— Могу вам поручиться, Зверобой, что батюшка никогда не был и не будет землемером. Он даже не знаком с употреблением этого инструмента, хотя, как видно, имеет его давно. Вы думаете, что Томас Гуттер носил когда-нибудь это платье? Нет, разумеется, потому что оно не по его росту. Ну, так и этот инструмент совсем не под стать его голове, лишенной больших сведений.
— Пожалуй, и так, я согласен с вами, Юдифь. Старый безумец какими-нибудь неизвестными способами присвоил себе чужое добро. Говорят, он был когда-то моряком, и этот сундук, без сомнения… А это что такое?
Бумпо вынул небольшой мешок, откуда одна за другою посыпались фигурки шахматной игры, выточенные из слоновой кости и отделанные с изумительным искусством. Каждая шашка имела совершеннейшую форму изображаемого предмета: всадники сидели верхами на лошадях, башни покоились на слонах, и даже пешки имели человеческие головы и бюсты. Игра была не полная, и недочет нескольких фигур показывал, что о ней не заботились. Сама Юдифь обнаружила удивление при виде этих новых для нее предметов, а Чингачгук в восторге совершенно забыл свое индейское достоинство. Он исследовал каждую пешку с неутомимым вниманием, задавая вопросы молодой девушке о разных частях, замечательных по своей отделке. Больше всего заинтересовали его слоны: их уши, спины, головы, хвосты были пересмотрены тысячу раз, и при каждом осмотре он громко выражал свое громадное удовольствие. Эта сцена продолжалась несколько минут. Зверобой сидел молча, погруженный в глубокое раздумье, и не делал никаких замечаний. Наконец, когда его собеседники после первых восторгов обратились к нему с вопросами, он глубоко вздохнул и проговорил:
— Эти фигуры не что иное, как идолы!
— Неужели, Зверобой, вы серьезно думаете, что эти костяные игрушки представляют собою богов моего отца? Я слышала об идолах, и знаю, что они такое.
— Это — идолы, говорю я вам! — повторил Зверобой решительным тоном. — К чему бы ваш отец стал беречь их, если бы не поклонялся им?
— Да разве держат богов в мешке и запирают их в сундук? Полноте, Зверобой!
— Я очень рад, что вы меня успокоили, молодая девушка! Этот зверь, кажется, доставляет тебе особенное удовольствие, любезный Чингачгук, не так ли?
— Это фигура слона, — прервала Юдифь. — Я часто видела в крепостях рисунки различных животных, и у матушки моей была книга, в которой, между прочим, находилась живописная история слона. Но отец мой сжег все ее книги, потому что, как говорил он, матушка слишком любила читать.
— Ирокезам его! — вскричал Чингачгук, расставаясь не без сожаления с одной из башен, которую его приятель опять положил в мешок. — Слоном можно купить целое племя.
— Ты это можешь сказать, Чингачгук, так как тебе хорошо известна природа краснокожих. Но человек, сбывающий фальшивые деньги, так же виноват, как и тот, который делает фальшивые деньги. Согласится ли честный индеец продавать барсуков вместо бобров?
— Но отчего же вы уверены, Зверобой, что эти костяные игрушки непременно должны быть идолами? Теперь я, кстати, припомнила, что у одного из наших офицеров были фигурки точно в таком же роде. Вот, смотрите, в этом завернутом пакете должны быть еще какие-нибудь вещи, которые относятся к вашим идолам.
Зверобой взял поданный пакет, развернул и вынул оттуда шахматную доску огромных размеров, выделанную из черного дерева и слоновой кости. Сравнивая ее с шахматами и соображая соотношения между собою, охотник мало-по-малу пришел к заключению, что эти мнимые идолы должны быть, по всей вероятности, принадлежностью какой-то любопытной игры. Это открытие окончательно решило важное дело выкупа пленных. Зная вкусы и наклонности индейцев, все единодушно согласились, что выточенные слоны всего более способны вызвать ирокезскую жадность. К счастью, башни на слонах представляли собою полный комплект, и потому решили предложить четырех животных за выкуп пленников. Остальные фигуры вместе с другими вещами решили запереть в сундук и хранить от завистливых глаз ирокезов до последней крайности. Порешив на этом, они даже не развертывали шесть остальных пакетов и привели все содержимое сундука в прежний порядок, так что старик Гуттер по возвращении домой едва ли догадался бы, что посторонняя рука прикасалась к его заветному сокровищу. Ключ был положен опять в ту же сумку, откуда его вынули. Чингачгук ушел в спальню, захватив с собою слонов, а Зверобой остался наедине с Юдифью. Их разговор продолжался гораздо дольше, чем рассчитывал молодой охотник, не замечавший, как проходило время. Наконец он спохватился.
