советской биологической науки. Замечательные работы лауреата Сталинской премии действительного члена АМН СССР профессора О. Б. Лепешинской (рис. 42) опровергли реакционные взгляды ярого антидарвиниста немецкого учёного XIX века Р. Вирхова о том, что первооснова живого организма есть клетка и что она — создание «творца небесного». Вирхов утверждал, что всё живое связано только с клеткой и что клетка происходит только от клетки, путём механического деления предшествующей клетки. О. Б. Лепешинская показала, что даже из высших многоклеточных организмов можно выделить неклеточное живое вещество, способное развиваться в целые клетки. Она установила, что в естественных условиях при развитии зародыша рыбы или птицы некоторые клетки образуются не только из клеток, путём их деления, но и из неклеточного живого вещества.
О. Б. Лепешинская установила, что организм не сумма клеток, а сложная система, состоящая не только из клеток, но и из живого вещества, не оформленного в клетки. Живое вещество — это не клетки, но и не мёртвый, безжизненный материал. Это исторически сложившееся живое белковое вещество, обладающее основным свойством жизни — обменом веществ. Оно способно к развитию и формированию клеток. Идея Вирхова о непрерывности клеточного деления помогала вейсманистам развивать бредовые теории о непрерывности зародышевого вещества, на которое не действуют якобы никакие изменения внешней среды. О. Б. Лепешинская установила, что хромосомы ядра, как и всё ядро, в определённый период распадаются на коллоидные частицы; на известной стадии развития ядерное вещество рассеивается во всей плазме яйцеклетки или образуется заново. Своими исследованиями Лепешинская нанесла решающий удар по хромосомной теории наследственности — этой основе реакционного вейсманизма-морганизма.
Советский учёный проф. В. В. Сукнев показал, что и простейшие клеточные организмы — бактерии — также могут раздробляться на мелкие гранулы, настолько мелкие, что они, так же, как вирусы, проходят через фильтры, задерживающие бактерии, так называемые фильтрующиеся формы бактерий. Эти гранулы неклеточного строения всё же сохраняют свойства живого и при благоприятных условиях жизни снова воссоздаются в целые, вполне жизнеспособные клеточные организмы.
Живое белковое вещество, не имеющее клеточного строения, — вот наиболее простая из известных нам в настоящее время организаций материи, наделённой всеми атрибутами жизни.
То, что многие клеточные организмы не теряют свойств живого и в неклеточном состоянии, является одним из веских аргументов в пользу материалистического взгляда на происхождение современных клеточных организмов из древнейших форм жизни, не имевших еще клеточного строения. Именно вирусы и являются, по-видимому, потомками одной из ветвей древнейших доклеточных форм жизни. Эволюция этой ветви пошла не по пути морфологического прогресса, приведшего к возникновению первичных клеток, а по пути прогрессивной специализации, по пути паразитизма в этих первичных клетках. Этот путь, являющийся согласно воззрениям известного советского учёного-биолога академика А. Н. Северцева одним из распространённых направлений биологической прогрессивной эволюции, позволил вирусам сохранить до наших дней свою примитивную доклеточную организацию.
Таким образом, происхождение современных вирусов представляется нам в следующем виде: на заре жизни наряду с первичными клеточными организмами типа бактерий существовали еще и свободно живущие доклеточные формы жизни. Постоянно встречаясь и взаимодействуя с бактериями, они могли постепенно перейти на паразитический образ жизни и дать начало предкам современных бактериальных вирусов (бактериофагов). В более поздние эпохи (при распространении и расселении наземных растений) от доклеточных первичных организмов могла отойти ветвь, приспособившаяся к паразитированию в растениях, и явиться предком современных растительных вирусов. Таким же путём могла идти и эволюция вирусов, поражающих животных. Ясно, конечно, что современные нам вирусы, состоящие из сложных белков — нуклеопротеидов — совсем не похожи на те первичные доклеточные формы, которые только что начали приспособляться к внутриклеточному существованию и имели, по-видимому, более простое строение. Но эволюция у вирусов шла уже по пути всё более полного приспособления к паразитической внутриклеточной жизни, что и оставило отпечаток на их примитивной организации.
Какова же была дальнейшая судьба этих предполагаемых предков современных вирусов, этих простейших неклеточных существ, которые, еще не приспособившись к внутриклеточному паразитированию, могли довольствоваться скромными пищевыми ресурсами, находившимися на земле на заре эволюции живой материи? Погибли ли они, не выдержав борьбы за источники питания с более высокоорганизованными клеточными организмами, или же, будучи чрезвычайно неприхотливыми и выносливыми, приспособились к новым условиям и сохранились до наших дней, не изменив своей простейшей неклеточной структуры?
Мы убеждены в том, что и сейчас в природе существуют такие древние формы свободно живущих неклеточных организмов — предки современных вирусов и клеточных микробов. Академик Н. Г. Холодный, наблюдая за жизнью микробов в почве при помощи своих пластинок обрастания и почвенных камер, часто замечал в поле зрения микроскопа необычные органические формы в виде слизистых плёнок и тонких нитей, не имевших клеточного строения и напоминавших искусственно получаемые после смешивания разнообразных белков капельки, так называемые коацерваты (от латинского «ацервус», что значит куча).
Учёные как раз и считают, что коацерваты являются теми первичными высокомолекулярными органическими веществами, из которых в процессе эволюции и образовались простейшие организмы.
На своих препаратах академик Н. Г. Холодный видел иногда и скопления веретеновидных, хорошо красящихся телец, которые напоминали кристаллы растительных вирусов.
Некоторые учёные находили подобные неклеточные, проходившие через бактериальные фильтры формы и в воде, богатой органическими веществами. Эти невидимые в световом микроскопе формы удавалось выращивать на питательном агаре, где они образовывали хорошо видимые невооружённым глазом колонии.
Эти отрывочные пока наблюдения позволяют думать, что планомерные поиски и тщательное изучение таких мельчайших неклеточных форм может открыть перед нами ещё один до сих пор неизвестный мир сапрофитных, т. е. непаразитических форм жизни.
Если бы существование таких форм было окончательно доказано, то оно явилось бы наиболее веским аргументом в пользу чрезвычайно древнего происхождения болезнетворных вирусов от доклеточных первичных организмов.
Пока же мы должны довольствоваться только гипотезами. Следует отметить, что изложенная нами точка зрения на происхождение вирусов еще не является общепринятой. Существует и другой взгляд, особенно развиваемый за рубежом, согласно которому вирусы — это потомки клеточных микробов, уже вторично упростивших свою организацию в связи с переходом на внутриклеточное паразитическое существование.
Едва ли эта гипотеза соответствует действительности. Трудно допустить, чтобы такая распространённая, хорошо приспособленная к разнообразным условиям существования группа организмов целиком могла развиться путём упрощения, путём регресса.
Этот взгляд противоречил бы основному положению диалектического материализма о том, что процесс развития следует понимать «…как движение поступательное, как движение по восходящей линии, как переход от старого качественного состояния к новому качественному состоянию, как развитие от простого к сложному, от низшего к высшему» (
Некоторые учёные считают, что вирусы — это не самостоятельные организмы, а лишь стадии развития клеточных микробов. Такое толкование происхождения вирусов мало вероятно: между вирусами и клеточными микробами существуют столь резкие качественные различия, что первые никак не могут быть стадиями развития вторых. Пока еще никому не удалось достоверно наблюдать, чтобы одна из этих форм когда-либо переходила в другую.