«смелость» почти синонимы, то упомянутые свойства с молодых лет счастливо совпадают в характере Щедрина – смелость и фанатичная убежденность в однажды принятом решении.
Сегодня прошлые триумфы кажутся как бы сами собой разумеющимися. И как-то не хочется вспоминать, сколько «околомузыкальных» событий сопровождало премьеры «Поэтории», оперы «Не только любовь», «Кармен-сюиты», балетов «Анна Каренина», «Чайка», «Дама с собачкой», даже «Мертвых душ», вышедших как раз к 60-летию Октября, Второй симфонии или фортепианных концертов, наконец, уже постсоветской «Лолиты». Теперь все это – в художественной сокровищнице XX в.
Любопытно, что почти 40 лет Щедрин неизменно обманывал даже логически обоснованные ожидания публики и специалистов: ни один из инструментальных концертов, новых, обещанных и долгожданных балетов не был похож на другой даже отдаленно, и так едва ли не во всем. Всякий раз мастерство сочинителя очевидно, а несомненный блеск ума ярок до того, что почти слепит глаза. Однако каждый раз критерий мастерства уже другой, и все труднее поддается анализу его оправдавшая себя удачная манера писать музыку. Если Игорь Стравинский заслужил за сходное принципиальное непостоянство историческое прозвище «человек с тысячью лиц», то число лиц композитора Щедрина вряд ли вообще можно сосчитать.
Пожалуй, ни у кого из ныне живущих композиторов не складываются отношения со временем столь же оригинально и захватывающе, как у Родиона. Кроме того, вряд ли у кого еще столь же устойчивая репутация «лояльного музыкального еретика» – то есть человека, всегда позволяющего себе чуточку выходить за рамки того, что нравится всем, но делающего это так естественно и продуманно, что опасность «суда святой инквизиции» за вольное толкование давних традиций никогда реально ему не угрожает…
Будущий композитор родился 16 декабря 1932 г. в Москве в семье музыковеда Константина Михайловича Щедрина. Его детство прошло в столице, но летом мальчик часто бывал в Тульской области, откуда родом его отец-музыкант и дед-священник: «Алексин я помню по детским впечатлениям, там были изумительные места, сосновый бор, чистая Ока. Наверное, оттуда моя любовь к рыбалке, которая меня так заряжает. А теперь Алексин загадили, химический комбинат сбрасывает отходы в реку. Да, раздражает, бесит грязь, слякоть, беспорядки, но все равно – родная страна, родная земля…»
В куйбышевской эвакуации Родион испытал самый настоящий голод, ходил по заснеженным полям зимой 1941 г., пытаясь под снегом найти хоть одну картофелину. После того как в городе появился Шостакович и устроил его мать, Конкордию Ивановну, гардеробщицей в театр, положение семьи несколько улучшилось – ей выдали продовольственную карточку. Родион смог посещать все спектакли Большого театра, находившегося в то время в Куйбышеве, и был на премьере легендарной Седьмой симфонии Шостаковича. «Этот год и вообще этот кусок жизни я никогда не забуду», – вспоминал композитор впоследствии.
Вернувшись в Москву, он стал учеником Центральной музыкальной школы при консерватории, но учеба на ум не шла, «когда вокруг разворачивались колоссальные события, гремели победные салюты». В 1943 г. Родион удрал на фронт и, несмотря на основательные трудности, смог добраться до Кронштадта. Беглеца вернули, и отец решил было отдать его в нахимовское училище, но в последний момент вспомнил о хоровом интернате, где обстановка и дисциплина были недалеки от воинской. Так был найден компромисс – и родители и сын были довольны: «Пение в хоре захватило меня, затронуло какие-то глубинные внутренние струны. Мне уже самому стало интересно открывать для себя тайны искусства звуков».
А в 1947 г. пришел и первый успех – в училищном композиторском конкурсе, жюри которого возглавлял Арам Хачатурян, Родион стал победителем. Спустя три года он поступил в Московскую консерваторию и занимался сразу на двух факультетах – фортепианном и композиторском – у педагогов Я. В. Флиера и Ю. А. Шапорина. В качестве дипломной работы Щедрин представил свой фортепианный концерт, отмеченный премией на Всемирном фестивале молодежи в Варшаве, а находясь в аспирантуре, закончил работу над балетом «Конек-Горбунок».
