— А неплохо бы чего-нибудь сообразить этакое веселое, вроде цирка! Как, сычи? Возьмем тару и айда, почешем.
Все переглянулись.
— Да-а, — неуверенно протянул Генка, — а от мастера не попадет?
— Обед! Какое его дело?
— Верно, — загорелся Генка. Он уже видел себя знаменитым наездником. — Музыканты, живо! Наташа — за судью. Она не сможет — девочка.
Наташа показала ему язык.
— Видал?
Выбрали ровное место, где не мешали железные листы. Выкатили четыре бочки и вскочили на них. Бочки, как живые, вывертывались из-под ног. Но неудачи никого не огорчали. Подростки с еще большей горячностью принимались за дело. Генка свалился и ушиб локоть. В другое время он немедленно поднял бы шум, но теперь даже не пожаловался.
— Я обуздаю непокорного скакуна, — распалясь, кричал он, — мы не таких «мустангов» объезжали в прерии!
— Нос не разбей, — отвечала раскрасневшаяся Наташа, — тоже, ковбой.
Ей казалось, вот-вот она овладеет катанием на бочке. Нужно лишь получше приноровиться. Девочка бесстрашно прыгала на гремящего «коня», но тот оказывался с «норовом», и она летела на землю.
Колька и Каланча действовали без слов. Они ничего не говорили, но объявили друг другу соревнование. Глаза их блестели от волнения.
За ними уже давно наблюдал в окно конторки мастер. Вначале он хотел прекратить игру, даже снял с гвоздя замасленную кожаную кепку, но передумал и улыбнулся: «Пускай, может, снова натворят что- нибудь, тогда…»
В спортивной суматохе стали вырисовываться более ловкие. Колька предложил:
— Давайте по очереди выступать.
Согласились.
Всех удивил Генка. Он первым выкатил на своем «мустанге», балансируя широко расставленными руками, часто-часто перебирая тонкими ногами.
— Джигитовка, — восторженно кричал он. — Учитесь у старших, — и, забыв осторожность, шлепнулся под общий смех на землю.
Наташа, в свою очередь, вскочила на «рысака», прокатилась по пролету.
— Ну, как? — гордо спросила она у растиравшего бок Генки.
— Ничего особенного, — ответил тот.
Больше всех горел нетерпением, ожидая своей очереди, Каланча. И она наступила. Боком подкрался Вася к железной бочке, будто к горячему скакуну, и вскочил на нее. Увертливый и смелый, он вызывал одобрение у своих друзей. До чего уж Генка был убежден в своем превосходстве, и тот нехотя процедил:
— Ничего… Да-а-а, ничего…
А Каланча рывком головы откидывал со лба свой огненный чуб и хрипло, словно дразня, напевал песенку Минора:
Он безбожно фальшивил. Генка болезненно морщился, а Каланча от души хохотал.
На середину площадки выехал, наконец, и Колька. Он решил показать новое. Разогнав бочку, на ходу соскочил с нее, опять вспрыгнул. Такого класса высшей «верховой езды» никто еще демонстрировал.
Каланча не захотел примириться с первенством Кольки.
— Дуем по цеху! Кто дальше! — размахивал он руками.
Мысль прокатиться по центральному пролету несколько озадачила, но не надолго. Подростки были уже в том состоянии, когда все кажется легко осуществимым.
Все стали у своих «рысаков». По Колькиному сигналу:
— Аллюр три креста! — грохоча ринулись вперед.
— А ну, давай в сторону! — кричал встречным Каланча.
— С дороги! Берегись! — вторили другие.
— Вперед, джигиты! — визжал Генка и задел вышедшего из-за угла человека.
Трудно описать состояние друзей, когда они узнали начальника цеха.
У Генки зашевелились волосы на голове.
— Про-про-стите, — лепетал Минор.
Из конторки выскочил ликующий мастер: попались! Грачев схватил Генку за руку.
— Что, допрыгались, пакостники?
Каланча, Колька и Наташа поспешили к Минору, готовые разделить его участь.
Начальник цеха сказал что-то мастеру и ушел.
— Отпустите меня… — просил Генка.
— Отпущу, отпущу! — многозначительно бросил мастер и, оттолкнув Генку, побежал нагонять начальника цеха.
Глава 17. Не сдадимся!
Ребята вышли из заводских ворот не как всегда — веселой, шумной стайкой. Не было ни громких шуток, ни беззаботной болтовни. Никто не торопился, как обычно, к трамваю. Медленно, вместе с потоком рабочих вышли ребята из проходной и, не договариваясь, тихонько пошли домой.
В том, что случилось что-то очень серьезное, никто не сомневался. Мальчишки были убеждены: теперь их наверняка выгонят из цеха. Наташа не соглашалась. Генка ругал мастера. Каланча задумчиво почесывал затылок и время от времени поплевывал.
Кольку страшили последствия этой истории. Что скажут Глеб Дмитриевич, Мария Ивановна и Ольга Александровна?
А мальчишки? Если узнают, что Кольку и его друзей вытурили с завода, мальчишки всего города будут смеяться над ними. В ушах у Кольки уже звучали ехидные вопросы:
— Наработались? Без году неделю — и вылетели?
Впрочем, черт с ними, с мальчишками. Главное, не суждено им, как видно, принять участие в ремонте кораблей.
Шел пятый час. День стоял знойный, безветренный. Ребята, не замечая духоты, шагали посредине улицы, стиснутой одноэтажными домиками, и каждый думал о своем.
Генка не мог долго огорчаться. Он догнал Кольку, подбрасывая камушек в руке.
— Не падай духом. Я тебе вот что скажу: если повезет и останемся, то мы еще ого-го как покажем себя!
— Убей меня бог, — заговорил вдруг Каланча, — идем как похоронная процессия. Ну что это такое?.. Послушай, Колька, плюнь ты на хрыча…
— Выгонит он нас.
— Ну и пущай. Просто он гад и контра. Его бы проучить. Ежели бы мы не старались, а то из кожи лезли вон. А что толку?
— Подожди, Вася. Дай обдумать.
— А чего голову ломать? Думай, не думай, знаю одно: больше я, сычи, не ходок на завод.
— Этого ты не сделаешь, — обернулся к нему Коля. — Это значит — сбежать!
