Кузина Моника звучно сомкнула губы и кивнула, переведя хмурый взгляд на каминную решетку.
—
— Да… то есть я к ней
— Она не бьет вас? — спросила кузина Моника. Лицо ее выдавало закипавшую в ней ярость, что меня еще больше расположило к кузине.
— О нет!
— Не обращается с вами жестоко?
— Нет.
— Можете поклясться, Мод?
— Да.
— Что бы вы ни открыли мне, я ей не передам, я только хочу все знать, чтобы пресечь непозволительное.
— Я вам очень благодарна, кузина Моника, но это действительно так — она не обращается со мною жестоко.
— Дитя, она не угрожает вам?
—
— Но как же — право слово, не понимаю — как она вас
— Ну… мне стыдно говорить вам, вы посмеетесь… и я не могу утверждать, что она намеренно пугает меня… однако в ней — не правда ли — есть что-то от привидения?
— От
Мне было ясно, что нелестное мнение кузины Моники о мадам связано с какими-то относившимися к прошлому событиями, о которых кузина не собиралась рассказывать.
— Вы знали мадам прежде? — спросила я. — Кто она?
— Она утверждает, что она мадам де Ларужьер, и французским оборотом сама себя характеризует{18}, — ответила леди Ноуллз со смехом, впрочем, скрывая, как мне показалось, некоторое замешательство.
— О дорогая кузина Моника, скажите, она… она очень скверная? Я так боюсь ее!
— Откуда я знаю, Мод? Но мне памятно ее лицо, и она мне не нравится. Можете рассчитывать — я непременно поговорю о ней с вашим отцом завтра утром, но, дорогая, не задавайте больше вопросов, мне особенно сказать нечего, и я о ней говорить
Кузина Моника рассмеялась, потрепала меня по щеке, а потом поцеловала.
— Ну скажите об одном только…
— Ну не скажу… ни об одном, ни о другом — ни о чем, маленькая любопытная леди. Дело в том, что рассказывать почти нечего, и я намерена вести разговор с вашим отцом, а он, думаю, поступит надлежащим образом. Поэтому больше не спрашивайте меня о ней, давайте поговорим о приятном!
Какое-то непередаваемое обаяние было в кузине. Несмотря на годы, она казалась мне удивительно молодой в сравнении с медлительными, безупречно воспитанными юными леди, с которыми я знакомилась, изредка отправляясь в гости к соседям. Я уже не смущалась и доверяла ей полностью.
— Вы многое знаете о мадам, кузина Моника, но не хотите открыть.
— Открыла бы с превеликим удовольствием, будь я вправе, маленькая вы плутишка. Но, в конце концов, я ведь не говорила,
Я подробно пересказала все случаи, а кузина Моника не только не посмеялась надо мной, но слушала с необыкновенной серьезностью.
— Она часто получает и отправляет письма?
Я замечала, как она писала письма, и предполагала, что и ей приходит достаточно, хотя могла точно припомнить всего два-три.
— А
Горничная повернулась и присела в реверансе.
— Вы служите моей маленькой кузине, мисс Руфин, — так ведь?
— Да, мэм, — ответила самым вежливым тоном Мэри.
— Кто-нибудь спит в ее комнате?
— Да,
— И больше никто?
— Нет, мэм, если вам будет угодно.
— А
— Нет, мэм, если вам будет угодно.
— Никогда? Это так, моя дорогая? — Леди Ноуллз переадресовала вопрос мне.
— О нет, никогда, — ответила я.
Кузина с серьезным видом размышляла, не отводя встревоженного взгляда от каминной решетки. Потом помешала, чай и отпила, все еще глядя на веселое пламя.
— Мне нравится ваше лицо, Мэри Куинс, я уверена, вы добрая натура, — сказала она, вдруг обернувшись к горничной и приятно улыбнувшись ей. — Счастье, что она служит вам, моя дорогая. И, интересно, Остин уже улегся в постель?
— Я думаю, нет. Я уверена, что папа в библиотеке или в своей комнате… Он часто читает, молится в уединении, ночью, и… и не любит, чтобы его беспокоили.
— Нет, нет, конечно… Подождем до утра!
Леди Ноуллз, как мне показалось, что-то обдумывала.
— Значит, вы боитесь призраков, моя дорогая, — наконец промолвила она с мимолетной улыбкой, обернувшись ко мне. — Но
Поблагодарив леди Ноуллз учтивым реверансом, Мэри быстро покинула комнату.
Глава XII
Мы выпили еще по чашке чаю, немного помолчали.
— Нам не следует говорить сейчас о привидениях. Вы — суеверная маленькая леди, и пугаться вам ни к чему.
Кузина Моника опять замолчала, взгляд ее между тем быстро обежал комнату и задержался на маленьком овальном портрете, прелестном, колоритном, во французском стиле, — портрете, изображавшем хорошенького мальчика с роскошными золотистыми волосами, большими нежными глазами, тонкими чертами и с каким-то необыкновенно робким выражением лица.
— Удивительно, я помню этот чудесный портрет издавна. Кажется, с самого детства. Но платье, прическа настолько старомодные, что я нигде подобных не видела. Мне сейчас сорок девять. О да, конечно, его писали задолго до того, как я