прорубленное Петром окно на завидную европейскую жизнь, не подсматривала в замочную скважину парижских борделей…
Россия впервые посмотрелась в зеркало и… начала приводить себя в порядок.
Себя! И для себя!
Писаная, но только-только отмывающаяся от грязи красавица, она поглядывала то на людей, то – в зеркало, чтобы видеть там, опять-таки,
Эта Россия все яснее сознавала
Вот чем уже в первые годы своей самостоятельной политики был велик Сталин, вот чем он зарабатывал себе первое место в истории России – выработкой у русских чувства национальной полноценности! Лишь в России Сталина поэт мог сказать: «У советских собственная гордость, на буржуев смотрим свысока!» В том числе и поэтому Сталин уже после смерти этого поэта сказал: «Маяковский был и остаётся лучшим поэтом нашей пролетарской эпохи…»
Второе мировоззрение, пытавшееся после окончания гражданской войны утвердиться в России, было троцкистским. Враждебное первому, сталинскому, оно было пропитано неверием в самоценность России и в её личный творческий путь.
Наиболее ярким представителем такого мышления был даже не сам Троцкий, а его ближайший сподвижник Христиан Раковский – революционный космополит по всей своей биографии (он даже родился в Румынии). Фигура ныне почти забытая, а в двадцатые годы – знаменитая. Председатель Совнаркома и нарком иностранных дел Украины, секретный эмиссар в Европе и собеседник основателя веймарской Германии Вальтера Ратенау в 1922 году, посол СССР в Англии в 1923–1924 годах, посол во Франции в 1925–1927 годах!
Заслуги Раковского во внешнеполитическом становлении СССР без преувеличения можно определить как выдающиеся. Но он был предан не России как России, а СССР как базе для организации «мирового пожара». Утром 5 декабря 1927 года, на XV съезде ВКП(б), он обратился к собравшимся в Кремле делегатам с речью, которая стала его последним публичным появлением в роли крупного государственного деятеля. Слово ему предоставил председательствующий Рыков, а закончить выступление Раковский не смог. Под бушевавшую в зале бурю и крики «Долой! Исключить его из партии!» он ушёл в политическое небытие.
Почему?
В 1927 году Раковский с трибуны съезда чётко выявил как свою позицию, так и позицию своего оппонента Сталина. Раковский – «глашатай непримиримых», как его называли, – обвинил Сталина в том, что он не просто берёт курс на «закрепление и расширение мирной передышки», но более того – уверовал в возможность «мирного сожительства СССР с капиталистическими странами».
Раковский же, как убеждённый троцкист, считал, что победу социализма обеспечит только «священная революционная война». Только так можно-де «разжать тиски, которые душат первое пролетарское государство», и перевести в лагерь социализма крупные промышленные страны Западной Европы, затем их колонии и в конечном счете – весь мир.
Раковский заявил, что создалась трагическая (его собственная оценка!) ситуация: СССР «перестал быть идеологической опасностью для капиталистических правительств».
То, что СССР Сталина готовился к первой пятилетке, Раковского не ободряло. Наоборот – в этом (
И выходило, что со сталинским Советским Союзом, превращавшимся из пролетарской базы мировой революции в социалистическую
Тогда не все в России осознали это до конца, с полной ясностью. А вот опытный Мировой Капитал сразу разобрался в смысле деятельности Троцкого, и не иронией истории, а точным расчётом надо объяснять то, что в период, когда Троцкий, находясь внутри Союза, хотел свалить Сталина, буржуазные газеты вроде бы поддерживали… Сталина.
Скажем, «Нью-Йорк таймс» перед XV съездом заявляла: «Не уничтожить (политически. –
Выходило, что Сталин уничтожал в лице Троцкого «мину», подложенную под Капитал. Но если Сталин оказывался чуть ли не агентом капитала, надо ли было «Нью-Йорк таймс» заявлять об этом так громогласно, разоблачая перед русскими коммунистами «капиталистического приспешника» Сталина? Зачем было усиливать позиции в СССР Троцкого, так якобы опасного для Капитала? Тем не менее крупнейшая газета Капитала сама давала козыри в руки Раковского, и он предъявлял их с трибуны съезда!
Странно?
Нет!
«Нет» потому, что это была умная поддержка Троцкого Западом по принципу «от противного». Капитал уже понял тогда, что не так страшен советский штык, как советские серп и молот.
Революционный «штык» – это Троцкий. Это – изнуряющая Россию внешняя распря со всем миром.
А за Сталиным – укрепляющие Россию «серп и молот».
Троцкий – это красивая идея для
А Сталин – если он прочно окажется во главе мощной и богатой страны, где не властен Капитал, – это убедительный пример для
Считать же Капитал умел.
А когда Троцкий был изгнан, буржуазные газеты сочувственно отзывались об изгнанном из СССР Троцком и клеветали на Сталина. Теперь нужнее было
Да ведь Сталин того и заслуживал! Он ведь – вспомним свидетельство мадам Толстой – обладал, кроме всё ярче проявляющейся политической гениальности, ещё и несомненным человеческим обаянием.
Глава десятая
«Но был же ГУЛАГ?»
«Большой террор» – это, пожалуй, последний крупный антисталинский «козырь» «демократов»… В ответ на любые цифры роста, примеры энтузиазма и героизма, в ответ на упоминание всех былых фантастических наших успехов от млечинопитающихся «россиян» даже сегодня, на фоне растущего в России капиталистического тоталитаризма, раз за разом слышишь одно: «Но был же ГУЛАГ!»
Был, был…
Вопрос: какой и почему?
Есть, скажем, сравнительное жизнеописание Сталина и Гитлера, принадлежащее перу знаменитого английского историка сэра Алана Буллока. Его «Гитлер и Сталин. Жизнь и власть» – книга известная, в разных странах мира изданная и переизданная.
Два тома могут вместить многое, и сэр Алан многое в них вмещает. Но чего? Казалось бы, такая книга – если это труд историка, написанный для широкой публики, – просто обязана быть не только популярной, но и историчной, то есть точной в фактах и аккуратной в концепциях.
Однако можно ли всерьёз принимать историка, который ссылается на цифровые оценки, касающиеся репрессированных в СССР, сделанные физиком Сахаровым? Крупнейший специалист в своей области, физик Сахаров в истории и политике разбирался чуть лучше, чем в палеонтологии, и источником исторической истины быть, конечно же, не может.
Но это так, мелочи. Чтобы понять уровень «историчности» и «основательности» сэра Алана, достаточно открыть наугад почти любую из страниц его «сталинско-гитлеровской» эпопеи и сравнить утверждения, там имеющиеся, с историческими данными. Скажем, Буллок может написать так:
«Хотя рабский (?!. –
