достаточно серьезного кабинета — иначе редактор вряд ли стал бы выставлять себя полным кретином, публикуя такие сообщения от имени редакции газеты.
Что из всего этого следует? Пока вопрос не однозначный. Если на этом весь «ПиАр» нового «обезьяньего процесса» кончится — то, значит, тема умерла. А вот если теперь какие-нибудь серьезные издания, делающие медиа-климат в регионе и в стране, начнут ретранслировать сообщения из «Фонтанки. Ру» — тогда, значит, шоу продолжается. Если появятся такие публикации, это будет сигналом, что митрополитбюро намерено в самом деле расквитаться с «безбожным Дарвином» и вообще с остатками здравого смысла, еще сохранившимися в российской школе.
«Люди, будьте бдительны» (с)
(А — П. Захаров, статья в Компьютерре): Процесс распространения информации аналогичен распространению эпидемий, лесных пожаров и формированию структуры геля. И это не только метафора, поскольку все эти процессы описываются одними и теми же уравнениями. Ранее исследователями было показано, что в сети, где узлы соединены совершенно случайно, без какого бы то ни было порядка, существует некий критический порог заразности болезни, называемый порогом перколяции. Если заразность болезни не превышает этот порог, эпидемия локализуется в некоей области сети и не распространяется дальше. Если порог пройден — эпидемия превращается в пандемию, и ею оказывается охвачена вся сеть, какой бы большой она ни была. Вспомните, как варится яйцо, — долгое время белок остается жидкой массой, пока вдруг, практически мгновенно, не превращается в упругое вещество, способное сохранять форму. Происходит это в тот момент, когда белки, составляющие яичный белок, объединяются в структуру, охватывающую весь яичный белок, перколируют. Оказалось, что в безмасштабных сетях этот порог отсутствует, то есть даже при минимальной заразности болезни она способна пробить себе дорогу ко всей сети. Для того чтобы воспрепятствовать распространению некоей новости, необходимо, чтобы почти 100 % пользователей ее проигнорировали. Однако чтобы остановить новость организованным бойкотом, необходима поддержка группы из всего лишь 0,2 % наиболее популярных пользователей, то есть тех, кто во френдах у более чем 750 человек. Если же вообще удалить этих пользователей из сети, ЖЖ попросту развалится на отдельные кластеры.
(А — Е. Дулуман) Человек приходит в мир, чтобы сделать свою жизнь осмысленной. Жизнь каждого человека имеет тот смысл, который он сам в нее вкладывает.
(А — А. Розов): Вот уже второй раз участвую в многолюдном диспуте на тему о «православных храмах шаговой доступности» (т. е. культовых сооружениях из фанеры, которые МП РПЦ планирует размещать во дворах жилых домов Москвы и Петербурга «для удобства паствы»). Каждый раз появлялись предложения уничтожать эти объекты, если только их начнут строить. Возникали упоминания «коктейля Молотова» и других аналогичных средств разрушения. Заглянув в себя, я обнаружил, что идея бескомпромиссной ликвидации «фанерных храмов» вызывает у меня адекватный порыв, т. е. эмоционально я полностью поддержал бы такой радикальный метод. Но грош мне была бы цена, как рационалисту, если бы я не попытался разобраться в своих мотивах и источниках эмоций.
Чем, по сути отличается такой ларек-церковь от ларька с попсовыми дисками (которые я не слушаю) или ларька с пивом «балтика» (которое я не пью)? Конечно, я возражал бы против установки таких объектов, но никогда не поддержал бы их экстремального уничтожения.
Может быть, дело в том, что храмоларек — это культовое, религиозное сооружение? Да нет, не в этом. Я достаточно индифферентно отношусь к религии, хотя некоторые нравятся мне больше, а некоторые — меньше. Авраамические культы (в т. ч. православие) относятся ко второй категории, но все равно, если бы кто-то из сильно верующих жильцов сам для своей семьи сделал бы рядом с домом ларек-храм, ларек- мечеть или ларек-синагогу, я не стал бы особо возмущаться. Скорее, посмеялся бы.
Но вот что интересно: если бы любая (все равно какая) конфессия стала конвейерным, массовым методом собирать культовые ларьки, чтобы поставить их во все дворы, — моя реакция оказалась бы резко отрицательной.
