уклоняясь отъ своей дороги; няньчится съ Погодинымъ, когда была больна жена этого посл?дняго.
Но доброта Петра Васильевича простиралась и на совершенно чужихъ людей. 15 л?тъ прожилъ въ Слободк? н?кій землем?ръ, который попросился всего лишь перезимовать одну зиму. «А я», жалуется Кир?евскій, «не нашелъ въ голов? благовидной причины ему отказать; и именно теперь, когда я желалъ не вид?ть ни одного челов?ческаго лица!» Мало того, б?дныя родственницы этого землем?ра заняли пом?щеніе въ Московскомъ его дом?.
Впечатл?ніе, которое производилъ Петръ Васильевичъ на людей его знавшихъ, кто бы они ни были, — друзья, или политическіе противники, совершенно единодушны, вс? находились подъ обаяніемъ его личности. И точно, не только Хомяковъ называлъ его «чудной и чистой душой», но и Герценъ преклонялся передъ его благородствомъ. Въ 1840 г. Герценъ писалъ о немъ: «странный, но зам?чательно умный и благородный челов?къ». И еще въ 1855 г., когда они давно разошлись, и принадлежали къ враждебнымъ лагерямъ, Грановскій еще за нимъ, да за И. С. Аксаковымъ, признавалъ «живую душу и безкорыстное желаніе добра». Другой «врагъ» И. С. Тургеневъ, въ т? же поздніе годы, дружилъ съ Кир?евскимъ: «На дняхъ я былъ въ Орл?», пишетъ онъ, «и оттуда ?здилъ къ Петру Васильевичу Кир?евскому и провелъ у него 3 часа. Это челов?къ хрустальной чистоты и прозрачности — его нельзя не полюбить». Но еще больше выигрывалъ онъ, что р?дко бываетъ при близкомъ знакомств?; тЬмъ людямъ, которые им?ли съ нимъ въ теченіе долгаго времени ежедневное общеніе, онъ внушалъ чувство близкое къ благогов?нію, какъ это видно по воспоминаніямъ А.
Марковича и П. И. Якушкина. Въ газетномъ некролог? К. Д. Кавелинъ писалъ о немъ: «Безупречная, высокая нравственная чистота, незлобивость сердца, безприм?рное и неизм?нное его прямодушіе и простота д?лали этого зам?чательнаго челов?ка образцомъ, достойнымъ всякаго подражанія, но которому подражать было очень трудно».
Съ вн?тттней стороны Петръ Васильевичъ былъ простой степной пом?гцикъ съ усами, въ венгерк?, съ трубкой въ зубахъ и съ неотступно сл?довавшимъ за нимъ всюду водолазомъ «Киперомъ», котораго крестьяне называли «Ктиторомъ». Онъ любилъ охоту и къ нему часто прі?зжали московскіе друзья поохотиться. Надобно было поговорить съ нимъ, чтобы угадать ту громаду знаній, которая скрывалась за этой обыденной вн?шностью.
Онъ началъ серьезно хворать уже съ конца 40 г.г., а съ 1853 г. у него часто повторялись мучительные припадки какой–то бол?зни, которую врачи опред?ляли то какъ ревматизмъ, то какъ бол?знь печени. Онъ переносилъ эти припадки одинъ въ своей Слободк?, иногда по долгу дожидаясь врача, безъ всякой мнительности, только досадуя каждый разъ на бол?знь, какъ на пом?ху, и огорчаясь, что она д?лаетъ его «кислымъ», или «пр?снымъ». Роднымъ онъ въ это время писалъ трогательныя письма, въ которыхъ зав?рялъ, что говоритъ всю правду о своей бол?зни и умолялъ не безпокоиться. Его письма къ роднымъ вообще удивительно хороши, столько въ нихъ любви, н?жности, доброты. Въ одномъ изъ нихъ къ матери есть такія строки (обращенныя къ Ек. Ив. Елагиной, жен? его единоутробнаго брата Василія): «А это какъ же могло быть, чтобы я сердился, голубушка Катя? хотя уже давно ты ко мн? не писала, но я изъ этого не заключалъ, чтобы ты обо мн? забыла, а только ждалъ, что авось–либо дескать захочется и ей написать». Таковъ тонъ его писемъ.
11 іюня 1856 г. внезапно умеръ въ Петербург? И. В. Кир?евскій. Этой потери Петръ не могъ перенести.
4 ноября въ «Петербургскихъ В?домостяхъ» появился некрологъ, написанный Кавелинымъ: «25 октября въ 5 ч. утра скончался въ своей орловской деревн? П. В. Кир?евскій, переживъ своего брата И. В. Каго лишь нисколькими м?сяцами. Короткое письмо, изъ котораго заимствовано это печальное изв?стіе содержитъ немногія объ этомъ подробности: Петръ Васильевичъ умеръ съ горя отъ кончины брата, котораго н?жно любилъ. Въ теченіе двухъ м?сяцевъ и 4–хъ дней онъ страдалъ разлитіемъ желчи, страшно мучился отъ этой бол?зни и находился въ мрачномъ состояніи духа; но до конца всегдашняя, чрезвычайная кротость ему не изм?няла. Онъ умеръ въ совершенной памяти, съ полнымъ присутствіемъ ума; за минуту передъ смертью перекрестился и самъ сложилъ на груди руки, въ томъ положеніи, какъ складываютъ ихъ обыкновенно покойникамъ».
