Настала ночь. На всех кораблях горели огни. Магеллан не сходил с кормовой башни. После полуночи моряки «Тринидада» увидели «Сан-Антонио». Мятежный корабль подошел к выходу из бухты. На кораблях Магеллана все было готово к битве. Пушкари с зажженными фитилями стояли у бомбард, стрелки держали на прицеле аркебузы и арбалеты[57]. У борта стояли с абордажными крючьями в руках и с кинжалами в зубах бойцы, готовые по первому сигналу спрыгнуть на палубу мятежного судна и вступить в рукопашный бой. «Сан-Антонио» быстро приближался. На корме стоял Гаспар де Кесада с копьем и щитом в руках.
— В бой на врага! — крикнул он, но никто не двинулся с места.
В это время раздался залп из больших бомбард «Тринидада», абордажные крючья вцепились в борт «Сан-Антонио», и моряки «Тринидада» попрыгали на корабль Кесады. С другого борта бросились на абордаж моряки «Виктории» во главе с Дуарте Барбоса. Но мятежники почти не оказали сопротивления.
— За кого вы? — крикнул Магеллан.
— За короля и за вашу милость! — отвечали с «Сан-Антонио».
Кесада и его ближайшие сторонники были тут же схвачены, а арестованные мятежниками Мескита, Мафра и другие верные Магеллану моряки выпущены на свободу.
Утром Серрано подошел на лодке к «Консепсиону» и потребовал немедленной и беспрекословной сдачи. Мятежники безропотно подчинились, и Хуан де Картагена был в кандалах доставлен на «Тринидад».
Мятеж был подавлен. Начался суд. По словам португальского историка XVI века Гаспара Корреа, «император дал Магеллану право ножа и веревки над всеми участниками армады».
Но Магеллан не взял на себя решения судьбы заговорщиков и поручил ведение суда главному судье эскадры — Гонсало-Гомесу де Эспиноса, который сыграл такую большую роль в подавлении мятежа.
Гонсало-Гомес де Эспиноса приговорил к смерти более сорока человек. Уже была сооружена виселица, но Магеллан помиловал почти всех. Он знал, что большинство мятежников было обмануто и слепо шло за своими командирами. К тому же без этих сорока человек было трудно вести дальше корабли.
Решено было казнить Кесаду, де Картагена и Молимо. Сначала отвезли на берег тело убитого Луиса де Мендосы. Собрались все моряки. Герольд, протрубив в трубу, прочитал составленный судьей де Эспиноса список преступлений убитого. Потом тело Мендосы четвертовали. Надо было казнить Кесаду, но не нашлось палача. Тогда Молино бросился на колени перед де Эспиноса и в искупление вины предложил себя в качестве палача. Эспиноса согласился, телохранитель бывшего капитана «Консепсиона» отрубил голову своему господину.
Магеллан не решился казнить Хуана де Картагена, ибо тот был назначен самим королем. Лишь потом, когда выяснилось, что де Картагена и священник Педро де ла Рейна пытаются вновь поднять восстание и побуждают моряков к неповиновению, было решено оставить их навсегда в бухте Сан-Хулиан.
Помилованных заковали в кандалы и поставили к помпам. Лишь когда закончили починку кораблей, бунтовщиков расковали, и они вернулись к обычным своим обязанностям.
Многие современники Магеллана всячески осуждали его за жестокость, которую он якобы проявил после усмирения мятежа. Особенно раздували слухи о кровожадности великого мореплавателя его многочисленные враги в Испании и Португалии. Один из них, Рекальде, писал, что, «если учесть страну, в которой были оставлены де Картагена и де ла Рейна, ясно, что они понесли более тяжкие наказания, чем те, которые были разрезаны на куски и четвертованы». Позднейшие историки, говоря о трагедии в Сан- Хулиане, зачастую идут по стопам пристрастных современников Магеллана.
Между тем приговор вряд ли можно признать столь жестоким, особенно если принять во внимание, что мятеж этот едва не привел к краху всю экспедицию.
В самом деле, из нескольких десятков мятежников казнен был один человек. Два человека были оставлены на пустынном берегу лишь после повторной попытки поднять мятеж. Наконец, были оставлены в живых и, судя по всему, полностью прощены некоторые зачинщики мятежа, игравшие во время бунта руководящую роль, например, Альваро де Кока, Луис де Молино и, наконец, Себастиан Эль-Кано, которому было суждено завершить кругосветное плавание и пожать все лавры, предназначавшиеся Магеллану.
Зимовка
«Мы нашли здесь две вещи, которые мы не в состоянии объяснить: на низком мысу стоит большая испанская печь, сложенная из кирпичей, а на вершине одного холма — маленький деревянный крест. Трудно сказать, каким старинным мореплавателям принадлежат эти реликвии. Магеллан казнил здесь нескольких мятежников…»
Моряки стали располагаться на зимовку. В защищенной скалами от осенних бурь бухте Сан-Хулиан корабли были в безопасности. Но окрестности бухты были однообразны и унылы. В туманную даль уходила слегка холмистая равнина. Мелкая серая галька перемежалась с зарослями грязно-зеленой или бурой травы, росшей пучками. Кое-где виднелись невысокие, скрюченные деревья.
Огромные кондоры сидели на темных вершинах прибрежных скал.
На отмелях и на осыпях гальки грелись на нежарком, осеннем солнце серые ящерицы да лениво ползали большие черные жуки. Стаи надоедливых мух вились над лагерем.
Все прибрежные откосы были испещрены норами большеухих мышей и кроликов. Иногда испанцы видели главного врага этих грызунов — небольшую красную лисицу.
В Сан-Хулиане моряки познакомились с новым животным — гуанако [58]. Стада гуанако часто показывались вблизи лагеря, и Магеллан несколько раз устраивал на них облавы.
Но бухта Сан-Хулиан не понравилась испанцам. Там было очень мало пресной воды. Кроме того, моряков угнетала пустынная страна, раскинувшаяся вокруг. Поэтому уже в мае командир послал на разведки корабль «Сант-Яго». Капитан корабля Хуан Серрано должен был выяснить, нет ли на юге, поблизости от Сан-Хулиана, пролива, о котором Магеллан мечтал столько лет.
«Сант-Яго» поплыл вдоль берега. С правого борта моряки все время видели угрюмое побережье — все те же темно-красные и сизые скалы, прибрежный песок и осыпи гальки. Но через несколько дней испанцы открыли большую реку, которую они назвали Санта-Крус. Река быстро несла свои прозрачные голубые воды по чистому, покрытому блестящей галькой дну. Вдоль берегов высились базальтовые скалы.
На реке испанцы провели шесть дней. Они охотились на гуанако, морских львов и мелких страусов — нанду, ловили рыбу, набирали пресную воду. Потом поплыли дальше.
22 мая разыгрался невиданный шторм. Поломало мачты, в море унесло ящики, бочки и паруса. Наконец, истерзанный корабль был выброшен на берег. Во время крушения погиб негр — раб капитана.
Серрано и его тридцать шесть товарищей остались у разбитого корабля, а двое матросов, взяв с собой компас, пошли к бухте Сан-Хулиан. Историки не сохранили нам имен этих отважных людей. Мы знаем лишь, что то были простые моряки, добровольно взявшие на себя этот подвиг.
Начались холода. Моряки шли в изорванной одежде и в дырявых башмаках. Они ловили мышей и кроликов и по вечерам пекли их на кострах у берега. Часто не было воды, и жажду приходилось утолять
