виски.
Живет сейчас, должно быть, где-нибудь человек тридцати восьми лет от роду, скорее всего, отец семейства, и из-за своей проклятой бабушки, у которой мозги набекрень, не знает и никогда не узнает, какой доброй и нежной была женщина, давшая ему жизнь!
Джордж тщательно вымыл чашку и блюдце, поставил на сушилку. Затем вернулся в гостиную и стал вместе с Илэйн смотреть фильм. Однако мысли об Эдит весь вечер не покидали его.
Без четверти шесть Кэйт села в машину, включила обогреватель и стала делать на листке бумаги пометки. С девяти утра, без всякого перерыва, она вела опрос и сейчас была в полном изнеможении. Последний из опрашиваемых, мистер Лайам Гроувс, не проявил особого восторга по поводу того, что ему надо отвечать на вопросы полицейского, да еще на второй день Рождества, несмотря на обещание Кэйт не вызывать его на допрос в полицейский участок. Он посоветовал ей убираться прочь и не забывать библейской заповеди: «Плодитесь и размножайтесь!» — в выражениях весьма недвусмысленных и отнюдь не библейских.
Сделав все необходимые заметки, Кэйт пробежала глазами список подозреваемых: Питер Бардез, Джоффри Картер, Джон Крэнмер и еще полсотни с лишним фамилий! На сегодня, пожалуй, хватит.
Отложив папку, Кэйт тронула машину с места. Маленький «фиат» резво покатил по дороге, и Кэйт включила приемник. «Я видела, как мама целовалась с Санта-Клаусом», — пела певица, и Кэйт, нахмурившись, выключила радио: в этом году у нее было далеко не рождественское настроение. Придется подождать до следующего.
Дэн повез Лиззи и Эвелин на рождественскую пантомиму, таким образом, у Кэйт оказалось свободное время, чтобы в этот праздничный день заняться работой. Она вцепилась руками в руль так, что побелели костяшки пальцев, рассеянно скользя взглядом по окнам домов, где весело сияли огнями елки, а с потолка свисали гирлянды. За одним из них, наевшись до отвала рождественских яств, сидит у камина «Потрошитель из Грэнтли». А рядом с ним его дети. Такое вполне может быть! Его жена нет-нет да и вспомнит о страшных убийствах, совершенно не подозревая, что их совершил ее муж, с которым она живет уже многие годы.
Кэйт хотелось сейчас очутиться где угодно, только не в Грэнтли. На пантомиме. Хотелось шутить и смеяться, кричать актрисе на сцене что-нибудь вроде: «У вас за спиной» или: «Ой, нет, не надо!». Да. Где угодно, только не в Грэнтли.
Дэн из кожи вон лез, чтобы как-то вписаться в их жизнь, и ей это нравилось. Хоть единственный раз на Рождество ей не придется чувствовать себя виноватой из-за того, что Лиззи дома одна, только с бабушкой. Что и говорить! Эвелин — замечательная женщина, она обожает внучку. Но ведь сама она слишком мало времени уделяет дочери, и из-за этого ее часто мучит совесть. Смешно, право! Будь она мужчиной, подобные мысли никогда не пришли бы ей в голову. Но ей, как женщине, всегда приходилось балансировать между служебным и материнским долгом. Единственное утешение, что Лиззи все понимает, благослови ее Боже!
Она понимала, что работа Кэйт не только обеспечивает им приличное существование, но и приносит пользу обществу. Опаздывая на очередное школьное мероприятие, Кэйт буквально врывалась в школу, и сопровождавший ее шофер не знал, куда деваться от смущения, когда ребята им строили рожи и недовольно морщились. Но Кэйт была уверена, что Лиззи довольна, потому что мать все-таки пришла, и понимала, что ее репутация полицейского инспектора от этого нисколько не пострадает. Скорее наоборот: офицеры из Центрального отдела расследований ее просто обожали. Правда, те, кто постарше.
Сегодня она, как никогда, чувствовала себя подавленной. Слишком уж тяжелым выдался день. Это Дело держит ее в невероятном напряжении! Кэйт так хотелось уткнуться лицом в чьи-нибудь теплые колени и хоть немного отдохнуть. Или же прижаться в постели к хорошему мужичку. Но в этом Кэйт пока боялась признаться даже самой себе, хотя такое желание где-то в тайниках души уже зрело. Присутствие Дэна возбуждало ее. В постели с ним было неплохо. Очень даже неплохо. Жаль только, что одной Кэйт ему не хватало. Мириться с этим она не могла. Да и с какой стати!
