сидеть тут, наверху у мисс Даббер, и ждать появления Бога, а пока смотреть поверх деревьев сада на берег, где лучшие на свете друзья играли в свое время в футбол, посылая мяч с одного конца света на другой, и катались по морю на велосипедах из «Хэрродса».
18
Ночь фейерверков в Плаше, вспоминает Мэри, глядя в темноту площади. Тома ждет незажженный костер. Сквозь ветровое стекло своей припаркованной машины она видит пустую раковину для оркестра, и ей кажется, что она видит последних членов своей семьи и слуг, сгрудившихся в старом павильоне, где хранится крикет. Приглушенные шаги — это шаги лесников, сходящихся на встречу с ее братом Сэмом, только что приехавшим в свой последний отпуск. Ей кажется, что она слышит голос брата, звучащий слишком по-военному, точно он командует на парадном плацу, все еще хриплый от напряжения, пережитого в Ирландии.
— Том? — кричит он. — Где старина Том?
Ничто не шелохнулось. Том сидит, уткнувшись головой в бедро Мэри под дубленкой, и ничто, кроме Рождества, не способно его оттуда вытащить.
— Иди сюда, Том Пим, ты же у нас самый младший! — кричит Сэм. — Да где же он? Знаешь, Том, на будущий год ты уже будешь слишком старым. — И грубо обрывает сам себя: — Да, черт с ним. Давайте кого-нибудь другого.
Том пристыжен, Пимы опозорены, Сэм, как всегда, зол на то, что у Тома нет желания взорвать вселенную. Более храбрый мальчик подносит спичку, и мир вспыхивает в огне. Военные ракеты брата взвиваются ввысь идеальными залпами. Люди такие маленькие — в сравнении с ночным небом, в которое они глядят.
Мэри сидит рядом с Бразерхудом, и он держит ее за запястье, как держал доктор перед тем, как ей произвести на свет маленького трусишку. Он ее приободряет. Он ее поддерживает. Как бы говорит: «Я отвечаю здесь за все». Машина стоит в боковой улочке, позади них — полицейский фургон и за полицейским фургоном — караван полицейских машин, радиофургонов, карет «скорой помощи», грузовиков с бомбами, на которых сидят соратники Сэма, беззвучно переговариваются, глядя в одну точку. Рядом — магазин под названием «Сахарные новинки», с освещенной неоном витриной и пластмассовым гномом на ней, толкающим тачку, нагруженную пыльными сладостями, а дальше — гранитный работный дом со словами «Публичная библиотека», выгравированными над входом словно бы в склеп. На другой стороне улицы стоит уродливая баптистская церковь, всем своим видом как бы говоря, что с Богом не шутят. За церковью лежит Господня площадь и стоит раковина для Его оркестра и Его араукарии, а между четвертым и пятым деревом слева, как Мэри уже двадцать раз высчитала, на три четверти вверх, видно закругленное освещенное окно с задернутыми оранжевыми занавесками, где, как сообщили мне офицеры, живет ваш супруг, мадам, хотя по нашим сведениям, его знают здесь под именем Кэнтербери и очень любят.
— Его все любят, — отрезает Мэри.
Но старший инспектор говорил это Бразерхуду. Он говорил через окно со стороны Бразерхуда и обращался к Бразерхуду как к человеку, отвечающему за нее. И Мэри знает, что старшему инспектору велено как можно меньше с ней разговаривать, хотя это и нелегко ему дается. И что Бразерхуд взял на себя обязанность отвечать за нее, с чем старший инспектор, видимо, смирился, воспринимая это как приближение к божеству — до определенного предела, иначе оторвут уши. Старший инспектор вырос в Девоншире, он человек семейный, строго придерживающийся традиций. «Я ужасно рада, что его арестует именно местный, — не без жестокости подумала Мэри, в великом, совсем как Кэролайн Ламсден, аристократическом возбуждении. — Я всегда считала, что приятнее быть арестованной кем-то из родных краев».
— Вы вполне уверены, мадам, что не желаете пройти в церковный дом? — в сотый раз спрашивал ее старший инспектор. — В церковном доме много теплее, и компания там вполне достойная. Космополитическая — там ведь есть и американцы.
— Ей лучше тут, — тихо произнес в ответ Бразерхуд.
— Только видите ли, мадам, откровенно говоря, мы не можем позволить джентльмену включить мотор. А если он не включит мотор, то и обогрева не будет — вы понимаете, что я хочу сказать.
— Прошу вас, уйдите, — сказала Мэри.
— Она чувствует себя здесь вполне нормально, — сказал Бразерхуд.
— Только понимаете, мадам, это ведь может продлиться всю ночь. И весь завтрашний день. Если наш друг решит, ну, в общем, откровенно говоря, не сдаваться.
— Будем вести игру так, как она пойдет, — сказал Бразерхуд. — Когда мадам вам понадобится, вы найдете ее здесь.
— Ну, боюсь, не понадобится, сэр. Во всяком случае, когда мы будем входить в дом, если придется. Боюсь, мадам надо будет перейти в какое-нибудь безопасное место, откровенно говоря, да и вам тоже. Все остальные ведь там, в церкви, если вы меня слушали, сэр, и начальник полиции сказал, что на этой стадии операции там должны находиться все небойцы, включая американцев.
— Она не хочет быть вместе со всеми остальными, — сказала Мэри, прежде чем Бразерхуд успел открыть рот. — И она — не американка. Она — его жена.
Старший инспектор отошел и почти тотчас вернулся. Он служит связным. Его выбрали для этой цели за мягкие манеры.
— Сообщение с крыши, сэр, — извиняющимся тоном начал он, снова пригибаясь к окошку Бразерхуда. — Вы, случайно, прошу вас, не знаете ли, какого точно типа и калибра оружие у нашего друга?
— Стандартный браунинг-автомат тридцать восьмого калибра. Старый. Думаю, его многие годы не чистили.
— Есть предположение относительно типа боеприпасов, сэр? Ребятам, как вы понимаете, не мешало бы знать дальнобойность.
— По-моему, короткоствольный.
— Но не с затычкой, к примеру, и не с пулями «дум-дум»?
— На кой ему бес пули «дум-дум»?
— Я не знаю, сэр, верно? Информация в данном случае — это золотая пыль, которая летит по воздуху, если можно так выразиться. О, я давно не видел такого количества поджатых губ в одной комнате. А сколько, вы думаете, у нашего друга обойм?
— Один магазин. Возможно, один запасной.
Мэри неожиданно взорвалась.
— Ради всего святого! Он же не маньяк! Не начнет же он…
— Не начнет чего? — переспросил старший инспектор, с которого — как только он услышал неуважительные нотки — тотчас слетела вежливость сквайра.
— Просто давайте считать, что у него один магазин и еще один в запасе, — сказал Бразерхуд.
— Ну, тогда, быть может, вы могли бы сказать нам, как у нашего друга обстоит дело с меткостью, — сказал старший инспектор, словно ступая на более безопасную территорию. — Нельзя же винить ребят за то, что они об этом спрашивают, верно?
— Он всю жизнь тренировался и занимал первые места, — сказал Бразерхуд.
— Он хороший стрелок, — сказала Мэри.
— Ну а вы-то откуда это знаете, мадам, разрешите вам задать такой простой вопрос?
— Он стреляет вместе с Томом из воздушного пистолета.
— По крысам и тому подобному? Или по чему-то более крупному?
— По бумажным мишеням.
— Вот как? И значит, у него большой процент попаданий, мадам?
— Он говорит, что да.
Она взглянула на Бразерхуда и поняла, о чем он думает: «Разрешите мне пойти туда и взять его, есть
