Они привели съ собой своихъ больныхъ и искалеченныхъ детей, и жаловались, что потратили безъ пользы много денегъ на лечеше… Одна надежда на батюшку Анатолiя, что вымолить у Господа здравiе неповиннымъ».
Съ болью въ сердца смотр?лъ я на этихъ д?йствительно неповинныхъ, несчастныхъ д?тей, съ запущенными бол?знями, горбатыхъ, искал?ченныхъ, сл?пыхъ… ВсЬ они были жертвами недосмотра родительскаго, всЬ они росли безъ присмотра со стороны старшихъ, являлись живымъ укоромъ темнот?, косности и нев?жеству деревни… Въ н?которомъ отдалеши отъ нихъ стояла другая группа крестьянъ, челов?къ восемнадцать, съ зажженными св?чами въ рукахъ. Они ждали «собороваться» и были одЬты по праздничному. Я былъ н?сколько удивленъ, видя передъ собой мол оды хъ и здоровы хъ людей и искалъ среди нихъ больного. Но больныхъ не было: всЬ оказались здоровыми. Только поздн?е я узналъ, что въ Оптину ходили собороваться совершенно здоровые физически, но больные духомъ люди, придавленные горемъ, житейскими невзгодами, страдаюице запоемъ… Глядя на эту массу в?рующаго народа, я вид?лъ въ ней одновременно сочеташе грубаго нев?жества и темноты съ глубочайшей мудростью. Эти темные люди знали, гд? Истинный Врачъ душъ и т?лесъ: они тянулись въ монастырь, какъ въ духовныя л?чебницы и никогда ихъ в?ра не посрамляла ихъ, всегда они возвращались возрожденными, обновленными, закаленными молитвою и бесЬдами со старцами. Вдругъ толпа заволновалась; всЬ бросились къ дверямъ келлш. У порога показался о. Анатолш. Маленькш, сгорбленный старичекъ, съ удивительно юнымъ лицомъ, чистыми, ясными детскими глазами, о. Анатолш чрезвычайно располагалъ къ себе. Я давно уже зналъ батюшку и любилъ его. Онъ былъ воплогцешемъ любви, отличался удивительнымъ смирешемъ и кротостью, и беседы съ нимъ буквально возрождали человека. Казалось не было вопроса, который бы о. Анатолш не разрешилъ; не было положешя, изъ котораго этотъ старичекъ Божш не вывелъ своею опытною рукою заблудившихся въ дебряхъ жизни, запутавшихся въ сетяхъ сатанинскихъ… Это былъ воистину «старецъ», великш учитель жизни. При виде о. Анатолiя толпа бросилась къ нему за благословешемъ, и старецъ медленно, протискиваясь сквозь толпу народа, направился къ крестьянамъ, ожидавшимъ соборовашя и приступилъ къ таинству елеосвягцешя. Я улучилъ моментъ, чтбы просить о. Анатолiя принять меня наедине.
«Сегодня, въ 4 часа, предъ вечерней» — ответилъ на ходу о. Анатолш.»
Въ начале беседы князь сказалъ старцу: «Иной разъ такъ тяжело отъ всякихъ противоречш и перекрестныхъ вопросовъ, что я боюсь даже думать… Такъ и кажется, что сойду съума отъ своихъ тяжелыхъ думъ»..,
— «А это отъ гордости» — ответилъ о. Анатолш.
— «Какая тамъ гордость, батюшка» — возразилъ я, «кажется мне, что я самъ себя боюсь; всегда я старался быть везде последнимъ, боялся людей, сторонился и прятался отъ нихъ»…
— «Это ничего; и гордость бываетъ разная. Есть гордость мiрская — это мудроваше; а есть гордость духовная — это самолюбiе. Оно и точно, люди воистину съ ума сходятъ, если на свой умъ полагаютъ, да отъ него всего ожидаютъ. А куда же нашему уму, ничтожному и зараженному, браться не за свое дело.
Бери отъ него то, что онъ можетъ дать, а болыпаго не требуй… Нашъ учитель — смиреше. Богъ гордымъ противится, а смиреннымъ даетъ благодать. А благодать Божтя это все… Тамъ тебе и величайшая мудрость. Вотъ ты смирись и скажи себе: «хотя я и песчинка земная, но и обо мне печется Господь, и да свершается надо мной воля Божтя». Вотъ если ты скажешь это не умомъ только, но и сердцемъ, и действительно смело, какъ подобаетъ истинному хриспанину, положишься на Господа, съ твердымъ намерешемъ безропотно подчиняться воле Божтей, какова бы она не была, тогда разсеются предъ тобою тучи и выглянетъ солнышко, и осветить тебя и согреетъ, и познаешь ты истинную радость отъ Господа и все покажется тебе яснымъ и прозрачнымъ, и перестанешь ты мучиться, и легко станетъ тебе на душе».
Я почувствовалъ, какъ затрепетало мое сердце отъ этихъ словъ… Какъ глубоко и какъ просто — подумалъ я.
