начались сибирские ГЭС. Вот оценка этой затеи И. Никулиным: «Сверхмощные ГЭС, которые превращают великие самоочищающиеся реки в непрерывные цепи гниющих рукотворных морей, и сверхдальние ЛЭП – две стороны одной медали».
Кто же «чеканил» эти «медали»?
Вот один из «чеканщиков», описанный все тем же И. Никулиным так:
«Я не знаю, почему первый секретарь Саратовского обкома партии Новиков в 1943 году был переведён в Москву в Наркомат электростанций на скромную должность начальника небольшого управления по снабжению запасными частями подчинённых ему объектов. Достоверно известно, однако, что в 1950 году Новикова исключили из партии (строительство дачи за государственный счёт), сняли с работы и направили заместителем начальника строительства Горьковской ГЭС… В опале Новиков оставался недолго, в 1954 году его назначили начальником управления строительства Кременчугской ГЭС.
Построив Кременчугскую ГЭС и назвав посёлок при ней городом Хрущёвым, И.Т. Новиков… в декабре (
Вот как и из кого формировал Первый секретарь ЦК КПСС и Председатель Совета Министров СССР Хрущёв свою «когорту» «соратников».
Если Хрущёв так все понимал, то почему же именно при нём начались Братская ГЭС и вообще весь каскад ГЭС в Сибири? А потом оттуда в Европу тянули ЛЭП-500, о которой пели, что это – «непростая линия». Да уж, непростая…
В 1962 году прошло бурное Всесоюзное совещание по вопросам энергетики – ещё бурное, потому что костяк его участников составили питомцы эпохи Сталина, привыкшие жить государственными и общественными интересами. Но хрущёвцы пренебрегли рекомендациями профессионалов.
Брежневщина же лишь развила непрофессионализм, заменив его прихлебательством.
А целинная «эпопея»? К 1954 году сельское хозяйство Средней России только-только выбралось, да ещё и не до конца, из разрухи. А Хрущёв и хрущёвцы бросили огромные финансовые, материально-технические и людские ресурсы в необжитые казахские степи… Ворошилов возражал, но кто такой был при «верном ленинце» Хрущёве какой-то Ворошилов, начинавший когда-то вместе с Лениным партию большевиков!
Тысячелетиями не знавшая плуга земля дала, конечно, поначалу такой небывалый урожай, что большая часть его просто сгнила, ссыпанная в овраги – элеваторов и зернохранилищ в достатке не построили. А уже в ближайшие годы началась эрозия почвы.
Сталин последовательно сокращал «начальственные» льготы и привилегии. Скажем, по мере отдаления страны от послевоенной разрухи цены на товары массового потребления снижались, результатом чего стало Постановление Политбюро от 29 декабря 1947 года о прекращении продажи промышленных товаров через закрытую сеть для членов и кандидатов в члены ПБ, секретарей ЦК ВКП(б) и других ответственных работников, снабжаемых через Министерство государственной безопасности.
Хрущёвцы всё это быстро восстановили, развили и бодрыми шагами двинулись к антисталинскому ХХ съезду КПСС.
Я не буду писать об этом фатальном съезде подробно. Скажу лишь, что сам съезд был вполне деловым и весь его ход не предвещал того конца, который тогда показался драматическим, а фактически стал началом конца Державы.
Надо заметить, что доклад Хрущёва обсуждался постаревшими соратниками умершего Сталина и до съезда, но в «озвученном» Хрущёвым тексте оказалось много несогласованной «отсебятины», автором которой формально был Хрущёв, а фактически – чёрт его знает!
Тем не менее никто из сидевших в зале и знавших, что Сталин не запил с началом войны, что он не губил невинных в силу кровожадности, что он не планировал стратегические операции по глобусу, никто не встал и клевету Хрущёва не опроверг. Стоит ли удивляться тому, что политическая смерть Сталина запрограммировала скорую политическую смерть его неверных соратников?
