Вместо того чтобы тотчас отправиться наверх, где его ждали веселые нечестивцы-друзья и огромная фарфоровая чаша пунша – точно такая же, в какой покойный епископ Лондонский, царство ему небесное, крестил когда-то новорожденного дедушку судьи, – теперь эта чаша, увешанная колечками лимонной кожуры, под звон серебряных черпаков ходила по кругу; повторяю, вместо того чтобы вползти, отдуваясь, вверх по лестнице в эту пещеру Цирцеи, почтенный судья расплющил толстый нос об оконное стекло, провожая взглядом немощного старика, который осторожно спускался на мостовую, крепко уцепившись за железные перила.
Едва за стариком захлопнулась парадная дверь, как почтенный судья, топая массивными ногами и потрясая кулаками, ринулся в вестибюль и принялся громогласно раздавать слугам спешные приказания, для пущей выразительности уснащая свою речь такими крепкими оборотами, какие в наши дни изредка позволяют себе разве что отставные полковники, да и то если их как следует разозлить. Он велел лакею догнать старика, вежливо проводить до дому и не показываться назад, не выяснив, кто он такой, где живет и все остальное.
– Ей-Богу, сэр! Провалиться мне на этом месте, если все не разузнаю.
Дюжий слуга, зажав под мышкой тяжелую трость, скатился по лестнице и огляделся в поисках приметной фигуры.
Вскоре я расскажу вам, что с ним случилось. А пока послушайте, о чем шел разговор за закрытыми дверями.
Старик, удостоенный аудиенции в величественной гостиной, рассказал судье очень странную вещь. Судья колебался: то ли этот мерзавец состоит в заговоре против него, то ли просто чокнутый, а может быть, его слова – чистая правда.
Оказавшись наедине с судьей Харботтлом, пожилой джентльмен в бутылочном пальто долго не решался заговорить. Казалось старик чем-то сильно обеспокоен. Наконец он начал разговор такими словами:
– Возможно, вы не знаете об этом, сэр, но в тюрьме город Шрусбери содержится заключенный, обвиняемый в подделке векселя на сумму в сто двадцать фунтов стерлингов. Зовут его Льюис Пайнвек, он бакалейщик из этого города.
– Неужели? – молвил судья, хорошо знавший, о ком речь.
– Да, господин, – подтвердил старик.
– Тогда лучше и не пытайтесь говорить со мной об этом; иначе, ей-Богу, я отдам вас под суд! Ибо судить этого поручено мне, – сверкая глазами, гордо провозгласил судья.
– Что вы, что вы, сэр, мне и в голову прийти не может просить за него. Я ничего не знаю ни о преступлении, ни о заключенном, мне до них и дела нет. Однако мне стал известен один факт, заслуживающий вашего внимания.
– И что же это за факт? – полюбопытствовал судья. – Я тороплюсь, сэр, и прошу вас говорить покороче.
– Мне стало известно, сэр, о гнусном заговоре; некие лица хотят создать тайный трибунал, который будет расследовать правильность ведения дел некоторыми судьями. Первым в списке у них стоите вы, сэр.
– Кто входит в этот трибунал? – спросил судья.
– Я не знаю ни одного имени, ваша милость. Мне известно лишь о существовании этого трибунала, это чистая правда.
– Я заставлю вас дать объяснения перед тайным советом, сэр, – пригрозил судья.
– Я и сам того хочу, ваша светлость. Я дам объяснения, но только через день или два, не раньше.
– Почему же?
– Как я уже сказал вашей милости, мне пока не известно ни одного имени. Но, возможно, дня через два-три мне удастся добыть список зачинщиков этого заговора и некоторые секретные документы.
– Только что вы сказали – через один-два дня.
– Около того, сэр.
– Это якобитский заговор?
– В основном, сэр, полагаю, да.
– Так, так. Значит, тут замешана политика. Я не судил ни одного государственного преступника и не имею ни малейшего желания заниматься этим и впредь. Тогда какое отношение этот заговор имеет ко мне?
– Насколько мне известно, сэр, кое-кто из членов заговора питает жажду личной мести некоторым судьям.
– Как они назвали свою клику?
– Высочайший апелляционный суд, господин.
– Кто вы такой, сэр? Как вас зовут?
– Хью Питерс, господин.
– Судя по имени, вы виг?
– Так точно, сэр.
– Где вы живете, мистер Питерс?
– На Темз-Стрит, сэр, как раз напротив таверны «Три короля».
– «Три короля»? Будьте осторожны, мистер Питерс, вам хватило бы и одного. И каким же образом вы, добропорядочный виг, узнали о якобитском заговоре? Отвечайте.
– Сэр, в этот заговор оказался невольно вовлечен человек, к которому я питаю живейшее участие. Узнав, однако, о дерзкой жестокости их планов, он решил стать информатором и сообщать обо всем властям.
– Это мудрое решение, сэр. И что он говорит об участниках заговора? Кто у нас в зачинщиках? Он с ними знаком?
– Только с двумя из них, сэр. Но через несколько дней его введут в тайное общество, и он надеется, прежде чем вызовет подозрения, узнать точный список заговорщиков и получить подробные сведения об их планах, о принимаемых обетах, о времени и местах собраний. И когда он узнает все это, сэр, куда ему лучше обратиться?
– Прямо к королевскому генеральному прокурору. Но вы сказали, что заговор этот касается прежде всего меня? И что там с этим заключенным, как его, Льюисом Пайнвеком? Он один из них?
– Не могу сказать, сэр. Но по некоторым причинам для вас лучше было бы не давать хода этому делу. Если вы ослушаетесь совета, то дни ваши сочтены.
– Насколько я понял, мистер Питерс, дело это пахнет кровью и государственной изменой. Кто-кто, а королевский прокурор хорошо знает, как поступать в таких случаях. Когда я смогу снова встретиться с вами, сэр?
– Если позволите, сэр, то давайте встретимся или перед заседанием суда, или завтра, сразу после него. Я приду и расскажу вашей светлости все, что произошло.
– Отлично, мистер Питерс, жду вас завтра в девять часов утра. И смотрите, не вздумайте меня надуть, а не то, ей-богу, худо вам придется!
– Не бойтесь, сэр, не надую. Подумайте сами, разве я пришел бы сам и стал все это рассказывать, если б не желал услужить вашей милости, да и совесть свою успокоить?
– Хотелось бы верить вам, мистер Питерс, хотелось бы верить.
На этом разговор и закончился.
«Или он сильно напудрил лицо, или серьезно болен», – думал старый судья.
Выходя из комнаты, старик низко поклонился. Яркий свет свечи выхватил из темноты его лицо – оно казалось неестественно бледным, точно вымазанное мелом.
«Черт бы его побрал! – неблагодарно думал судья, глядя, как старик тяжело ковыляет по лестнице. – Чуть ужин не испортил».
Но никто, кроме судьи, не заметил появления в доме удивительного старика, а если заметил, то не придал этому никакого значения.
