кусками льда. Через реку Санта-Крус они перебрались на самодельном плоту. Матросы с трудом брели по гальке, часто ложились отдыхать, и тогда низко над ними парили кондоры.
Сначала моряки следовали вдоль побережья. Но потом вдоль берега потянулись болота, и матросы принуждены были делать далекие обходы, уходя в глубь страны и пробираясь зачастую по колена в болоте. Тогда они руководствовались лишь компасом, ибо не знали звезд южного полушария.
Нередко по многу часов они не имели воды. Однажды передний увидел вдали серебристое озеро. «Вода!» крикнул он товарищу. Друзья заковыляли быстрее. Вот и озеро… Блестящий солончак раскинулся перед ними. Испанцы упали и заплакали. Потом они пошли дальше. Этот день казался им бесконечным. Много раз они падали. Лишь мысль о потерпевших крушение товарищах заставляла их, напрягая последние силы, подниматься.
Но к вечеру они увидели огни лагеря Магеллана.
Моряки обросли бородами, покрылись грязью, одежда их превратилась в жалкие лохмотья, а ноги были обернуты остатками камзолов. Караульные в лагере Магеллана не узнали их и приняли за туземцев. Стрелки уже подняли аркебузы.
Пришедшие попробовали заговорить. Но только хриплый крик вырвался из их пересохших уст.
Тогда они упали лицом на холодный песок и стали ждать. Караульные осторожно подошли ближе. Они шли медленно, оглядываясь по сторонам, так как опасались внезапного нападения. Склонившись над лежавшими на берегу людьми, караульные по остаткам платья узнали испанцев. Они отнесли пришельцев на руках в лагерь и немедленно доложили командиру.
Потерпевших крушение провели в каюту Магеллана. Командир прежде всего приказал переодеть, накормить и напоить их. Потом стал спрашивать о несчастье, постигшем «Сант-Яго», о их замечательном переходе.
Магеллан был раздосадован гибелью корабля, но его радовало, что почти вся команда спаслась. Он был очень доволен мужеством и стойкостью Серрано и его товарищей. Он тотчас же снарядил на место кораблекрушения отряд под командой Дуарте Барбоса. Матросы с «Сант-Яго» рассказали Магеллану, как труден путь по берегу, но командир боялся осенних штормов и не решался рисковать еще одним кораблем.
Два месяца пробыли Хуан Серрано с товарищами на угрюмом берегу у разбитого корабля. Каждое утро они отправлялись бродить по берегу. Моряки собирали обломки, которые выбрасывало море за ночь. Понемногу они с помощью людей, присланных Магелланом, перетащили в бухту Сан-Хулиан все то, что удалось спасти от ярости шторма, — провизию, оружие, снасти.
Время тянулось медленно. Однообразные дни сменяли друг друга. Стало холодно, выпал снег. Свежее мясо было на исходе, и Магеллан организовал охоту на морских львов, гуанако и страусов.
Решив обследовать окрестности Сан-Хулиана, он отправил четырех моряков в глубь страны на тридцать лиг. Морякам было приказано, если они встретятся с индейцами, завести с ними дружбу. Посланные взяли с собой большой деревянный крест, чтобы отметить им крайнюю точку, которой они достигнут. Но вскоре они вернулись. Они заявили, что плоская, унылая и безводная страна эта тянется вдаль без конца, а обитателей там нет.
Зимовка протекала тяжело.
Моряки часто болели, и несколько человек умерло. Их хоронили в прибрежной гальке, стараясь зарывать поглубже, потому что кондоры стаями собирались во время похорон и, усевшись вокруг на скалах, нетерпеливо выжидали, когда уйдут живые.
Шли месяцы. Моряки были уверены, что эта унылая земля безлюдна, и перестали даже ставить ночные караулы.
Но однажды на закате, когда в лагере на берегу дымили костры, из-за прибрежной скалы показались два человека.
Один из пришедших, очень высокий человек с гордой осанкой, был одет в плащ из шкуры гуанако. На ногах у него были огромные сапоги из меха лисицы. В одной руке он держал небольшой, туго натянутый лук и тростниковые стрелы с кремневыми наконечниками. Другой рукой туземец все время посыпал свою голову песком. Он приплясывал и пел. Его товарищ стоял молча поодаль.