Уже весной 1957 года Ворошилов сказал Шепилову о Хрущёве: «Голубчик, да он же всех нас оскорбляет». Но говорилось это чуть ли не шёпотом – избавившись от «тоталитарного наследия Сталина», хрущёвцы организовали не выборочное, при необходимости – как при Сталине, а тотальное прослушивание правительственных телефонов, квартир, дач, машин…
Екатерина Фурцева прибегала к тому же Шепилову и хваталась за голову: «Что делать? Во главе совнархозов случайные люди! Все решения импульсивны, необдуманны…»
Ой ли, хочется возразить сегодня! А не были ли эти решения очень даже хорошо обдуманными, а люди, поставленные во главе образованных при Хрущёве региональных советов народного хозяйства, отнюдь не случайными, но решения и назначения обсуждались уже не только и не столько в Москве, в отделах ЦК КПСС, а и в «Вашингтонском обкоме»?
Причём и сам Шепилов был вполне достойным представителем не сталинского, а хрущёвского стиля «руководства», болтаясь между Маленковым и Хрущёвым.
Прошедший с 22 по 29 июня 1957 года Пленум ЦК «обсудил вопрос об антипартийной группе Маленкова Г.М., Кагановича Л.М., Молотова В.М.» и вывел их из состава членов Президиума ЦК и из членов ЦК, а также «снял с поста секретаря ЦК КПСС и вывел из состава кандидатов в члены Президиума ЦК и из состава членов ЦК т. Шепилова».
Вскоре последовала опала Ворошилова, Сабурова, Первухина.
А на очереди был помогший Хрущёву «разгромить антипартийную группу» ещё один отступник от Сталина – маршал Жуков. Его черёд пришёл в октябре того же 1957 года.
Любимец Сталина, армии и народа, Константин Константинович Рокоссовский, вернувшись в СССР из Польши в 1956 году, уже после ХХ съезда КПСС почти сразу оказался перед необходимостью выступать на октябрьском (1957 года) Пленуме ЦК, где закончилась карьера Жукова.
Рокоссовский выступил нелицеприятно, сказав о Жукове то хорошее, что можно было о нём сказать, и то неприятное, чего тоже не сказать было нельзя – если говорить честно. При этом Рокоссовский – я уверен, что не случайно, – сравнивал «вельможный» жуковский мат военной поры со спокойным тоном Сталина – «полководца, человека, – как отметил Рокоссовский, – который сам учитывает обстановку, в которой мы находились…»
Рокоссовский под конец своей речи и ещё раз Сталина помянул, да ещё и как:
«Мы всегда привыкли к тому, что во главе Политуправления Красной Армии… находится человек политически подготовленный, партийный, к которому относились бы с глубоким уважением… Я вспоминаю слова товарища Сталина, который говорил следующее. Если партия принимала решение о назначении кого-то командующим, то он всегда задавал вопрос, а как его армия примет…»
Это были прямые солдатские слова о прошлом. Однако Константин Константинович сказал и о том, что он нашёл в Советской Армии образца 1957 года, то есть в армии, воспитываемой уже не Сталиным, а Хрущёвым и Жуковым:
«Товарищи, я семь лет был оторван от Советской Армии… Волей партии я был послан в Польшу, выполняя указания и директивы партии… В роли главного инспектора Министерства обороны пятый месяц. Мне удалось за это время побывать во многих местах…
Я не видел волевого командира, не видел командира, способного отстоять свою гордость, командира, который мог бы доказать и пробовал доказать, что он прав, заставил бы выслушать его…
Я был на крупном оперативном учении, где командиры, командующие армией смотрели в глаза старшему начальнику и старались угадать его мысли… Стоит только почувствовать … что мнение вышестоящего расходится с его мнением, немедленно становится во фронт: так точно, …немедленно исправлю…»
Это говорил полководец сталинской школы, который не отрицал своей к ней принадлежности, а подчёркивал её!
Да когда!
Да где!
Да перед кем!
И коль он так говорил после антисталинского ХХ съезда, на Пленуме хрущёвского ЦК перед Хрущёвым и перед своими боевыми товарищами – фактически предавшими Сталина к тому времени своим молчанием во время клеветы на него Хрущёва, то, значит, типичный командир сталинской Красной Армии был прямой
