Что касается Джона, то он взял себе в жены деревенскую девушку и обосновался в Линдхерсте, где благодаря своим пяти тысячам крон стал на много миль в окружности самым богатым землевладельцем недворянского происхождения. В течение долгих лет он каждый вечер пил эль в «Пестром кобчике», эта гостиница принадлежала теперь его приятелю Эйлварду, женившемуся на славной вдовушке, которой в былые времена он доверил свою добычу. Все силачи и лучшие стрелки округи собирались здесь, чтоб помериться силой с Джоном или же меткостью в стрельбе с Эйлвардом, и хотя победитель получал в виде приза серебряный шиллинг, не было слухов, чтобы кто-нибудь на этом деле разбогател. Так они и жили, эти простые, грубые, однако честные и справедливые люди — по-своему веселой, здоровой жизнью. Возблагодарим же господа бога, если мы уже освободились от присущих им пороков. И попросим бога, чтоб он даровал нам их добродетели. Может быть, небо вновь потемнеет и затянется тучами, и опять настанет день, когда Англии понадобятся ее сыны, будь то на суше или на море. Неужели они не откликнутся на ее зов?
Рассказы
Сквозь пелену
(
Он был громадный шотландец, — буйная копна волос, все лицо в веснушках, — прямой потомок Лиддсдейлского клана воров и конокрадов. Несмотря на такую родословную, он был гражданином в высшей степени основательным и здравомыслящим — городским советником в Мелроузе, церковным старостой и председателем местного отделения Христианской ассоциации молодых людей. Браун была его фамилия, и вы могли видеть ее на вывеске «Браун и Хэндлсайд» над большим бакалейным магазином посреди Хай- стрит. Его жена Мэгги Браун, в девичестве Армстронг, вышла из старой фермерской семьи с Тевиотхедских пустошей. Она была маленькая, смуглая и темноглазая, с необычной для шотландской женщины нервною натурой. Нельзя представить себе контраста более резкого, чем этот рослый рыжеватый мужчина рядом со смуглой маленькой женщиной, а между тем оба уходили корнями в прошлое этой земли так далеко, насколько хватало человеческой памяти.
Однажды (это была первая годовщина их свадьбы) они отправились поглядеть на раскопки римской крепости в Ньюстеде. Место оказалось не слишком живописным. От северного берега Твида, как раз оттуда, где река делает петлю, покато спускается поле. Через него-то и прошли траншеи археологов, обнажив местами старинную каменную кладку — основания древних стен. Раскопки были обширные, потому что лагерь занимал пятьдесят акров, а сама крепость — пятнадцать. Но мистер Браун был знаком с фермером — хозяином поля, и это облегчило всю их экскурсию. Они провели долгий летний вечер, бродя следом за своим проводником от траншеи к траншее, от шурфа к шурфу, разглядывали укрепления, дивились странному разнообразию предметов, которые ждали отправки в Эдинбургский музей древностей. В этот самый день нашли женскую поясную пряжку, и фермер увлекся рассказом о новой находке, как вдруг его взгляд остановился на лице миссис Браун.
— Ваша женушка притомилась, — сказал он. — Может, передохнете малость, а после еще походим.
Браун посмотрел на жену. Она и в самом деле была очень бледна, а ее темные глаза сверкали ярко и возбужденно.
— Что такое, Мэгги? Я тебя замучил! Пора возвращаться.
— Нет, нет, Джон, пожалуйста, пойдем дальше! Здесь замечательно! Как будто в стране снов: все кажется таким близким и знакомым. Долго римляне пробыли на этом месте, мистер Каннингхэм?
— Изрядно, сударыня. Надо бы вам поглядеть на помойные ямы возле кухни, вы бы поняли, сколько понадобилось времени, чтобы набить их доверху.
— А отчего они ушли?
— Как сказать, сударыня, оттого, по-видимости, что пришлось уйти. Окрестным людям стало невмоготу, тогда они поднялись, да и запалили всю крепость кругом. Вон они — следы огня на камнях, сами видите.
Быстрая, короткая дрожь пробежала по плечам женщины.
— Дикая ночь… Страшная, — сказала она. — Небо было красное в ту ночь… и эти серые камни тоже, верно, покраснели.
— Да, наверно, и они были красные, — откликнулся муж. — Странное дело, Мэгги, и, может быть, тому причиной твои слова, но я как будто сейчас вижу все, что здесь творилось. Зарево играло на воде…
— Да, зарево играло на воде! И дым перехватывал дыхание. И дикари истошно вопили.
Старый фермер засмеялся.
— Госпожа будет писать рассказ про старую крепость, — промолвил он. Я многих здесь водил, показывал, но ни разу еще не слыхивал, чтобы так говорили — как все равно по писаному читали. У некоторых прямо дар от бога.
Они медленно шагали по краю рва; справа вдруг открылась яма.
— Эта яма была глубиной четырнадцать футов, — объявил фермер. — И знаете, что мы вытащили со дна? Скелет, вот что! Скелет мужчины с копьем. Я думаю, он так и помер, вцепившись в свое копье. Но как мужчина с копьем попал в дыру четырнадцати футов глубиной? Это не могила — мертвых они сжигали. Как вы растолкуете, сударыня?
— Он спасался от дикарей и сам спрыгнул вниз, — сказала женщина.
— Что ж, похоже на правду, и даже очень. Профессорам из Эдинбурга, и тем лучше не объяснить. Хорошо б вы всегда были под рукой, чтобы так же легко отвечать на разные другие хитрые вопросы. А вот алтарь, который мы нашли на прошлой неделе. А на нем надпись. Мне сказывали, она по-латыни, и будто значение у ней такое, что, дескать, люди из этой крепости благодарят бога, который за них заступается.
Они рассматривали древний, ноздреватый камень. На верхней грани виднелись большие, глубоко врезанные буквы.
— Что это значит? — спросил Браун.
— А кто ж его знает? — откликнулся их гид.
— Валериа Виктрикс[101], - сказала женщина тихо.
Ее лицо стало еще бледнее, глаза смотрели и не видели — так смотрят, вглядываясь в туманные пролеты под сводами столетий.
— Что это? — отрывисто спросил муж.
Она вздрогнула, словно пробуждаясь ото сна:
— О чем мы говорили?
— Об этих буквах на камне.
— Без сомнения, это имя легиона, который поставил алтарь.
— Но ты
— Да что ты? Какая ерунда! Откуда мне знать, как он назывался?
— Ты сказала что-то вроде «Виктрикс» — так, по-моему.