Кэйт притормозила на перекрестке, где был поворот к ее дому, но, вместо того чтобы свернуть направо, повернула налево, к выезду из Грэнтли, и покатила к большому, построенному еще в восемнадцатом веке особняку Патрика Келли.
Надо посмотреть, как он там.
Патрик Келли сидел в спальне дочери на ее постели. Все здесь напоминало о ней: крепкий запах духов, валявшийся на полу у кровати дневник, бутылочки и баночки с притираниями и лосьонами на туалетном столике у большого окна-фонаря, которые жались друг к другу, словно в тоске по хозяйке. И еще там стояла семейная фотография: он, Рене и Мэнди. Снимок был сделан в Марбелле, незадолго до кончины Рене. А теперь он остался один. Совсем один. В дверь легонько постучали, и он обернулся. Появился Уилли:
— Там пришла эта милашка из полиции. Я проводил ее в гостиную.
— Спасибо, Уилли, сейчас иду. Скажи, пусть приготовят нам кофе.
Уилли кивнул и удалился. Патрик поднялся и побрел вниз. Кэйт видела, как он спускался по лестнице. Он весь как-то сгорбился, будто под тяжестью непосильного бремени, но, увидев Кэйт, сделал над собой усилие, выпрямился и, шагнув ей навстречу, протянул руки. Кэйт крепко сжала их.
— Миссис Барроуз! Как приятно вас видеть!
— Я просто проезжала мимо. Дай-ка, думаю, заскочу на минутку, посмотрю, как вы тут. — Кэйт улыбнулась.
Оба знали, что «просто проехать мимо» дома Патрика Келли нельзя!
— Очень мило с вашей стороны. Я распорядился принести кофе.
Они пошли в столовую. Здесь было тепло и уютно. В камине потрескивал огонь, и Кэйт показалось, будто она перенеслась на сотню лет назад. Келли сел рядом с ней на софу и грустно улыбнулся.
— Я действительно рад, что вы пришли. От моей сестры в подобных случаях толку мало. Впрочем, я сам виноват: сообщил ей, что увидимся на похоронах, а они будут не скоро, как я понимаю. Но одному тяжело. Друзья, точнее, те, кого я так называю, в сущности, далеки от меня. Прежде я никогда не задумывался, что в мире очень мало людей, которым можно доверять. Только дочь и жена мне были близки по-настоящему.
Кэйт посмотрела на его смуглое лицо, так непохожее на смазливую физиономию Дэна в рамке светлых волос.
— У меня тоже хватает проблем, я имею в виду работу, бывает, что ни на секунду нельзя отключиться.
Они помолчали.
— А как же ваша семья? Дома не будут беспокоиться, что вы вдруг исчезли, да еще в праздничный день?
— Дочери уже шестнадцать, и мой бывший муж повез ее и мою мать на какую-то пантомиму. — Кэйт заметила, как изменился Келли в лице, когда она упомянула о Лиззи, видимо, подумал о собственной дочери, и быстро договорила: — Так что на час-другой я принадлежу себе.
Патрик уловил в ее голосе тоскливые нотки и скорее почувствовал, чем понял, что оба они принадлежат к той породе людей, для которых существует лишь семья и работа. Но если семьи больше нет, стоит ли надрываться на работе?
— Вы сегодня что-нибудь ели?
Кэйт покачала головой:
— Только утром, и все.
— Я охотно разделю обед с вами. Ваше общество мне приятно, а у миссис Мэннерс столько индейки, что можно накормить весь «третий мир» да еще бедных албанцев в придачу! Если, конечно, вы не торопитесь домой.
— Предложение заманчивое. И я с удовольствием пообедаю с вами, мистер Келли.
— Патрик, зовите меня просто Патрик. Ну и прекрасно, в таком случае, пойду распоряжусь.
Неожиданно для самой себя Кэйт обрадовалась его приглашению, хотя отлично понимала, что дело здесь не в ее персоне, а в желании Келли не оставаться наедине с самим собой. Этот дом все еще вызывал
