нельзя было заметить в ней признаков слабоумия. Ее ум, проявлявший слабость при каких-нибудь особенно трудных рассуждениях, сохранял, однако, свою природную простоту и врожденную любовь к правде. Не трудно было заметить, что чувство добра было в ней инстинктивным, а отвращение ко всему дурному было до такой степени характерной чертой ее природы, что она как-будто окружена была атмосферой душевной чистоты. Черты ее лица были довольно приятны. В общем она казалась слабой копией своей сестры. Ее щеки редко покрывались румянцем, потому что простой ее ум никогда не вызывал образов, способных взволновать кровь.
— Вас зовут Гэтти Гуттер? — сказал Зверобой ласковым голосом. — Скорый Гэрри мне говорил о вас, и я знаю, что ваше имя — Гэтти.
— Ваша правда, я Гэтти Гуттер, сестра Юдифи и младшая дочь Томаса Гуттера, — отвечала девушка приятным голосом.
— В таком случае я знаю вашу историю. Скорый Гэрри рассказал мне все, потому что он не имеет обыкновения скрывать чужих дел. Вы проводите большую часть вашей жизни на озере?
— Да. Моя мать умерла. Батюшка занимается своим делом, а Юдифь и я остаемся дома. Как вас зовут?
— На этот вопрос не совсем легко ответить. При всей своей молодости, Гэтти, я имел гораздо больше имен, чем какой-нибудь из великих начальников во всей Америке.
— Но все же есть у вас какое-нибудь имя? Бросая одно, вы, конечно, с честью принимали другое.
— Надеюсь, что так. Имена доставались мне не даром, и, я думаю, теперешнее имя недолго останется за мной. Делавары редко сразу подыскивают действительное имя, свойственное человеку, пока он не обнаружит своего истинного характера в совете или на войне. Моя очередь еще не пришла. Во-первых, я не имею права заседать в их советах, потому что я не краснокожий; а во-вторых, на моем веку теперь только первая война, и неприятель еще не забирался в эту колонию.
— Скажите мне ваши имена, — повторила Гэтти наивно, — и я, может-быть, скажу вам, кто вы такой.
— Не думаю. Люди часто обманываются при оценке характера своих собратий и нередко дают им имена, которых они вовсе не заслуживают.
— Скажите мне ваши имена! — вскричала с запальчивостью девушка. — Я хочу знать, как о вас думать.
— Извольте, если вы непременно этого хотите. Прежде всего я принадлежу к породе белых людей, точно так же, как и вы. Мой отец имел фамилию, которая перешла к нему по наследству, и он передал ее мне. Эта фамилия — Бумпо. К ней придали имя Натаниэль, которое для краткости часто произносят Натти.
— Ах, как это хорошо: Натти и Гэтти! — вскричала молодая девушка, отрывая глаза от работы и с улыбкой всматриваясь в своего собеседника. — Вы — Натти, а я — Гэтти, но только вы — Бумпо, а я — Гуттер. Как вы думаете: ведь Гуттер звучит приятнее, чем Бумпо? Не правда ли?
— У каждого свой вкус. Бумпо звучит не так хорошо, я согласен; но мой дед и отец довольствовались этой фамилией всю жизнь. Я, однако, носил ее недолго: делаварам показалось, что я никогда не лгу, и потому они назвали меня: «Правдивый».
— Это очень хорошее имя! — вскричала Гэтти с живостью и убежденным тоном. — Не говорите же, что нет правды в именах!
— Я и не говорю этого. Ложь, действительно, ненавистна для меня, как и для многих других людей. Через несколько времени делавары нашли, что у меня проворные ноги, и потому назвали меня: «Голубь».
— Чудесное имя, — сказала Гэтти. — Голубь — прехорошенькая птица.
— Все хорошо в своем роде, моя милая. Только человек слишком часто портит окружающее своим прикосновением. Потом, когда я начал заниматься охотой, делавары увидели, что я отыскиваю дичь скорее и вернее многих сверстников. Они прозвали меня «Вислоухим», потому что, как говорили они, у меня собачье чутье.
— Вот это нехорошо… Надеюсь, вы недолго носили это имя?