Насколько резкой? Как ни странно, это зависело бы от конфессии, причем не от ее вероучения, а от ее политики. К примеру, если бы началась кампания по возведению ларьков-мечетей, я так же без колебаний одобрил бы применение к ним «коктейля Молотова». В чем здесь сходство таких разных вероучений, как ислам и православие?
А сходство вот в чем: и та, и другая конфессия — это борцы за мир. Причем за весь. И захваченную часть мира они метят. Примерно так же, как хорьки в сезон размножения метят «свою территорию» пахучими выделениями своего организма. Во дворе твоего дома возвели храмоларек? Значит, ты уже помечен как собственность МП РПЦ. Получается, дело не в какой-то паршивой фанерной коробке с маковкой и крестом, а в ее символическом значении, как метки, как печати «имущество церкви».
Нечто колоссально оскорбительное для свободного человека есть в этом массовом производстве храмоларьков-меток для последующей установки на «территории церковного размножения». Вроде бы и прямого вреда не причинено, но будешь чувствовать себя, как человек, «помеченный» сексуально озабоченным хорьком.
Кто-нибудь скажет: ну, а если православным гражданам эти ларьки нужны, чтобы отправлять свою культовую потребность? У них же есть право исповедовать свою религию. Хорошо. Сейчас я скажу, в чем их культовая потребность. Совсем не в том, чтобы пойти и помолиться своему богу и участвовать в своих ритуалах (для этого храмов хватает, их в мегаполисах множество и они стоят почти пустые). Нет, эти храмоларьки нужны, чтобы «православный гражданин», выходя из дома, смотрел на маковку с крестом и говорил: «это — наше, нашим хорьком помечено».
Совсем не спроста в эпоху «крещения Руси» православные храмы старались ставить поверх разрушенных языческих капищ. Ни буддисты, ни язычники никогда так не делали. Они возводили свою культовую постройку рядом с чужой, а то и просто пользовались чужим храмом, добавляя в его интерьер изображения своих божеств или свои культовые предметы. Так было при распространении буддизма в синтоистской Японии. Там до сих пор многие себя причисляют и к буддистам, и к синтоистам.
У мусульман или христиан-ортодоксов не так. Им важно не просто поставить свое, а непременно сделать это, уничтожив чужое. Даже когда не хватало средств построить храм — все равно рушили капище, а на этом месте втыкали крест. «Помечено православным хорьком».
Характерный штрих: во время гражданской войны в Косово враждующие стороны — православные и мусульмане — первым делом старались уничтожать храмы и мечети. Стирать чужие метки с территории. Обе конфессии имеют одинаково хорьковые повадки, и они прекрасно понимали друг друга. Православный храм или мусульманская мечеть ставится не для того, чтобы свои могли в ней отправлять культ. Нет, у этих объектов другое назначение: заставить других, «чужих» признать эту «метку». Если здесь стоит православный храм — это православная территория, если стоит мечеть — исламская территория. А дальше на «своей территории» устанавливаются свои правила (православные или исламские соответственно).
Теперь возвращаюсь к началу разговора. Оказывается, моя эмоциональная реакция (как и аналогичная эмоциональная реакция многих других) имеет вполне рациональные корни. Логика простейшая: не хочешь жить по их (православным, исламским) порядкам — убери их метку. Неготовность или неспособность ее уничтожить церковь воспринимает как готовность к подчинению.
И не надо говорить про свободу совести и вероисповедания. Ни православные, ни мусульмане этих свобод не признают. И пусть они не рассчитывают, что к ним будут относиться иначе, чем они сами относятся к окружающим.
Между прочим, в отношении хорьков применяется простой и действенный способ. Их кастрируют. Тогда они перестают метить территорию и бесконтрольно размножаться. В социальных технологиях метод кастрации агрессивных конфессий пока не отработан. Но, видимо, пора этим всерьез заняться. Не бегать же, в самом деле, как дети, с бензином и спичками.
(А — Grossmaster) В октябре 1573 года войска фанатичных испанских католиков осадили Лейден — город коммерсантов, ремесленников и свободных бюргеров. В Лейдене не было ни армии, ни полководцев, но бюргеры слишком ценили свою свободу, чтобы так просто сдаться. Целый год они обороняли город под
