— А сигары разве надо вклюсять в меню?
— Они стоят семь франков штука. Диди сказал, что во всей Женеве лучше не найдешь.
— Ах, вот как. А что это за омар зермидор?
— Нужно говорить термидор. Это не английское слово, а греческое времен Французской Революции. Я надеюсь, ты не скажешь зермидор сегодня перед нашим гостем.
— А как его готовят?
— Ох, это очень сложный рецепт. Его подавали в королевском дворце Лаэкен Его Величеству королю английскому. Послушай, у меня слишком много дел, чтоб я еще вникала в тонкости приготовления каждого блюда.
— Тогда ессе вопрос. Как ее едят, эту икру?
— Ты посмотришь, как делает наш гость и как делаю я, и сделаешь так же. У меня сейчас нет времени тебе объяснять.
— Ессе один вопрос, последний. Как мы сядем за стол?
С важным видом она достала из шкафчика пять маленьких карточек.
— Это еще один сюрприз для Диди. Видишь, ко всему прочему я еще и заказала карточки с напечатанными именами. Когда стол будет накрыт, я положу их по ранжиру. — Она с наслаждением покатала последнее слово во рту, как леденец, и сдержанно сглотнула слюнку.
— Но, смотри, на карточке для этого господина написано только заместитель Генерального секретаря, почему так?
— Потому что так более вежливо.
— А куда мы его посадим?
— На почетное место!
— Это какое?
— Всегда по правую руку от хозяйки дома. Все люди, принадлежащие к определенному опчеству, это знают. — Она снова сглотнула слюну. — Значит, он будет сидеть справа от меня. Ты будешь слева, это второе почетное место. Ариадна, поскольку она женщина, будет сидеть рядом с ним. Если, конечно, эта принцесса соизволит спуститься, а если и нет, нам же легче. Адриан и я, мы займем его беседой. А Адриан будет сидеть рядом с тобой.
— Ты знаес, мне не обязательно быть на этом посетном месте. Потому сто, если я буду сидеть напротив этого месье, я буду вынузден с ним разговаривать. Пусть Адриан сидит справа от тебя, так ему будет удобно болтать со своим сефом.
— Нет, нужно придерживаться старшинства, ты должен сидеть на этом месте, это решено, и больше к этой теме не возвращаемся. Ну вот, теперь вроде ты в курсе всего.
— Слусай, в моей книге написано, что тарелка для супа…
— Для перьвого.
— Написано, сто она долзна быть наполнена только наполовину.
— Знаю, знаю, дружок, — сказала мадам Дэм, намотав на ум эту полезную информацию. — А сейчас я предпочла бы побыть одна, — сказала она целомудренно.
Он понял, что она хочет помолиться, и вышел. Забравшись на свой чердачок, он принялся расхаживать взад-вперед, уткнувшись носом в руководство по этикету. Внезапно он побледнел: способ, которым в свете принято было есть спаржу, показался ему просто ужасным. Это, правда, кошмар какой-то: хватать ее щипчиками, снабженными тремя жесткими кольцами, в которые надо продевать пальцы! Он спустился, послушал под дверью гостиной. Оттуда не доносилось никакого шума. Она, вероятно, еще молилась. Он решил подождать, возбужденно прохаживаясь под дверью, время от времени поглядывая на свои массивные часы с цепочкой. На десятой минуте он решил, что она уже вполне могла сказать все, что надо, и вообще Бог не нуждается в таких уж подробных объяснениях. Не слишком уверенно он постучал в дверь и осмелился заглянуть. Стоя на коленях возле дивана, она обернулась в смятении, как девственница, застигнутая во время купания.
— Ну что еще? — вздохнула она утомленно и даже, можно сказать, мученически, показывая всем видом, что еще слишком близка к Богу, чтобы не простить подобное нарушение сладостной интимности.
— Я весьма созалею, но послусай, нузны ведь ссипсики для спарзы!
Опершись о диван, она медленно встала на ноги, как будто с сожалением уходя с тайного свидания. Она повернулась и устремила на него взор, еще сияющий небесной чистотой.