Магеллан послал на берег матроса, приказав ему подражать во всем туземцу. Очевидно, пляски, пение и посыпание головы песком считалось у туземцев знаками миролюбия, потому что, когда матрос повторил все то, что делал высокий пришелец, тот без страха направился к шлюпкам и позволил отвезти себя на корабль. Но его молчаливый спутник отказался последовать его примеру и остался ждать на берегу.
Командир подарил гостю связку бубенчиков, горсть бисера, маленькое зеркальце, гребенку.
Когда туземец увидел в зеркале свое разрисованное желтыми и красными полосами лицо, он в испуге так стремительно отпрянул назад, что сбил с ног четырех моряков, стоявших сзади него. Магеллан назвал туземцев этой страны патагонцами[59].
Оставшийся на берегу патагонец, видя, что его товарищ благополучно вернулся, побежал за скалы, и скоро оттуда появилось много туземцев. Они шли в ряд, приплясывали и пели, показывая все время на небо, словно давая понять, что считают моряков посланцами небес.
Женщины шли позади. Они несли оружие мужчин и горшки с какой-то белой мукой. Мукой этой они угощали испанцев.
Позади всех шли юноши и вели на привязи молодых гуанако. Антонио Пигафетта пишет: «Они привели с собой четырех животных, о которых я уже говорил. Это были не взрослые животные, а детеныши, которых они вели на недоуздках. Детенышами пользуются для привлечения взрослых: их привязывают к кустарнику, и к ним приходят взрослые животные и играют с ними, а мужчины, спрятавшись в кустах, убивают их стрелами. Туземцы в числе восемнадцати человек, мужчины и женщины, приглашенные нашими людьми, собрались перед кораблями, разошлись по обеим сторонам бухты и забавляли нас охотой, о которой уже было сказано».
Ночью туземцы исчезли. Шесть дней никто не показывался, а на седьмой опять появился патагонский воин. Это был другой человек, но, как и первый, он начал с пения и плясок на берегу.
Этот патагонец быстро освоился с испанцами. Магеллан подарил ему рубаху, штаны, шапку, а также зеркало и другие безделушки.
Священники, мечтавшие об уловлении сотен и тысяч языческих душ и изнывавшие от безделья в бухте Сан-Хулиан, с жадностью накинулись на патагонца. Они долго учили его католическим молитвам «Ave Maria» и «Pater noster». Когда патагонец научился произносить, страшно коверкая, первые слова молитв, патеры объявили, что язычник готов воспринять святое крещение, и ничего не понимавший (патагонец был торжественно окрещен и назван Хуан Хиганте.
Антонио Пигафетта очень заинтересовался патагонцем. Итальянец проводил с ним все свободное время, пытаясь как можно больше разузнать о нравах и обычаях патагонцев. Пигафетта записал в свой дневник, что «главного демона» патагонцев зовут Сетебос. Интересно, что Шекспир в своей «Буре» дважды говорит о духе Сетебосе, которого призывает Калибан. Шекспир, судя по всему, прочел краткий перевод дневника Пигафетты в книге Роберта Идена «История путешествий», вышедшей в 1577 году.
На другой день патагонец принес ответный подарок — тушу только что убитого гуанако. Но через день Хуан Хиганте исчез. Испанцы решили даже, что он убит своими соплеменниками за то, что так привязался к пришельцам.
Тем не менее патагонцы продолжали посещать бухту Сан-Хулиан и изредка приносили туши гуанако, получая взамен безделушки.
Все же знакомство испанцев с патагонцами кончилось ссорой. Магеллану вздумалось насильно увезти с собой в Испанию двух рослых туземцев. Но он знал, что патагонцы обладают огромной физической силой и захватить их живыми не так-то просто. Командиру пришел на помощь кормчий Хуан Карвайо, человек бывалый. В Африке и Бразилии он принимал участие в португальских экспедициях за рабами.
По совету Карвайо, командир пошел на хитрость, к которой часто прибегали португальские охотники за рабами в Африке. Он приказал дать двум патагонцам, прибывшим на корабль, множество подарков —
