В итоге бедный ребенок заплатил за эту третью ванную четыре тысячи триста девяносто пять франков! Когда я думаю о несчастных индийцах, голодающих и бездомных! Ну, и что ты на это скажешь?
— Я как ты, дорогая. Наверное, две ванны вполне достатосьно.
— Говорить «ванны» неправильно. Образованные люди говорят «ванные комнаты», я же тебе уже объясняла! Это свидетельствует об образовании, принадлежности к обчеству. Ладно, короче. А эти дорогие рестораны, в которые он ее водит! Что же ты молчишь?
Он сглотнул, кашлянул и покорился.
— Это тосьно, когда есть свой дом, нет смысла ходить по ресторанам, в этом я с тобой согласен.
— Нет, ну она хороша, эта особа! Я задаюсь вопросом: зачем она вообще ему нужна! От брака с ней ему не было никакой выгоды! Она же даже не познакомила его ни с кем, ты меня слышишь, ни с кем из ее так называемого высшего обчества. Что ты на это скажешь?
— Это тосьно.
— Выражайся яснее. Что точно?
— То, сто ты сказала.
— Ипполит, должна заметить тебе, что ты никогда не даешь удовлетворительной оценки поведению этой личности.
— Да, бусенька, я даю удовлетворительную оценку.
— Тогда вырази свою мысль поточнее, пыжалста.
— Ну, я утосьняю, сто во всем с тобой согласен.
— В чем во всем?
— Сто нехоросо, сто она делает, — выдавил несчастный, промокая платком вспотевший лоб.
— Ты долго не мог решиться это признать. Бедный ребенок, она крутит им как хочет. Вот что значит, нас не было рядом, когда он с ней познакомился. Потому что, поверь, будь я в то время здесь, этой свадьбе было бы не суждено состояться! Я бы ему быстро сняла шоры с глаз, и он не угодил бы в ловушку!
— Соверсенно верно, — сказал месье Дэм, обещав себе завтра же купить невестке подарок, красивый ножик для бумаги из слоновой кости, и тайно вручить.
— А как тебе нравится эта идея не спускаться сегодня к ужину?
— Но если она плохо себя сюствует?
— Если бы она плохо себя чувствовала, она бы не играла голышом Шопена! Я вынуждена отметить, что ты по-прежнему ее защищаешь.
— Да нисколько, дорогая.
— Короче, я надеюсь, что ты меня тоже будешь оправдывать, если мне вдруг однажды взбредет в голову играть Шопена голышом!
— Но я никого не оправдываю!
— Я, конечно, не из д'Облей! Я всего-навсего из семьи, в которой никогда не случалось скандалов! Я знаю, о чем говорю. — Она с силой вдохнула английскую соль, затем метнула на него испепеляющий взгляд. — Одна из д'Облей в свое время их достаточно устроила! Я ничего больше не скажу, чтобы не осквернять уст такими историями! — («А твоя сестра и фармацевт?» — осмелился про себя возразить ей месье Дэм.) — И вообще, нормально она себя чувствует. Это все, чтобы нас позлить, чтобы нам показать, что д'Облей не волнуют такие выдающиеся гости.
— Которые зарабатывают семьдесят тысяч золотых франков в год, — сказал месье Дэм, желая показать себя с хорошей стороны.
— Не в этом дело. Он выдающаяся личность. Даже если бы он ничего не зарабатывал, он был бы выдающейся личностью.
— Конесно зе, — согласился месье Дэм. — Послусай, я пойду сам поговорю с Ариадной.
— Да уж, конечно, иди опять с ней любезничай! Я тебе запрещаю, слышишь! Не бывать такому, чтобы господин Ипполит Дэм на коленях умолял вздорную девчонку, родственница которой… ну, я знаю, о чем говорю! Если она не выйдет к ужину, мы без нее прекрасно обойдемся! Слава богу, Диди прекрасно может поддержать беседу.
— Да и ты, мусенька, в беседе любого за пояс заткнес, — сказал бедный трусишка. — За словом в карман не полезес. И потом, у тебя сарм.
