Над городом стояло зарево — все еще горел музей. Вокруг стлался едкий, смрадный дым. Низко, над самыми крышами домов и кронами деревьев, кружили напуганные галки. В отблесках пожара они казались призрачными тенями.
Увидев рядом с сыном Бориса, мать всплеснула руками:
— А ты чего стоишь? Скорее беги домой! Там же беспокоятся, не знают, где ты, что с тобой.
— Нечего им беспокоиться. Ничего со мной не случится! — нарочито спокойно ответил Борис.
А на самом деле он давно уже волновался. Знал: дома наверняка все переполошились из-за того, что он до сих пор не вернулся.
— Ой, какие ж вы!.. Беги, сейчас же беги! — сурово приказала мать.
Борис послушался. Садами, огородами помчался домой.
Мать отвела сына в сторону и сказала:
— Тебе тоже надо бежать.
— Куда?
— В больницу.
— Зачем, мама?
— Сегодня утром медсанбат вернулся, а сейчас снова выехал. Всех раненых, которых можно было вывезти, взяли с собой. Тяжело раненных собирались перенести в нашу больницу и не успели — оставили в подвале института. Начальник написал прошение в нашу больницу, чтоб их забрали. Возьми его, отнеси главному врачу, — протянула Анатолию конверт. — Отдашь конверт и скажешь, пусть пришлет санитаров. А я пойду в институт к раненым. Бедняги, что с ними теперь будет? Тех еще, может, и удастся вывезти из окружения, а этих…
— Из какого окружения?
— Немцы окружили, сынок, наших со всех сторон. Перерезали дорогу на Полтаву и уже Лохвицу взяли.
— Разве и в Лохвице десант?
— Да не десант. Танки прорвались. Из Кременчуга и Чернигова. Теперь соединяются.
— Вы же говорили, что наши отбили наступление…
— Отбили, да недалеко. Возле моста немцы стоят. Ждут, наверное, рассвета, чтобы снова ринуться. Ну, беги, сынок, беги! Только будь осторожен: если начнут стрелять, сразу ложись в канаву…
Вольф не врал ребятам: он и в самом деле вчера долго не мог уснуть и думал именно о них. Однако говорил он не то, что думал.
Вот и сегодня с самого утра размышляет как раз над их делом, отложив в сторону все другие служебные заботы. Внимательно перечитал и те материалы, которые собрали о них там, в железнодорожном отделении полиции, и те, которые ему удалось самому раздобыть. Забыл даже пойти пообедать, забыл накормить и вывести на прогулку собак, а они, глупые, не напомнили о себе, лежали неподвижно у стола на ковриках — вот что значит ученые!
А тут к вечеру, когда сам наконец поел, и овчарок накормил, и погулял с ними, почему-то одолели раздумья и воспоминания.
Вольф… Наверное, не зря дали когда-то, еще в незапамятные времена, эту фамилию его предкам. Видно, сильный, воинственный и грозный для соседей-врагов был тот человек. Вольф… Из далекой седой старины нес это имя-эхо их великий род. Фамильное древо Вольфов произросло и углубилось корнями в Германии, а ветви свои раскинуло не на одну страну. Рассказывают, что их род, род Вольфов, издавна был непоседливым и отчаянным; его многочисленные представители, не задумываясь, отправлялись в чужие страны, как воины и как культуртрегеры[6] чтобы добыть себе там поместье и утвердиться в нем на веки вечные. Где их, Вольфов, только нет! Чехия, Румыния, Венгрия, Болгария, Югославия, Албания… И везде они прижились, разбогатели, завладели большими имениями. И только тем, которые еще при царях поселились здесь, в России и на Украине, очень не везло в последнее время…
Какой-то там его прапрадед прибыл в Россию по приглашению Екатерины II, чтоб показать славянам, как надо вести хозяйство на земле, которой и цены нет.
