гор, чьи вершины исчезают в облаках.
Наконец они прибывают в Оллантайтамбо, воздвигнутую на головокружительной высоте из многотонных гранитных блоков, как бы висящих в небе. Легенда утверждает, что инки облегчили обработку камня благодаря траве, сок которой так действовал на камень, что делал его мягким и податливым как глина. Там есть такие слова: «Птица делает гнездо в скалах, потому что тоже знает траву, и она приносит ее в клюве, чтобы проделать в скале дыру и там поселиться». Сооружение задумано и рассчитано так, чтобы его можно было использовать для выращивания маиса в мирное время, а в случае нападения превращать в неприступную крепость.
С энтузиазмом обследовав дуги, редуты и мельчайшие уголки, Миаль и Фусер возвращаются в Куско. Прогуливаясь по Йукай, центральному месту развлечений и занятий спортом инков, Эрнесто достает из мешка свои записки, которые он сделал, когда работал санитаром на корабле, и дает почитать Альберто:
«С удивительным постоянством, точно метеориты, залетающие из космического пространства, необъяснимые вещи сотрясают человека, уводя в сторону от привычного. Как можем мы жить в месте, где постоянно ходим по острию ножа, даже не предполагая, что причина скрыта в выделении радиоактивных веществ (…). Во время одного из долгих скитаний по пустынным и жарким морям меня охватила такая тоска и так долго она продолжалась, что сегодня, когда этот кошмар позади, я улыбаюсь с надеждой и дышу полной грудью. Сидя за столиком в дешевом кафе, застыв, как муравей в меду, я анализирую причины и следствия и делаю вывод, что любой человек или любое произнесенное слово может внезапно бросить нас в ужасную бездну или вознести на недоступную высоту».
Некоторое время спустя они заводят разговор с крестьянином, который рассказывает свою грустную историю:
— Когда я женился, десять лет назад, то построил маленький домик на пустоши. Выкорчевывал деревья, жег пни, собирал камни, готовил землю к пахоте. На это ушло три года, и никто не появлялся. Когда поспел урожай, меня выгнали оттуда с помощью полиции. С женой и двумя сыновьями мы расположились немного выше. Через четыре года урожай уже был хорош, и снова владелец выбрал момент натравить на нас полицию, которая выселила нас. Я всегда оставался ни с чем.
Фусер и Миаль смотрели друг на друга, кипя от несправедливости, жертвой которой был этот человек, сердце сжималось от его наивной доверчивости и беспомощности. «Я… делаю вывод, что любой человек или любое произнесенное слово может внезапно вознести на недоступную высоту».
Глава IV
МАЧУ-ПИКЧУ
3 апреля 1952 года — великий день, долгожданный, о котором столько мечтали, день подъема на Мачу-Пикчу.
Сначала подъем-серпантин на местном поезде, который движется как фуникулер: часть пути локомотив толкает вагоны, другую часть он их тащит. Железная дорога проходит по берегу реки Поматалес, притоку Вилкашота. По мере того как идет подъем, растительность становится все более тропической и буйной.
В свои путевые книжки два друга вписывают названия пройденных поселков: Пукуйра, Иракучака, Уакондо. Эрнесто добросовестно делает наброски пейзажей или сцен повседневной жизни, благодаря заочным урокам рисования, полученным, когда ему было четырнадцать лет. На каждой остановке — только Виракоча знает, сколько их, — чолак (метисы) и индейцы протягивают подносы с едой: острый суп, козий сыр, горячие початки кукурузы, пышки из маниоки с красным перцем. Снова показываются деревья, помпельмус, анона черимойя, вся гамма папоротников, бегоний. Поток быстрится, становится все более бурным. Наконец поезд останавливается около щита
Здания белого гранита расположены в каких-то 600 метрах над рекой, которая громко шумит в узком ущелье крутых гор. В сумерках низкие облака покрывают вершины серым саваном. Здесь творчество человека достойно соперничает с природой: сначала перед глазами появляется Уайна-Пикчу (молодая гора), затем Ее Сказочное Величество Мачу-Пикчу (старая гора), именем которой назван город.
Город кажется вертикальным, как если бы строители построили его в горизонтальной плоскости, а потом перевернули на 90°. Фусер и Миаль, пораженные такой красотой, задерживаются в сторожевой башне, куда добираются по южной стороне. Ниже город правителей с храмом, который возвышается над восточной долиной. Вплотную пригнанные гранитные блоки нигде не нарушают целостности. Чем выше поднимаются стены, тем меньше размер блоков, которые их составляют, что придает храму красоту и мощь. Он сделан полукругом. Во внутренней части одного из окон узкие отверстия около трех сантиметров в диаметре, куда вставляли золотые диски, символизирующие солнце.
О Мачу-Пикчу Че позднее напишет: «По мнению Бангема, археолога [4], который нашел руины, это не просто укрытие от завоевателей, это родовое место доминирующей расы кечуа и ее святилище. Позднее во времена испанского завоевания оно стало прибежищем для побежденных воинов (…). Венец города, как обычно в такого рода строениях, — храм Солнца со знаменитым Интиватаной, высеченным в скале, которая служит ему пьедесталом. Длинная гряда тщательно отполированных камней указывает на стратегическую ценность. Выходящие на реку три окна трапециевидной формы, типовые для сооружений кечуа, их Бангем, по-моему, слишком притянуто, считает теми, через которые братья Айар, божества инков, сбежали, чтобы показать избранной расе путь к земле обетованной».
Этим вечером — одним из самых прекрасных в его жизни, как напишет он позже, — Эрнесто не может заснуть, читая письма Симона Боливара, венесуэльского освободителя, который дал свое имя Боливии. Его воображение распаляется.
4 апреля на рассвете они с Миалем начинают восхождение на Уайна-Пикчу. Какими бы крутыми ни были последние четыре сотни метров, возвышающиеся над крепостью Вилькампа, это не препятствие для двух спортсменов. Фотография на вершине, записка на клочке бумаги, помещенном в бутылку, которой суждено ждать здесь их возвращения когда-нибудь в будущем. Фусер кладет ее в землю, как бы бросая в океан текущего времени. Это прошлое, которое он открывает здесь, прошлое камней и людей, это также его собственное будущее. Он читает из Неруды:
Чуть позже, после зала для жертвоприношений, неправильно называемого башней, им приходит в голову мысль вскипятить мате на камне, где приносились в жертву девственницы. Лежа на плите смерти, Миаль улетает в мечтания:
— Я женюсь на Марии-Магдалене де Куско, и так как она потомок Манко Капака II, то стану Манко Капак III. Я создам свою партию, верну народу право голоса, и произойдет революция