— Недолго. Когда я обзавелся своим карабином, делавары увидели, что я способен своим искусством доставлять в их хижины гораздо больше дичи, чем требовалось для них. Они назвали меня «Зверобоем» и «Непромахом», так как я не даю промаха, когда стреляю в оленей. Это имя я ношу до сих пор и горжусь им, хотя некоторые полагают, что для мужчины гораздо приличнее сдирать кожу с человеческих черепов, чем стрелять в оленей.
— Я этого не думаю, Зверобой, — простодушно заметила Гэтти. — Ваше ремесло мне нравится, и я нахожу, что ваше последнее имя гораздо приятнее, чем Натти Бумпо.
— Это очень естественно в молодой девушке с вашим характером, и я этого ожидал. Мне говорили, что сестра ваша редкая красавица.
— Разве вы никогда не видали Юдифи? — с живостью вскричала Гэтти, — О, ступайте к ней, ступайте скорее! Ей не всегда нравится общество Скорого Гэрри.
Бледные щеки молодой девушки немного оживились, и взгляд ее, обыкновенно ясный и спокойный, засверкал неестественным блеском. Зверобой медленно вышел из комнаты.
Почти одновременно с Бумпо в другой комнате, где сидели Юдифь и Скорый Гэрри, появился и владелец ковчега, Томас Гуттер или Том Пловучий, как обыкновенно называли его охотники, знакомые с привычками загадочного старика. Казалось, он с первого взгляда узнал каноэ Гэрри и не обнаружил ни малейшего изумления, когда увидел его на пароме.
— Я ожидал тебя на прошлой неделе, — сказал он, обращаясь к Гэрри. — Сюда дошел слух, что между колонией и Канадой опять идет перепалка, а я засел между этими горами один, как байбак. На одни свои руки плохая надежда.
— Очень понимаю беспокойство отца, у которого две таких хорошеньких дочки, как Юдифь и Гэтти, — отвечал Генрих Марч полушутливо.
— Однако, ты в теперешнее время, когда канадские дикари начинают рыскать по всем сторонам, приехал сюда не один, — сказал Гуттер, бросая недоверчивый взгляд на Зверобоя.
— В этом нет никакой беды, Томас Гуттер. В дороге пригодился бы и дурной товарищ, а этот молодой человек — славный малый, могу тебя уверить. Это Зверобой, известный между делаварами охотник и честный человек, получивший такое же воспитание, как ты и я. Он отлично стреляет оленей, и мы не насидимся при нем без дичи.
— Добро пожаловать, молодой человек, — проговорив Том, протягивая Бумпо свою костлявую руку. — В нынешнее время каждый белый внушает доверие, и я надеюсь при случае найти в вас помощь. Дети иной раз могут разнежить самое твердое сердце, и я боюсь за своих дочерей гораздо больше, чем за все свои права на эти места.
— Это очень естественно, — сказал Гэрри. — Мы с тобой, Зверобой, еще не испытали этого чувства, но я вполне понимаю его. Будь у нас дочери, мы, без сомнения, имели бы такие же опасения, и я уважаю человека, который не стыдится этого признания. Ну, старик, с этой минуты я объявляю себя защитником Юдифи, а Зверобой будет покровителем Гэтти.
— Очень благодарна вам, господин Марч, — отвечала Юдифь. — Знайте, однако, что Юдифь Гуттер может защищать себя сама и не нуждается в помощи какого-нибудь бродяги. Если нужно будет столкнуться с дикими, выходите с моим отцом на вольный воздух вместо того, чтоб запираться в четырех стенах под предлогом защиты слабых женщин, и…
— Юдифь! Укороти свой язык и выслушай, в чем дело. Дикие уже на берегу озера, и неизвестно в какой стороне. Может-быть, они от нас в нескольких шагах…
— Если это правда, Том, — с беспокойством сказал Гэрри, — твой ковчег в довольно жалком положении. Он скрыт недурно, если могли обмануться даже мы с Зверобоем, но индеец, который охотится за волосами с человеческого черепа, отыщет его непременно.
— Я думаю то же самое и, признаюсь откровенно, в эту минуту скорее желал бы быть во всяком другом месте, чем в этой засаде. Скрываться здесь очень удобно, это правда, но не будет никакого спасения, если дикари откроют убежище. Теперь они очень недалеко от нас, и трудно выкарабкаться из этой реки, чтобы с берега не перестреляли нас всех, как оленей.