Она деликатно вздохнула и с выражением преисполненной достоинства тихой грусти поставила на место флакон с английской солью.
— Ладно, хватит думать об этой особе, она того не заслуживает. Подойди ко мне, я поправлю тебе галстук, он съехал набок.
— Но ответь мне, засем ты сняла красивое платье для торзеств, которое тебе так идет?
— Я заметила, что оно сзади помялось. Марта мне его сейчас гладит.
Услышав звонок во входную дверь, она в спешке набросила кимоно, по которому ползали огнедышащие драконы, и побежала на лестницу. Опершись бородавчатыми руками на перила, она наклонилась в пролет и спросила, кто там. Вытаращив глаза, растрепанная и вспотевшая служанка прокричала с нижней ступеньки, что это «хаспатин нашшот ушина».
В этот момент прозвонил будильник, и мадам Дэм все поняла.
— Вы хотели сказать метрдотель?
— Та, матам.
— Пусть подождет. Послушайте, Марта, — добавила она вполголоса, — не забывайте то, что я вам сказала, не отходите от него ни на шаг. Ясно?
Быстренько посетив то место, которое она именовала buen retire, она спустилась вниз как раз в тот момент, когда половину пятого пробили стенные часы из Нешателя, драгоценная собственность месье Дэма, гордившегося тем, что, по слухам, на эти часы смотрел сам Наполеон, когда приезжал в Швейцарию. Преисполненная собственной социальной значимости, мадам Дэм вошла в кухню величественно, как броненосец. Как только она увидела этого мастера экстракласса, пятидесятилетнего плохо выбритого человека, который доставал свой фрак из картонного чемодана, она сразу почуяла в нем врага и решила немедленно показать ему, кто хозяин в доме.
— Ужин должен быть сервирован в восемь часов. Гость придет в половине восьмого. Это господин заместитель Генерального секретаря Лиги Наций. Когда вы откроете ему дверь, ведите себя с ним как полагается с такой важной персоной. — (Мастер экстра-класса слушал с непроницаемым лицом, и она решила, что он себе на уме. Чтобы поставить его на место и показать, с кем он имеет дело, она протянула ему одну из карточек с меню. Закончив читать, он, не сказав ни слова, с тем же непрошибаемым видом положил карточку на стол. Какой наглый тип. Ну ладно, подождет он своих чаевых.) — Кроме икры, которая не отмечена в меню, мы заказываем ее отдельно, все принесут в шесть часов от ресторатора Росси, очень известный торговый дом.
— Я знаю, мадам.
— Основную работу по разогреванию сделает повар от Росси. Вам нужно будет только подать.
— Очевидно, мадам. Это моя работа.
— Вы можете уже начать накрывать на стол, естественно, по всем правилам. Нас будет пятеро, включая господина заместителя Генерального секретаря. Я передала ключ от столовой служанке, она вам поможет. Салфетки сложить как обычно, веером.
— Что-что, мадам?
— Я говорю: сложить салфетки веером, как мы обычно делаем для приемов.
— Сложить веером? Хорошо, мадам. Однако я хочу обратить внимание мадам на то, что так уже давно не делают. Для обеда салфетку просто складывают и кладут на тарелку. Для ужина салфетку кладут на маленькую тарелочку для хлеба, она просто складывается и в нее заворачивается маленький хлебец, и ставят ее слева от тарелки для супа, поданной заранее. По крайней мере, так всегда делали у его королевского высочества господина герцога Немурского, которому я служил в течение десяти лет. Но если мадам желает, я могу сложить ей салфетки как угодно, веером, зонтиком, сумочкой, велосипедным колесом, лебедем и даже создать имитацию верблюда. Как мадам захочет, я весь к ее услугам.
— Я не придаю такого значения этим мелочам, — сказала мадам Дэм, красная как рак. — Делайте как хотите. Это все пустяки.
Выпятив челюсть, она вышла с важностью и величием собственницы, закованная в корсет