высказался, насколько он был бы полезен вне отряда.
29-е.
(…) Гаванское радио сделало сообщение и объявило, что правительство поддержит акцию в Венесуэле[55]. (…) Как только пещера будет готова, можно будет переселиться из лагеря, который становится неудобным и уже известным (…)
Итоги месяца:
(…) Этап консолидации и очищения для герильи, пополнение за счет прибывших с Кубы элементов, которые выглядят неплохо, и за счет людей Гевары, которые обнаруживают общий низкий уровень (…) Этап начала борьбы, характеризующийся точно нанесенным нами ударом, вызвавшим сенсацию, но сопровождавшийся и до и после грубыми ошибками (отставка Маркоса, действие Браулио); этап начала контрнаступления противника, которое до сих пор характеризуется:
а) тенденцией установления контрольных пунктов, которые нас изолируют;
б) шумихой на национальном и интернациональном уровнях;
в) полной неэффективностью до сих пор мобилизации крестьян (…) их отправили воевать. Они согласны с тем, что им говорят, и настоятельно просят нас, чтобы мы расстреляли майора Плата, который ведет себя с ними как деспот».
24-го в гараже Камири солдаты находят «джип» Тани и в комнате отеля записи речи Фиделя, а также две кассеты кубинской музыки. Это служит вещественными доказательствами против нее. Проведя в центральный лагерь Бустоса и Дебрэя, она думала быстро вернуться в Ла-Пас, где ее ждали новые поручения.
Атмосфера разрядки, даже беззаботности, которая царила в лагере в отсутствие Че в феврале и марте, заставила охладить бдительность. Циркулировали документы, газеты и фотографии.
Как утверждает Режи Дебрэй: «Позднейшая локализация лагеря и военная мобилизация в конце марта не заставили Че изменяться. Если у команданте Гевары не было концепции хода войны, непонятно было, почему он так сильно обвинял Маркоса и Антонио, вернувшись, в решении, которое они приняли в связи с военным наступлением уйти из центрального лагеря. Ни почему он отдал срочный контрприказ снова его занять и защищать во что бы то ни стало. Из-за принципа, чтобы победить деморализацию и придать порыв герилье?»
Непонятно было и то, почему после захвата лагеря армией, которая использовала в качестве проводников дезертиров, Че продолжит ходить вокруг по окрестностям и даже вернется почти сразу после ухода врага.
Как бы то ни было, внезапное нападение армии, несомненно, перевернуло этот вид тренировки и подготовки в театр действий. Тыловая база вдруг оказалась превращенной в некое подобие передовой линии герильи. Этот переход произошел по инициативе армии и без ведома руководства герильи, удивленной новостью после возвращения разведки.
Как только началась атака, Че не делает ничего, чтобы прервать контакт, даже наоборот, но он поставлен, не желая этого, в позицию обороны.
Длительная голодовка, которую представляла тяжелая разведывательная операция, физически и морально истощила многих лучших бойцов, почти вывела из строя именно в момент, когда надо было начинать сражаться. Командиры, такие как Хоаким и Алехандро, прибыли в лагерь очень исхудавшими, с отечными конечностями из-за голода, не могли надеть сапоги, а пальцы рук были такими распухшими, что едва могли нажать указательным пальцем на гашетку ружья. Но особенно задержка разведки на несколько недель помешала Че самому находиться на месте в момент, когда должно было произойти решающее.
Никто не знал достаточно района, куда он углубился, чтобы одному отправиться на встречу, не потерявшись, и нужно было ждать прибытия Роландо, исключительной личности, чтобы установить связь.
Че сразу понял, что его авангард сделал ошибку, подгоняемый страшным голодом, войдя вооруженными в дом одного служащего «Ясименто Петролеро». Но он не мог, естественно, догадаться, что служащий Эпифанио Варгас был агент IV дивизиона Камири, информатор и проводник.
Никто не сомневался, что городская сеть была уже под контролем американского посольства и ЦРУ.
Вместо того чтобы найти начало войны «преждевременным» и «достойным сожаления», Че, наоборот, бросается в нее с поспешной агрессивностью, которой следуют все.
«Когда после обеда 23 марта Коко Передо на последнем дыхании спешно прибыл в лагерь объявить, что военная колонна только что попала в засаду, которая была организована на Ньянкауасу. Че, лежавший в своем гамаке и читавший книгу, выпустил книгу, подскочил на ноги и испустил радостный и боевой крик. Затем торжественно зажег одну из сигар, которые он берег в глубине своего рюкзака для торжественных случаев».
1 апреля.
(…) Зарезали вторую лошадь, чтобы оставить чарки[56] для шестерых, которые остаются. (…)
2-е.
(…) Мы решили отправляться не сегодня, а завтра в 3 часа утра (…)
3-е.
(…) Когда мы проходили мимо места, где нами была устроена засада, от семи трупов остались лишь скелеты, очищенные стервятниками с полной тщательностью (…) Говорил с Дантоном и Карлосом[57], предложив им три выхода: остаться с нами, уйти на свой страх и риск или взять через Гуттеерес и оттуда выбраться каким-нибудь способом. Они выбрали третье (…)
6-е.
Очень напряженный день. В 4 часа утра мы переправились через Ньянкауасу (…) В 8 часов Роландо сообщил, что с десяток солдат появилось в ущелье, которое мы только что покинули. Мы медленно пошли дальше, и в 11 часов находились вне опасности (…)
10-е.
(…) Скоро поступили первые новости, и неприятные: Рубио[58] — Хесус Суарес Гайоль смертельно ранен. (…)
11-е.
(…) Общее число потерь (для противника): десять убитых, в том числе два лейтенанта, тридцать пленных, среди которых один майор и несколько унтер-офицеров, остальные солдаты (…) Есть рейнджеры, парашютисты и местные солдаты, почти дети (…) Один чилийский журналист сделал подробное описание нашего лагеря и нашел мое фото без бороды и с трубкой (…)
12-е.
(…) Начал проводить уроки по книге Дебрэя[59] (…)
13-е.
(…) Землянки не обнаружены, ничего не тронуто, скамейки, кухни, печь, запасы зерна (…) Североамериканцы объявляют, что отправка военных советников в Боливию связана со старой программой и не имеет ничего общего с герильей. Возможно, что мы присутствуем при первом эпизоде образования нового Вьетнама.
15-е.
Написали записку Фиделю (№ 4), сообщая ему о последних событиях. Ее шифруют, и она будет написана симпатическими чернилами.
17-е.
(…) Узнали, что один из сыновей крестьянина пропал и, возможно, ушел, чтобы настучать, но решили все равно наконец дать возможность уйти Французу и Карлосу. (…)
19-е.
(…) В 13 часов часовые привели подарок, достойный греков: английского журналиста по имени Рот, который прибыл по нашим следам, сопровождаемый детьми из Лагунильяса (…) В паспорте была зачеркнута профессия «студент» и заменена на «журналист» (на самом же деле, по его словам, он фотограф) (…) Из объяснений, данных детьми, которые служили проводниками журналисту, узнали, что о нашем прибытии стало известно в тот же вечер в Лагунильяс. (…) Мы нажали на сына Родоса, который
