нетъ ни единаго слова, дающаго право на такое наименоваше. Онъ боролся, какъ и его брать, за сохранеше чертъ русской самобытности. Ему, подобно К. Н. Леонтьеву, дороги византшсюе наши корни, на которыхъ основано Православiе. Въ той же статье имъ сказано: «Учешя Св. Отцевъ Православной Церкви перешли въ Росаю, можно сказать, вместе съ первымъ благовестомъ христтанскаго колокола, подъ ихъ руководствомъ сложился и воспитался коренной русскш умъ, лежагщй въ основе русскаго быта» (О харак. проев. Европы. Полн. Собр. Соч. т. II, стр. 259. Москва 1861 г). А въ более ранней статье («Ответь Хомякову», 1838), онъ пишетъ: «Эти отшельники, изъ роскошной жизни уходивгше въ леса, въ недоступныхъ ущел!яхъ, изучивипе писашя глубочайшихъ мудрецовъ христаанской Грещи, и выходивгше оттуда учить народъ, ихъ понимавшш». Это созвучно словамъ К. Н. Леонтьева: «Византшскш духъ, византтйсия начала и вл!яшя, какъ сложная ткань нервной системы, проникаетъ насквозь великорусскш общественный организмъ. Имъ обязана Русь своимъ прошлымъ»… (Византизмъ и славянство). Неудивительно, что западники считали Киреевскаго славянофиломъ по недоразумешю. «Я отъ всей души уважаю Киреевскаго», пишетъ Грановскш, «несмотря на совершенную противоположность нашихъ убъжденш. Въ нихъ такъ много святости, прямоты, в?ры, какъ я не вид?лъ ни въ комъ». Герценъ съ грустью выразился по поводу Кир?евскаго: «Между нами были церковныя сгЬны»… Братья Кир?евоае не примыкали всец?ло ни къ одному изъ сугцествовавшихъ тогда идеологическихъ теченш. Объ этомъ свид?тельствуетъ тотъ же Герценъ: «Совершенной близости у него (И. В. К.) не было ни съ его друзьями, ни съ нами. Возл? него стоятъ его братъ и другъ Петръ. Грустно, какъ будто слеза еще не обсохла, будто вчера пос?тило несчастте, появлялись оба брата на бес?ды и сходки». Печаль эта понятна: ни тогда, ни посл? Кир?евскаго не были должнымъ образомъ понятны и оц?нены. Они до сихъ поръ ждутъ своего безпристрастнаго изсл?дователя… Оба они желали обновлешя нащональной жизни. «Что такое нащональная жизнь?» спрашиваетъ Петръ Кир?евскш — «она, какъ и все живое, неуловима ни въ каюя формулы. Предаше нужно».
Это предаше понималось ими, какъ закр?плеше подлинной русской культуры и преображеше ея духомъ Православiя.
Въ 1856 г. въ славянофильскомъ сборник? «Русская Бес?да» вышла въ св?тъ посл?дняя статья Кир?евскаго: «О возможности и необходимости новыхъ началъ для философш». Это и была та статья, которая положила начало независимой мысли въ русской философш.
Поэтъ Хомяковъ посвятилъ И. В. К. еще въ 1848 г. сл?дуюгще стихи:
'Ты сказалъ намъ:
'За волною Вашихъ мысленныхъ морей
Естъ земля — надъ той землею
Блещетъ дивной красотою
Новой мысли эмпирей.
Распустижъ твой парусь бгьлый
Лебединое крыло,
Гдгь тебгь, нашъ путникъ смгьлый,
Солнце новое взошло.
И съ богатствомъ многоцгьннымъ
Возвратися снова къ намъ,
Дай покой душамъ смятеннымъ.
Кргьпостъ волямъ утомленнымъ
Пищу алчущимъ сердцамъ '.
Черезъ несколько месяцеве после выхода въ светъ этой статьи последовала неожиданная кончина (11–го iione 1856 г.) ея автора. Иванъ Васильевичъ умеръ отъ холеры въ Петербурге, куда онъ поехалъ навестить своего сына, окончившаго лицей. Смерть его сильно потрясла всехъ его близко знавшихъ. Петръ Васильевичъ умеръ въ томъ же году.
