чувствую за собеседника неловкость, когда слышу вопрос: “А когда вы закончите выступать?”, – говорит с насмешкой Протопопов. – Никогда не закончим. Как птица, пока может махать крыльями, летает. Так и мы, пока можем кататься, будем на льду».
Еще они ежегодно уезжают в двухмесячный отпуск на Гавайи, занимаются там любимой подводной охотой: «Мы люди достаточно обеспеченные и деньги предпочитаем тратить на здоровье. Хотя, если послушать, как сегодня живут “новые русские”, то по сравнению с ними мы “нищие“». Олег Алексеевич с гордостью рассказывает, что благодаря правильному рациональному питанию и системе очищения организма от шлаков по Малахову они с Людмилой влезают в костюмы, в которых выступали еще на Олимпиаде 1968 г. «Мы даже праздников никаких не отмечаем, чтобы не нарушать режим. Застолье, обильная еда, вино… Зачем? У нас же на следующий день тренировка!»
Несмотря на то что у прославленных спортсменов нет детей, сейчас они ни о чем не жалеют: «Годичный перерыв, связанный с рождением ребенка, мог бы сказаться на результатах, изменить Людмилину фигуру. Мы были вовлечены в мир фигурного катания настолько, что даже и не думали об этом. А потом, когда решили уехать, дети остались бы в Союзе в заложниках и в итоге вынудили бы нас вернуться… И тем не менее, мы счастливые люди. Нас помнят на льду. Нас видят на льду».
У знаменитых фигуристов по-прежнему каждый день тренировка и четко спланированный график показательных выступлений. Удивительно, но, несмотря на большое количество мастеров одиночного катания, они являются в Швейцарии… единственной спортивной парой, продолжая восхищать всех грациозностью, слаженностью движений, одухотворенностью. Их до сих пор помнят и любят на родине: «Мы получаем тысячи писем и больше всего как раз из России. Недавно вот пришло одно из Сибири. Зовут в гости. Есть там, оказывается, два таких села – Белоусово и Протопопово. Стоят себе рядышком, и никто не знает, почему они так называются…»
В марте 2003 г. на тренировочном катке «Юбилейного» было столпотворение: спортивные функционеры, юные воспитанники спортшколы, журналисты и убеленные сединами питерские интеллигенты с книгами и старыми фотографиями пришли посмотреть на своих кумиров. Назвать происходившее действо тренировкой было бы неправильно – это был бенефис для избранных. Ведь, как считают специалисты, такого скольжения, как у Олега Протопопова и Людмилы Белоусовой, нет практически ни у кого из современных парников.
В ближайших планах двукратных олимпийских чемпионов, которые от обращения по имени-отчеству отказываются наотрез, отдых на Гавайях, где они, как всегда, займутся виндсерфингом, потом будут тренироваться в Лейк-Плэсиде, выступят в столице зимней Олимпиады-80, а также в Бостоне. В ходе встречи в офисе Вячеслава Фетисова, в которой принял участие троюродный брат Протопопова, легендарный советский хоккеист Александр Рагулин, гости из Швейцарии исполнили «гимн» – написанное на их слова музыкальное произведение их друга, американского композитора Джулиана Ламберта. В этой песне есть замечательные слова, которые могли бы стать девизом этой супружеской и спортивной пары: «Мы вместе, пока живем».
ГАЛИНА ВИШНЕВСКАЯ И МСТИСЛАВ РОСТРОПОВИЧ
Для многих людей на Западе Галина Вишневская – мадам Ростропович. Но в России еще живы тысячи поклонников, которые стремились попасть на все ее выступления в Большой театр. В круг ее общения входили Булганин и Фурцева, Шостакович и Бриттен, Солженицын и Бродский, ее принимают в домах Ельцина и Ширака. Так что Вишневская – не только прославленная певица, но и человек-эпоха.
Имя ее не менее знаменитого мужа широко известно во всем мире. Желая или не желая того, но Ростропович своими сенсационными и не без налета театральности поступками всегда оказывался в центре общественного внимания. В молодости он высаживался в Арктике, чтобы играть там полярникам на виолончели под аккомпанемент баяна, и в зрелую пору остался верен себе: Ростроповича видели на похоронах опального кинорежиссера А. Тарковского, играющим на церковной паперти, в своем доме он давал приют писателю-диссиденту А. Солженицыну. Позже он мчался в Берлин, и его виолончель звучала на развалинах знаменитой стены – символа «железного занавеса». Весной 1991 г. бракосочетание его дочери Ольги в Париже оказалось самой блистательной свадьбой сезона – с сарафанами и кокошниками, изготовленными знаменитым Ивом Сен-Лораном, и ансамблем из 50 скрипачей. А в августе того же года, узнав о путче в Москве, музыкант, бросив все, прилетел туда, чтобы быть вместе с защитниками Белого дома.