— Я знаю это, друг мой, — проговорила она с нежным упреком в голосе. — На ужинах у ван Меелебеке, это высшая бельгийская аристократия, я очень тесно общалась с ними до свадьбы, мы всегда пользовались такими щипчиками, когда ели спаржу. — Певучие интонации свидетельствовали о благородной печали, ностальгии по незабвенному роскошному прошлому. — Позавчера я их купила полдюжины.
— Обо всем-то ты подумала, дорогая. Вот только я не умею пользоваться этими проклятыми ссипсиками.
— Ипполит, не мог бы ты, пыжалста, выражаться попристойней?
— Да ведь там надо эти пальцы в кольца просовывать, я обязательно перепутаю, какой куда палец.
— Ты посмотришь, как я это делаю, — сказала она с лучезарной улыбкой: дитя Божье, охваченное любовью к ближнему, любовью нескончаемой и все преодолевающей. — А теперь оставь меня, пыжалста. Я еще не закончила, — добавила она, опустив глаза, с целомудренной улыбкой изменницы.
Он вышел на цыпочках. Остановившись на лестничной площадке он пригладил усы, приводя их линию в соответствие с очертаниями жиденькой бородки. Нет, ясно как день, ему не удастся управиться с этими щипчиками. Лучше будет постараться застать Марту одну и попросить ее отложить ему отдельно немного спаржи на завтра.
— А завтра я уз вам гарантирую, сто отыграюсь: буду есть эту спарзу руками!
Устремившись на пронзительный зов мадам Дэм, он вошел, запыхавшись, в комнату, где его супруга, вновь раздевшись до лифчика и приняв позу безутешного страдания, вдыхала английские соли.
— Сто слусилось, дорогая?
— Случилось то, что эта особа, от которой ты без ума…
— От какой я особы без ума?
— От этой… аристократки! Я только что от нее. Это, конечно, не назовешь разговором, она меня не удостоила чести войти, я стояла под дверью! Она, понимаешь, на пианино играла! Я вежливо постучала, и знаешь, что она мне ответила? Что не может открыть, потому что она голая! Дословно! Ты представляешь, играть Шопена голышом! Может, такие привычки у женевской аристократии! Голая, в пять часов вечера! А я, мадам Антуанетта Дэм, урожденная Лееберг, я должна была снести это оскорбление и говорить с ней через дверь! Я вынесла все ради Диди, если бы дело не касалось нашего бедного мальчика, я бы ей это так не спустила, будь она хоть десять раз д'Обль. Я ей сказала кротко… — тут она изобразила ангельский голос: — «Вы скоро будете готовы?». Ты же знаешь мой характер, мою вежливость, воспитанность. И вот что она мне ответила, эта особа, для которой ты не жалеешь улыбочек и которая тебе кажется такой очаровательной… — Она мельком взглянула в зеркало. — Эта особа ответила мне дословно… — Тут она состроила зверскую гримасу и изобразила противный голос: — «Я плохо себя чувствую. Не знаю, спущусь ли вечером к ужину». Таким тоном, какой я даже не могу изобразить, настолько он мне несвойственен. В общем, особа королевских кровей! А между тем есть д'Обли, которые едва сводят концы с концами, но все равно, кстати, ее не принимают. Выплясывают, понимаешь, пасадобль, тоже мне, знать выискалась! Ох, я так и думала, что этот брак плохо кончится! А сколько денег она из него вытянула! Все эти путешествия на Лазурный Берег! А какие он ей дарил подарки! Вот я у него разве прошу подарки? Помяни мое слово, она его разорит! Помнишь ванную комнату специально для мадам? Когда мы сюда приехали, здесь были две ванные комнаты, одна на первом этаже для нас, другая для молодоженов на втором, по-моему, вполне достаточно. Но нет, мадам не пожелала делить ванную с мужем, может, это ей внушает отвращение! Мадам пожелала свою персональную ванную комнату. Короче, прынцесса! Отдельная комната, отдельная ванная!
