. Евгеньевна причитала, несколько раз неуверенно спрашивала, не лучше ли все-таки вернуться и хотя бы подождать до утра? Михайлович даже рявкнул на нее.
Потом это случилось. Не так, как на выезде из города. Не так резко.
Он почувствовал тоску, и это чувство плавно затопило его сознание. Он прошел еще пару сотен шагов прежде, чем тоска стала нестерпимой, обжигающей, и… уступила место страху. Лишь в этот момент Михайлович осознал, что супруга отстала и уже не первую минуту всхлипывает, пытаясь выговорить его имя.
Не в силах продвигаться вперед, словно дул сильнейший ветер, Михайлович остановился. Его знобило, ноги ослабли, и он обхватил ствол ближайшего дерева.
Перед глазами поплыли картинки, и Михайлович увидел себя в молодости. Да, это было что-то из прежней жизни, и от этого несло таким ужасом и стыдом, что Михайловича передернуло. Казалось, кто-то заснял его скрытой камерой, заснял те моменты, когда человек меньше всего хочет, чтобы его кто-то видел. После чего пустил запись по самому рейтинговому каналу. Чтобы видели все.
Михайлович оглянулся.
Возможно, супруга испытывала что-то подобное. На свой лад. Она прислонилась к тонкой сосенке, сжалась, словно замерзала. Потом застонала, опустилась на землю и поползла прочь.
— Зина! Ты куда?
Она не обернулась на его крик. Только поползла еще быстрее.
Стыд, замешанный на страхе, толкнул его следом за ней. Домой! Спрятаться в доме и не выходить! Какой же он идиот, что решился уйти из дома! Из поселка нельзя уйти, идешь ли пешком или уезжаешь на машине. Ну, и ладно, главное — дома он в безопасности. Только бы вернуться!
Михайлович побежал. Он уже не видел супругу, но рассчитывал вот-вот нагнать ее.
Неожиданно он споткнулся и полетел на землю. Небольшой рюкзак, висевший через плечо, при падении болезненно ткнул его в бок. Там лежали смена белья, мыльно-рыльные принадлежности, деньги, паспорт и… бутылка водки. Уходя, Михайлович прихватил с собой водку. Он рассчитывал, выпутавшись из всего этого, снять стресс. Где-нибудь в Городе или, в крайнем случае, прямо на трассе.
Сейчас он криво усмехнулся и пробормотал:
— Меня не проведешь.
Водка оказалась кстати. Михайлович суетливо нащупал бутылку сквозь ткань, раскрыл рюкзак, вытащил водку. Не церемонясь, зубами сорвал крышку.
Никуда он не пойдет! Сейчас он примет на грудь и снова попытается выйти к трассе. Мелькнула мысль о супруге, но Михайлович лишь слабо покачал головой. Что поделаешь? Он ее уже не догонит, а пропадать из-за нее в поселке нет смысла.
Он приложил горлышко к губам, запрокинул голову.
Его лицо исказилось: в горло, казалось, потек расплавленный свинец, как во время средневековой казни фальшивомонетчика, но Михайлович продолжал глотать водку, пока неприятные ощущения не иссякли. На пустой желудок он опьянел, даже не допив бутылку. Ушел страх, стыд, зато появилась бравада и уверенность в собственных силах.
Пошатываясь, Михайлович встал. Он улыбался, что-то говоря несуществующим слушателям и убежавшей супруге. Кое-как держа равновесие, он двинулся вперед. Медленно, но неуклонно он шел по направления к трассе. По пути допил бутылку и, усмехаясь, разбил ее о дерево.
Через сотню шагов он остановился. В груди образовался тугой комок, мешавший вдохнуть. Михайлович прислонился к дереву, схватился за левую сторону груди.
Его сердце остановилось прежде, чем тело оказалось на земле.
11
Илья вернулся в дом, закрыл за собой дверь.
Оля сидела на полу, негромко всхлипывая. Данила полулежал, обнимая мать и уткнувшись ей в живот.
Илья, растерянный, подавленный, стоял и смотрел на них, не зная, что делать. В этот момент он вспомнил слова жены «она смотрит мне в живот». Вернее не вспомнил, а осознал смысл. Если, конечно, Оля сама понимала, что кричит. В чем Илья сомневался.
Он присел рядом с ними, погладил сына по голове, вытер ладонью слезы жене.
— Успокойся — она ушла. Все нормально.
Оля что-то слабо прошептала, Илье показалось, что она сказала «я знаю». Он подумал, не позвонить ли сержанту, но не решился. Что он скажет милиции, если ее вызвать? Что возле дома ходит какая-то женщина? И что она напугала его жену и сына?
В данный момент это ничего не изменит к лучшему. Оле сейчас меньше всего нужны посторонние люди, которые будут задавать множество вопросов.
Он что-нибудь сделает, но только утром. Сейчас необходимо пережить эту ночь. Он надеялся, что старуха в плаще больше не появится. Если даже и так, он проследит, чтобы Оля не выглядывала в окна. Лично его эта побирушка больше не напугает.
— Надо положить его на кровать, — тихо сказал Илья, поднимая на руки сына. — Положим его с собой.
Оля, казалось, не желавшая даже шевелиться, не то, что встать с пола, тут же поднялась, стоило Илье забрать у нее сына. Она поспешила следом за мужем, легла на их кровати, обняла мальчика. Илья присел рядом и ждал, пока по дыханию Данилы не стало ясно, что он задремал.
Вставая, Илья прошептал:
— Я обойду дом, милая. Побудь без меня всего пару минут.
Она ничего не ответила, только смотрела в одну точку и гладила сына по голове. Илья поколебался, но вышел из спальни. Проверил парадную дверь, снова прошел на кухню и осмотрел заднюю дверь.
Он не думал, что старуха в плаще попытается проникнуть в дом, кажется, это не входило в ее планы. Впрочем, откуда у него уверенность в этом? И кто она такая, эта старуха? Какие цели преследует, если, конечно, у нее вообще была причина заходить в чей-то двор?
«Она смотрит мне в живот!».
«Я ей ничего не дам!».
«Пусть убирается!».
Все это кричала его жена. Безусловно, Оля испугалась, у нее случилась истерика, но… Но что Илью