Французскш писатель Грасье, бюграфъ Хомякова, заканчиваете свою книгу такими словами: «Онъ, также, какъ Иванъ Киреевскш, скончался внезапно отъ холеры, также, какъ и онъ оставилъ неоконченнымъ трудъ имъ унаследованный, и эта двойная судьба, прерванная темъ же случаемъ, въ преследовали той же цели, — должна была бы показать, что истинное величiе человека состоитъ скорее въ искаши, чемъ въ нахожденш, более въ попыткахъ, чемъ въ завершенш, более въ начинанш, чемъ въ окончанш. Забота о дальнейшемъ — дело самаго Хозяина. И это должно служить утешешемъ доброму труженику, который отходить, чтобы заснуть въ мире» (A. Gratieux. A. S. Khomiakov et le movement Slavophile des Hommes. Paris, 1939, p. 194).
Тело Ивана Васильевича Киреевскаго было погребено въ Оптиной Пустыни въ скиту у ногъ могилы старца Льва. Узнавъ объ этомъ, митрополитъ Филаретъ оцЬнилъ ту великую честь, какая была оказана Оптиной Пустынью ея преданному сыну.
На могильномъ памятнике И. В. К. выгравировано: «Узрятъ кончину премудраго и не разумеютъ, что усовети о немъ Господь. Премудрость возлюбихъ и поискахъ отъ юности моея. Познавъ же яко не инако одержу, агце не Господь даетъ, пршдохъ ко Господу» (Прем. 8. 2, 21).
Антрополопя и гносеолопя философiи Кир?евскаго
(Это учете должно быть разематриваемо въ связи съ аскетикой, какъ имеющее непосредственное отношеше къ ней, связывающее ее съ философiей и утверждающее вековечное значеше аскетическаго подвига).
Въ своемъ учеши о душе Киреевскш указываете на ея iерархическш строй. Въ основу учешя онъ кладете «исконный хриспанскш антропологическш дуализме» (Прот. В. Зеньковскш, томе I, стр. 222 , различеше «внешняго» и «внутренняго» человека. Оне различаете, выражаясь современными психологическими терминами, «эмпирическую сферу души» се ея многочисленными функщями отъ ея глубинной сферы, лежащей ниже порога сознашя, центральное средоточiе которой можно назвать «глубиннымъ Я». Это те силы духа, которыя отодвинуты внутрь человека (за порогъ сознашя), грехомъ, и благодаря чему, нарушена та исконная цельность, въ которой таится корень индивидуальности и ея своеобразiе.
Эти силы, этотъ внутреншй челов?къ, закрыть от сознашя властью гр?ха. Преодол?шемъ гр?ха и «собирашемъ» силъ души надо стремится связать эмпирическую сферу съ глубиннымъ центромъ, этимъ «внутреннимъ средоточiемъ», подчиняя ему эту сферу. «Главный характеръ в?рующаго мышлешя», говоритъ Кир?евскш въ этомъ зам?чательномъ отрывк?, «заключается въ сгремлеши собрать вс? силы души въ одну силу; надо отыскать то внутреннее средоточiе быття, гд? разумъ и воля, и чувство, и сов?сть, прекрасное и истинное, удивительное и желаемое, справедливое и милосердное, и весь объемъ ума сливаются въ одно живое единство и, такимъ образомъ, восстанавливается существенная личность челов?ка въ ея первозданной неделимости» (II, 337). Въ этой возстановленной ц?льности силъ iерархическш приматъ принадлежитъ моральной сфер?, отъ здоровья которой зависитъ здоровье вс?хъ другихъ сторонъ, или свойствъ души. Основное положеше въ своемъ учеши о познаши (гносеолопя) Кир?евскш выражаетъ такъ: «Тотъ смыслъ, которымъ челов?къ понимаетъ Божественное, служить ему къ разум?шю истины вообще» (II, 306). Другими словами, — «познаше реальности есть функщя Богопознашя».
Это чрезвычайной важности свойство познавательной способности души лежитъ въ основ? гносеологическихъ построешй Кир?евскаго и даетъ ключъ къ разум?шю посл?днихъ. «Въ основной глубин? челов?ческаго разума, въ самой природ? его, заложена возможность сознашя его коренныхъ отношешй къ Богу» (II 322), т. е. къ в?р?. Въра, Богопознаше — это есть глубокое таинственное единеше не только духа челов?ка, но и всей его личности въ ея ц?льности съ Богомъ — этой высшей единственно истинной реальности.
Подобно этому и познаше реальности вторичной, тварной должно касаться не только одного разума, но и «вс?мъ существомъ своимъ въ его ц?ломъ прюбгцаться реальности». Глубина познашя «овлад?ше реальностью», той истиной, которая въ ней скрыта, совершается не однимъ умственнымъ познашемъ, но «св?чешемъ смысла, его осуществлешемъ во внутреннемъ средоточш челов?ка». Это возможно только въ