Позже он будет преподавать композицию в родной консерватории, руководить Союзом композиторов РСФСР, представлять советское искусство за рубежом, станет почетным членом Баварской академии искусств и почетным профессором Московской консерватории, заслуженным деятелем искусств, народным артистом, лауреатом всевозможных премий и кавалером нескольких орденов. А пока молодой, подающий надежды композитор без памяти влюбился в известную балерину, которая была старше его на семь лет…
Возможно, он обратил на нее внимание летом 1949 г., после того, как вся Москва обсуждала необычное происшествие на открытой сцене Зеленого театра. Однажды солистка Большого театра Майя Плисецкая танцевала там «Лебедя» в постановке Фокина, зарабатывая таким образом на «хлеб насущный». И вдруг хлынул ливень. От воды стали с треском рваться лампочки, ярко горевшие в рампе. Пианистка заерзала, скрипачка сжалась, и только Майя танцевала, ни на секунду не изменяя ни себе, ни Фокину. Раскрыв зонты, зрители завороженно смотрели на сцену, а когда танец закончился в луже воды, они устроили настоящую овацию молодой балерине, ее долгу артистки и ее уважению к публике.
На вопрос, какое место в его жизни и творчестве занимает любовь, Родион как-то ответил журналистам: «Искусство и любовь – вот, по-моему, движущие силы бытия. Счастлив тот, кто испытывает откровение от общения с искусством, а любовь преображает человека, открывает для него смысл существования. И в этом смысле могу считать, что я счастливый человек: мне выпало счастье испытать такое чувство. Мы с Майей Михайловной отпраздновали 40-летие нашего официального брака. А что было бы, если бы я ее не встретил?.. Думаю, я продолжал бы ее искать все эти сорок лет…»
Будущая муза и возлюбленная Родиона Щедрина родилась 20 ноября 1925 г. в Москве в семье потомственных интеллигентов. Ее мать – черноволосая, тихая Рахиль Мессерер, актриса немого кино, была дочерью известного зубного врача, имевшего свой кабинет на Сретенке. Отец Майи был родом из Гомеля. На заре советской власти он «записался в коммунисты», искренне поверив в эту идею. Юный Миша Плисецкий, как многие выходцы из черты оседлости, получил высшее образование и добился солидного положения в обществе. В 1932 г. он был назначен начальником угольных рудников на Шпицбергене.
Из своего детства Майе запомнилось многое: неповторимо красивое северное лето с его бледными цветами; первая в жизни роль Русалочки в опере Даргомыжского («Я с шиком сыграла свою крошечную роль»); но больше всего – «чистый, белый, хрустальный, светящийся снег». Этот снег однажды чуть было не стал причиной ее гибели. Возвращаясь домой, она решила передохнуть, и присела на лыжи. «Снег стал превращать меня в андерсеновскую деву. Начала засыпать, впала в сладкую дрему. Моя спасительница – умница-овчарка Як раскопала меня из снежного сугроба и поволокла за шиворот к людям. Так я родилась во второй раз…»
В 1934 г. семья после длительных зимовок на Шпицбергене приехала в отпуск в Москву, и Майю, уже проявившую склонность и любовь к танцам, определили в балетную школу в класс к Е. И. Долинской.
Училась она с упоением. Ей было 11 лет, когда отца, занимавшего высокий пост, исключили из партии, уволили с работы. Рано утром 1 мая 1937 г. в дом ввалились чекисты и увезли Плисецкого с собой. Рахиль, беременная третьим ребенком, кричала, цепляясь за мужа, плакал маленький Саша, а Майя плохо соображала, что происходит.
Отца расстреляли через год после ареста, а мать в это время уже была в Бутырской тюрьме. Ее взяли прямо в Большом театре, куда она пришла вместе с Майей посмотреть свою сестру Суламифь Мессерер, танцующую «Спящую красавицу». Майя так увлеклась происходящим, что не заметила, когда исчезла мама. После спектакля, поискав ее и не найдя, понесла букет цветов домой к тете. Там ей попытались объяснить, что мама с недавно родившимся братиком срочно уехала к отцу… Тетка оставила Майю жить у себя, а Сашу взял в дом брат матери – Асаф.
Лишь весной 1941 г. благодаря ходатайствам орденоносцев Асафа и Суламифи Мессереров мать с братишкой освободили. Они вернулись в Москву, но тут грянула война, и семья была вынуждена эвакуироваться в Свердловск. Целый год Майе было не до балета, еще немного – и с профессией можно было попрощаться. Тогда она решила вернуться в столицу и продолжать занятия. Девушка поехала без согласия матери и без пропуска и все боялась, что в город ее не пустят. Но ей удалось прошмыгнуть мимо патруля.
Окончив хореографическое училище в 1943 г., 17-летняя Майя Плисецкая была принята на работу в Большой театр. Основная масса артистов Большого находилась в эвакуации, поэтому в труппу взяли всех выпускников.