О. Анатолш между темъ продолжалъ:
«Трудно было бы жить на земле, если бы и точно никого не было, кто бы помогъ намъ разбираться въ жизни… А ведь надъ нами Самъ Господь Вседержитель, Сама Любовь… Чего же намъ бояться, да сокрушаться, зачемъ разбираться въ трудностяхъ жизни, загадывать, да разгадывать… Чемъ сложнее и труднее жизнь, темъ меньше нужно это делать… Положись на волю Господню, и Господь не посрамитъ тебя. Положись не словами, а делами… Оттого и трудною стала жизнь, что люди запутали ее своимъ мудровашемъ, что, вместо того, чтобы обращаться за помощью къ Богу, стали обращаться къ своему разуму, да на него полагаться… Не бойся ни горя, ни страдашй, ни всякихъ испиташй: все это посещеши Божш, тебе же на пользу… Предъ кончиною своей будешь благодарить Бога не за радости и счастье, а за горе и страдашя, и чемъ больше ихъ было въ твоей жизни, темъ легче будешь умирать, темъ легче будетъ возноситься душа твоя к Богу».
*(Изъ книги В. П. Быкова «Тихiе прiютьг для отдыха страдающей дитя». Москва, 1913 г., стр. 125, 226–231)
Помимо главныхъ трехъ храмовъ, Введенскаго, Преп. Марш Египетской и Казанской Божьей Матери, есть еще одинъ храмъ въ Оптиной пустыни — храмъ Владимiрской Богоматери. Онъ представляетъ собой для мiрскихъ людей главный интересъ, темъ, что при этомъ храме находится келья самаго популярнаго изъ старцевъ нашего времени о. Анатолiя. Такъ какъ этотъ старецъ принимаетъ почти безъ ограничешя времени всехъ, то этотъ храмъ бываетъ почти всегда открыть и постоянно переполвенъ народомъ. Бываетъ нередко такъ, что въ монастыре полное затишье, не видно даже монаховъ, а около храма Владимiрской Богоматери, где келья старца Анатолiя, сидитъ много народу и ожидаютъ очереди прiема. Принимаетъ онъ, кажется, до глубокой полуночи, такъ что приходится удивляться, какъ управляется со своей тяжелой обязанностью этотъ маленыай, тщедушный, Богоугодный старичекъ.
Отличительной чертой этого, по истине Божьяго человека, служить его изумительно любовное отношеше къ людямъ.
И, глядя на него, невольно хочется воскликнуть: «какое это великое вместилище любви!»
Вечно приветливый, постоянно ласковый, изумительно сердечный, готовый, кажется, всего самого себя, всю свою душу, всю свою жизнь отдать тому, кто приходить къ нему съ той или другой нуждой, съ той или другой скорбью. Когда я прi?халъ къ старцу, у него была, какъ всегда, масса народу. Здесь я встр?тилъ совершенно случайно одного своего добраго знакомаго. Разговорились, оказывается онъ иногда посегцаетъ этого, «свят?йшаго изъ святыхъ при жизни», старца. Старецъ Анатолш, помимо словъ назидашя, прив?та, любви, очень часто даетъ посЬтителямъ книжечки, которыя почти всегда или своимъ назвашемъ, или своимъ внутреннимъ назидашемъ отв?чаютъ на какой либо запросъ, на какую либо нужду посетителя, и присматриваясь къ этой раздач?, можно наблюдать феномены провид?шя старца въ даль грядугцаго.
Среди никогда непрерываюгцейся ц?пи ожидаюгцихъ прiема посетителей всегда идетъ живой обм?нъ впечатл?шями, мыслями по поводу какоголибо предсказашя или указашя старца.
Вотъ, направо, вслушиваемся въ разсказъ одного крестьянина. Разсказчикъ очевидно здешшй ямгцикъ.
— Вотъ всегда обращаюсь къ этому дорогому батюшк?. Онъ мн? въ трудныя минуты все равно, что, ангелъ хранитель, какъ скажетъ, такъ ужъ точно обрежетъ. Все правильно, по его такъ и бываетъ. Я никогда не забуду такой случай. Отделился я отъ отца, вышелъ изъ дому. Всего въ карман? денегъ 50 руб. Жена, ребятишки, а самъ не знаю, куда и голову приклонить. Пошелъ къ эконому здЬшняго монастыря, л?ску на срокъ попросить; обитель–то здешняя, дай имъ Богъ добраго здоровья, все–таки поддерживаетъ насъ. Возьму, думаю, у него это леску, да кое–какъ и построюсь. Пришелъ, но экономъ, оказывается, не тутъ–то было. Что ему попритчилось, Господь его знаетъ. Не могу, — да и только. Я было и такъ, и сякъ, ничего не выходить. Ну, знамо дело, пришелъ домой, говорю жен?: «одно намъ теперь безплатное удовольствiе предоставлено, ложись и умирай». Сильно я закручинился, и первымъ это д?ломъ, по нашему, по