О! То были славные времена. Подумать только: царица выделяла каждой немецкой семье пятьдесят гектаров самой плодородной земли, освобождала от податей и давала кредит для приобретения хозяйственного инвентаря и племенного скота. Мир еще не слышал и не видел таких льгот! Вот что значит принадлежать к нации культурной и почтенной! За одно лишь твое согласие поехать в варварскую страну, чтоб продемонстрировать неучам-аборигенам достижения мировой культуры, тебе платили немалые деньги, щедро наделяли землей, освобождали от податей и давали право эксплуатировать почти даровую и неиссякаемую рабочую силу…
Семья его прапрадеда обосновалась на землях Таврии. Она достаточно быстро разрослась; потом одни из ее потомков переселились на Полтавщину, другие — даже в Поволжье. Отец Пауля — это уже чуть ли не пятое колено Вольфов-колонистов. Он принадлежал к дальновидным хозяевам: добывал золото здесь, на Лубенщине, из плодородной почвы и кожевни, но не хранил его в местных банках, а переправлял в Швейцарию. Вот почему, когда на Украине вспыхнула революция, отец с матерью, двумя сыновьями и дочерью без особого сожаления отправились в Германию. На Лубенщине оставил он старшего сына Пауля, только что закончившего юридический факультет Киевского университета. У Пауля сложилось не так, как у его предков: революция конфисковала земли, кожевню, имения, беднота разобрала по дворам коров, овец. Пауль проклял революцию и убрался с насиженных мест. Но ненадолго. Вскоре он появился вместе с кайзеровскими солдатами. Жестоко и беспощадно мстил он обидчикам, вернул свое имение, кожевню, заставил крестьян возвратить скотину. Но все напрасно. Пришлось снова убегать с Лубенщины, да и вообще с Украины, и на этот раз уже надолго — больше чем на два десятка лет. Во время бегства схватили его партизаны, и он едва не простился с жизнью. Посчастливилось спастись, только правого глаза лишился.
Сначала они и в Германии не могли как следует устроиться: послевоенная разруха, экономические кризисы, рабочие забастовки… Но потом, когда к власти пришел Гитлер, дела у Вольфов заметно поправились. Почти за бесценок приобрели они у богатого еврея, который уезжал в Америку, большой кожевенный завод. Отец управлял производством, Пауль стал незаменимым помощником. Это он предложил отцу выпускать продукцию для военных нужд. Теперь Вольфы имеют от этого большую прибыль и заслужили благосклонное отношение правительства. Еще бы: каждый второй солдат вермахта носит кожаный пояс, а каждый третий — подметки их фирмы!
Когда началась война с большевистской Россией и доблестные воины фюрера захватили Полтавщину, Пауль добровольно согласился поехать на Лубенщину. Кроме патриотического чувства долга перед родиной и фюрером, у него были еще и личные интересы и намерения. Тешил себя Вольф надеждой теперь уже навсегда вернуть свои земли, имение, кожевню, а заодно, может, еще что-нибудь приобрести — надо ж как-то компенсировать убытки, которые они понесли в течение двадцати лет!.. Его желание охотно удовлетворили: послали следователем Лубенского окружного управления полиции безопасности и СД.
Возвратить свое бывшее хозяйство Вольфу не удалось — от имения и кожевни уже не осталось и следа, — землю забрать тоже, не разрешили, сказали подождать, еще, мол, время не пришло, надо сначала окончательно разбить большевиков. Несколько разочарованный неудачей, Вольф полностью отдался службе в полиции. Работы было много. Отовсюду приводят подозреваемых, скрытых врагов нового порядка. Надо не только разоблачить подозрительного, но и размотать весь клубок, добраться до самой основы и вырвать крамолу с корнем. Ох и не легко добиться этого! На все твои вопросы, хитроумные и коварные, ответ один: молчание и испепеляющий взгляд из-под насупленных бровей. Даже безжалостная жестокая кара, нечеловеческая боль и кровь, хруст костей и вырванные ногти — ничто не помогает. Смертный приговор? Да, смертный приговор выносится часто и легко. Вольф вынужден так поступать. То или иное преступление, совершенное кем-то неизвестным, сваливал на первого попавшегося арестованного, и… концы в воду — преступник раскрыт и наказан по заслугам.
Пауль думал, что имеет все основания надеяться на благодарность от начальства. Но начальство почему-то молчало… А совсем недавно ему было сказано, что он, Пауль Вольф, не оправдывает надежд, что