О Ростроповиче много писали, рецензируя его искусство, но еще чаще пресса отмечала именно эти его поступки, усматривая в них нередко политический оттенок. Они создавали ему имидж, будоражили его кровь: он жил и живет все время на людях, без уединения, необходимого талантам. Мало спит, второпях ест, одевается с небрежной простотой, всегда спешит и всюду поспевает. Моментально реагирует и отвечает на любой вопрос и с каждым человеком, независимо от его социального положения, находит контакт, сокрушая все преграды своей эмоциональной непосредственностью и дружелюбием.
Предки знаменитого виолончелиста носили фамилию Ростроповичюсы и жили в Польше и Литве. Его дед Витольд по окончании Петербургской консерватории, во второй половине XIX в. перебрался в Воронеж, музыкальная жизнь которого в то время была довольно интенсивной. Оттуда он повез своего сына Леопольда учиться в столицу. Окончив консерваторию в 1910 г. с золотой медалью, тот назад не вернулся, а стал колесить по России с концертами. Женившись в Оренбурге на Софье Николаевне Федотовой, дочери директрисы местной музыкальной школы, Леопольд Ростропович занял место профессора Азербайджанской консерватории. В Баку 27 марта 1927 г. у супругов родился сын, которого назвали Мстиславом.
Очень скоро перед Ростроповичами встал вопрос серьезного обучения детей. Старшая дочь Вероника играла на скрипке, а Славик, чей музыкальный талант открылся очень рано, уже в четыре года подбирал на рояле по слуху довольно сложные произведения и к тому же обнаружил тягу к композиции. Поэтому семья решила переехать в Москву. В столице талантливый мальчик отказался заниматься с педагогом, признавая в этом качестве только своего отца. Тем не менее незадолго до войны его все же уговорили поступить в музучилище при Московской консерватории в класс Е. Месснера, который смог быстро привить юному ученику начальные навыки композиторского профессионализма.
Летом 1940 г. талантливый виолончелист в первый раз выступил перед публикой с настоящим симфоническим оркестром, гастролировавшим в тот сезон в Славянске. С этого момента началось исчисление его концертной деятельности, которое не прекращается до сего дня.
Во время войны семья Ростроповичей находилась в эвакуации в Оренбурге. Именно здесь, в провинциальном городе, в ту трагическую для страны пору, 14-летний Слава сделал столь большой творческий рывок, что был включен в отчетный концерт советских музыкантов, причем в амплуа и композитора, и виолончелиста, и пианиста.
Весной 1942 г. от инфаркта умер отец, и мальчик тяжело и надолго заболел. А когда поднялся после болезни, он был уже другим человеком. Как впоследствии признавался Ростропович, в тот страшный год «…наступил перелом. Я стал наверстывать упущенное. Быстро наверстывать». Прежде всего он заменил отца в музыкальном училище, безотказно ездил на все концерты, куда его посылали, и играл там то, что просили. Когда заработка от выступлений не хватало, он делал на продажу коптилки и рамки для фотографий. Летом 1943 г. перспективного юношу вызвали в Москву для продолжения обучения в консерватории.
На всесоюзном конкурсе музыкантов-исполнителей, состоявшемся в 1945 г. и собравшем целое созвездие талантов, 18-летний Ростропович занял первое место, что стало настоящей сенсацией. Талантливый музыкант досрочно закончил консерваторию и был занесен на доску почета, украшенную именами П. Чайковского, С. Танеева, К. Игумнова. После этого он был принят в аспирантуру и одновременно зачислен солистом в Московскую филармонию. Таким образом, Мстислав, пожалуй, первый и единственный среди виолончелистов избежал считавшегося непременным этапа игры в оркестре, чем занимались все его старшие коллеги. Вспоминая это время, он говорил о своем всепоглощающем желании играть, об удовольствии, испытываемом на концертной эстраде, где бы она ни находилась: в Москве, на Северном полюсе или в глухом сибирском селе на Енисее.
