— Да, папа, — произнесла она совершенно безучастно.
Николас считал, что большинство молодых леди приходят в восторг при одной мысли о приданом. Однако леди Поппи явно не испытывала ни малейшей радости.
Вроде бы он должен почувствовать себя униженным или неприятно озадаченным, но ведь их совместное будущее предопределено, и незачем предаваться раскаянию, не имеющему никакого смысла.
Когда папа удалился, а слуги словно бы испарились, Поппи поняла, что Драммонду остается только попрощаться и уйти. Она встала со стула, и герцог, взяв ее руку в свою, склонился над ней и поцеловал костяшки пальцев, один суставчик за другим.
«Поцеловал бы он какое-нибудь местечко у меня на теле…» — пришла в голову Поппи непрошеная мысль.
— Знакомство с вашим отцом для меня настоящее событие, — сказал Драммонд, — и событие приятное. Завтра днем я заеду за вами в своей двуколке, мы попадем в Гайд-парк в самый фешенебельный час. Помните, что вы моя истинная нареченная. На целый месяц.
Он похлопал себя по карману — тому самому, в котором находился ее чулок, — и усмехнулся.
Вот предатель… Ничего, она найдет способ стереть с его физиономии самодовольное выражение. И очень скоро.
— Очень хорошо, — сказала Поппи.
Уголок его рта чуть приподнялся. Герцог выиграл этот раунд, и они оба понимали это.
Губы Николаса находились в опасной близости от ее губ, но при этом он смотрел через плечо Поппи на Кеттла, который протягивал Драммонду его плащ, перчатки и шляпу.
— Вам пора, ваша милость, — напомнил дворецкий.
Драммонд надел шляпу.
— Не стоит беспокоиться, Кеттл, — сказал он, с улыбкой глядя на Поппи. — Сегодня вечером у меня уже не осталось времени, чтобы, как положено, поцеловать мою нареченную с пожеланием доброй ночи. Я должен сегодня играть в карты и уже опоздал на четверть часа к назначенному времени.
— Играть в карты? — повторила Поппи, и в голосе ее прозвучало разочарование, которое она не смогла скрыть.
Она пришла в ярость от того, что дрянная игра в карты не позволила ей удовлетворить любопытство по поводу того, каким бывает упомянутый герцогом «положенный» поцелуй.
Драммонд уже спустился с лестницы, надел плащ и перчатки. Он посмотрел на Поппи, и сердце у нее неистово забилось. В голову ни с того ни с сего полезли неодобрительные мысли насчет герцога. Чего ради он отпустил такие длинные волосы? И с чего, спрашивается, он ведет себя с таким чванством и самодовольством?
— Доброй ночи, Драммонд, — сухо пожелала она.
— Доброй ночи, Поппи. — Он вдруг хихикнул. — А я опять знаю, о чем вы думаете.
И он бодро зашагал по улице.
— Не знаете! — крикнула она ему вслед.
Он повернулся так резко и быстро, что полы плаща обвились вокруг бедер.
— О, но я знаю!
— На самом деле?
У Поппи перехватило дыхание.
— На самом деле, — подтвердил он, и его квадратный подбородок опустился, темные брови изогнулись, а глаза были полны…
Поппи не знала, чем они были полны, но сама она сходила с ума от желания.
— Закройте дверь! — приказал он, словно Поппи была маленькой девочкой.
— Не смейте мной командовать!
Поппи была вне себя от злости, но тем не менее закрыла дверь. Медленно.
Он стоял и неотступно наблюдал за ней. Когда дверь наконец затворилась, Поппи прижалась к ней лбом, всё еще вне себя от гнева, хотя коленки у нее дрожали от слабости.
Она ударила головой о деревянную панель. Что с ней такое происходит? Ей не нравится герцог Драммонд. Он самодовольный, властный и грубый.
Но ведь и она этим грешна, сказать по правде.
— Миледи, — прервал ее размышления голос Кеттла.
Она совсем забыла, что он тут. Потрогала лоб и подняла глаза на дворецкого.
— Да, Кеттл?
— Я забыл отдать герцогу его трость.
— О, вот как! — Поппи выпрямилась и вздохнула. — Ну что ж, он сможет забрать ее, когда явится со следующим визитом. — Она уже сделала шаг по направлению к лестнице, чтобы подняться к себе в спальню и там, расчесывая волосы, думать о том, как поцелует Николаса, как вдруг ее осенило. — Минутку, Кеттл. Ведь у герцога не было с собой трости. Когда он приехал, я наблюдала за ним из двери в гостиную. Вы уверены, что это его трость?
Кеттл втянул подбородок.
— Вы правы, мисс. Просто какое-то наваждение. Она стояла вот тут, в углу за дверью. И его имя вырезано на ней сбоку.
И в самом деле, по всей длине трости были вырезаны имя и фамилия — Николас Стаунтон.
— Как странно, — заметила Поппи. — Кто же ее туда поставил?
Кеттл выглядел до крайности смущенным.
— Я отлучался от двери всего на пару минут, чтобы передать указания на кухню. Просто не понимаю, кто мог это сделать.
Он, подумалось Поппи, мог заболтаться с кухаркой, но трудно даже представить себе, чтобы Кеттл покинул свой пост ради того, чтобы полюбезничать с ней.
— Надпись вырезана весьма замысловато, не правда ли? — сказала она, проведя рукой по дорогому дереву трости. Вещь была превосходная. — И с какой стати такая замечательная трость оставлена у меня дома? И с именем герцога на ней? Могло ли это быть шуткой?
— Но это вовсе не смешно, — заметил Кеттл, глядя на трость у себя в руке.
— Нет, шуткой это быть не могло, — согласилась Поппи. Это скорее загадочно. — Она глубоко вздохнула. — Быть может, слуга герцога принес ее сюда. Вероятно, это любимая трость его хозяина, который случайно забыл ее дома. И слуга решил, что вы вручите ее герцогу, когда он будет уезжать от нас.
— Да. Кто-то мог отворить дверь и оставить трость в то время, как я отлучился, — сказал Кеттл, густо покраснев.
И прежде чем Поппи успела заверить дворецкого, что не осуждает его за естественные человеческие чувства и за то, что он на время покинул свой пост по личным причинам, с нижнего конца трости соскочила крышка.
— Черт побери! — выругался Кеттл, но тут же шлепнул себя пальцами по губам в наказание за недопустимую вольность. — Трость с крышкой на конце! Простите, миледи, но я в жизни не видел ничего подобного. Я знал, что герцог Драммонд — герцог самого необыкновенного сорта. Он источает опасность. И загадочность.
И Кеттл встряхнул трость.
Из нее выпал туго свернутый кусочек бумаги.
Поппи и дворецкий обменялись удивленными взглядами, потом оба нагнулись, чтобы поднять сверточек.
Поппи оказалась первой.
— Благодарю вас, дорогой Кеттл! — крикнула она, поднимаясь по лестнице. — Не думаю, что трость оставил слуга, это сделал кто-то другой, и этот другой рассчитывал, что герцог обнаружит послание. Быть может, это объяснит мне, почему герцогу так необходима жена.
— И убил ли он своего дядю! — крикнул Кеттл ей в ответ.
Да, и это тоже.