Его посл?днія слова были: «Мн? очень хорошо». При немъ была мать, братья Елагины и др. Похоронили его въ Оптиной Пустыни, рядомъ съ братомъ.
Глава X. Старецъ Іеросхимонахъ Амвросій (1812–1891)
Старецъ iеросхимонахъ Амвросш родился 23–го ноября 1812 года, въ с. Большой Липовице Тамбовской губ. и того же уезда, отъ пономаря Михаила Феодоровичаи жены его Мареы Николаевны Гренковыхъ. Новорожденнаго назвали во св. крегцеши Александромъ въ честь Благов?рнаго В. К. Александра Невскаго, память котораго пришлась въ самый день рождешя младенца. Имя это носилъ и благословенный царь Александръ Павловичъ и, ввиду того, что въ это самое время происходило отступлеше изъ Россш Наполеоновской армш, причинившей столько разрушешй и горя, есть основаше думать, что въ этотъ день многострадальная Русь особо праздновала день Святого, тезоименнаго Царю Благословенному. Среди крестьянъ с. Липовицы наблюдалось большое праздничное движете. Передъ рождетемъ младенца, къ деду его, священнику этого села, съехалось много гостей. Родительница была переведена въ баню. 23 ноября въ доме о. Феодора была большая суматоха, и въ доме былъ народъ и передъ домомъ толпился народъ. Старецъ шутливо приговаривалъ: «Какъ на людяхъ я родился, такъ все на людяхъ и живу».
У причетника Михаила Федоровича всехъ детей было восемь челов?къ, четыре сына и четыре дочери; Александръ Михайловичъ былъ шестымъ изъ нихъ.
Въ детстве Александръ былъ очень бойкш, веселый и смышленый мальчикъ. Онъ преданъ былъ д?тскимъ забавамъ, такъ сказать, всемъ своимъ существомъ; и потому въ доме ему не сиделось. Поручала ему иногда мать покачать колыбель одного изъ младшихъ детей своихъ. Мальчикъ обыкновеннр садился за скучную для него работу, но лишь до техъ поръ, пока мать, занятая домашними делами, не упускала его изъ виду. Тогда осторожно пробирался онъ къ окну, также осторожно открывалъ его, и мгновенно исчезалъ изъ комнаты, чтобы порезвиться со своими сверстниками. Разсказывалъ еще самъ Старецъ и еще о некоторыхъ своихъ дётскихъ проказахъ: какъ однажды онъ было пол?зъ подъ крышу за голубями, но упалъ и ободралъ себе спину; между темъ никому изъ домашнихъ не посмелъ сказать объ этомъ, боясь еще наказашя за шалость.
А въ другой разъ, несмотря на замечаше матери, не переставалъ стегать у себя на дворе одну смирную лошадку, которая, выйдя изъ терпЬшя, поранила его копытомъ въ голову. Понятно, что за подобное поведете Александра не любили въ семье. Къ нему не имели особеннаго расположетя ни дЬдъ, ни бабка, ни даже родная мать, которая более всего любила старшаго своего сына Николая и младшаго Петра.
Смышленый Саша очень хорошо понималъ свое неловкое положете среди нелюбившей его родной семьи, хотя можетъ быть и не зналъ тому причины, а м. б. отчасти и зналъ, да не могъ и не умелъ вести себя такъ, чтобъ заслужить любовь старшихъ членовъ семьи. Темъ не менее по временамъ ему досадно было, что его младтттш братишка пользуется, сравнительно съ нимъ, особенною всесемейною любовью. «Однажды», такъ впоследствш передавалъ самъ Старецъ, «очень раздосадованный этимъ, я решился отомстить брату. Зная, что дЬдъ мой не любитъ шуму, и что, если мы дети бывало разшумимся, то онъ насъ всехъ безъ разбора, и праваго и виноватаго, отдеретъ за чубъ, я, чтобы подвести своего братишку подъ тяжелую руку деда, раздразнилъ его. Тотъ закричалъ, и выведенный изъ терпетя дедъ, отодралъ и меня и его. А последнеето мне и нужно было. Впрочемъ мне, и помимо деда, досталось за это порядкомъ и отъ матери и отъ бабки». Разсказывая про свои дЬтсия проделки, смиренный старецъ укорялъ себя передъ слушателями: «Покаюсь передъ вами, — делалъ я то–то и то–то».
На самомъ деле, онъ былъ просто живой ребенокъ, какъ ртуть, и не былъ въ состояши ходить по струнке, какъ требовалось въ строго–патрiархальной семье.
По обычаю того времени учился онъ читать по славянскому букварю, часослову и псалтири. Каждый нраздникъ онъ вместе съ отцомъ пелъ и читалъ на клиросе. Онъ никогда не виделъ и не слышалъ ничего