— Ну, Юдифь, — сказал Зверобой, вставая с места, — приятно с вами разговаривать, но обязанность призывает меня к другому. Почем знать? Старик Гуттер, Генрих Марч, а может-быть, и Гэтти…
Слова замерли на его губах, потому что в эту самую минуту на платформе послышались чьи-то легкие шаги. Человеческая фигура заслонила собою двери, и в комнату медленными шагами вошла Гэтти в сопровождении молодого индейца лет семнадцати, обутого в мокассины.
Несмотря на такое неожиданное появление, Бумпо не потерял присутствия духа. Прежде всего он скороговоркой посоветовал своему приятелю на делаварском языке не выходить из своей засады и на всякий случай держаться настороже, а сам немедленно подошел к двери, чтобы исследовать, как велика была опасность. На поверхности озера, однако, не было никого, и грубый, на скорую руку сколоченный плот из сосновых бревен, колыхавшийся теперь возле ковчега, тотчас объяснил, каким образом Гэтти добралась до жилища своего отца.
Оправившись от изумления и страха, Юдифь порывисто бросилась в объятия сестры и, прижимая ее к себе, плакала от радости. Гэтти с своей стороны, спокойная и серьезная, не выказывала особенно большой чувствительности. По приглашению Юдифи она села на скамейку и начала подробно рассказывать о своих похождениях после бегства из ковчега. Тем временем в комнату вошел Зверобой и, заняв свое место, с большим вниманием слушал интересный рассказ. Молодой ирокез молча стоял у дверей, совершенно равнодушный ко всему происходящему вокруг него.
— Когда я читала индейским старшинам текст из библии, — говорила Гэтти, — ты бы никогда не подумала, Юдифь, что их мысли начнут постепенно изменяться.
— Не видала ли ты чего-либо подобного у мингов, бедная Гэтти?
— Да, Юдифь, я нашла среди них такие вещи, о которых и не думала. Окончив разговор с батюшкою и Скорым Гэрри, мы, то-есть я и Вахта, отправились завтракать. Как только мы позавтракали, к нам подошли старейшины, и тогда-то оказалось, что брошенные семена уже принесли свои плоды. Вожди сказали, что все прочитанное мною сущая правда. Затем они советовали мне немедленно воротиться к вам, выпросить для них лодки, чтоб им можно было переехать сюда вместе с пленниками. Тогда старейшины, и вместе с ними все ирокезы, сядут перед замком на платформе, и я буду для них читать библию, объясняя трудные места. Ирокезские женщины также приедут вместе с ними, потому что они, как и их мужья, имеют пламенное желание внимать песням Маниту бледнолицых. Вот как, Юдифь! Согласись, что тебе с твоим умом и не грезилось о таких чудесах.
— Да, сестрица, твои чудеса были бы действительно чудесами, если бы все это не объяснялось характером вероломных и хитрых индейцев, которые просто обманывают тебя и вместе с тобой хотят обмануть нас всех. Что вы об этом думаете, Зверобой?
— Прежде всего позвольте мне немного побеседовать с Гэтти. Этот плот сделан после вашего завтрака, Гэтти, и, оставив лагерь, вы должны были дойти пешком до противоположного берега?
— О, нет, Зверобой. Плот был уже совсем готов и колыхался на воде. Неужели, Юдифь, он вдруг появился бы каким-нибудь чудом?
— Именно так, чудом индейского изобретения, — отвечал охотник. — Ирокезы большие мастера на чудеса этого рода. Выходит, стало-быть, что плот уже совсем был сделан и только дожидался на воде своего груза?
— Да, Зверобой, вы угадали: плот стоял недалеко от лагеря. Индейцы меня посадили и веревкой притянули к месту напротив замка. Потом они сказали этому молодому человеку, чтобы он взял весла и ехал вместе со мной.
— И весь лес наполнен теперь бродягами, которые дожидаются результатов этого «чуда». Мы теперь отлично понимаем все это. Так вот, Юдифь, прежде всего мне надо отделаться от этого молодого мошенника, а потом увидим, что делать дальше. Оставьте меня с ним наедине и принесите слонов, которыми восхищается Чингачгук. Надо смотреть во все глаза, иначе этот молодой канадец ухитрится
