постепенно и почти незаметно преобразовало все отношения человека. Историк, наблюдая ход распространения христианства в мире, невольно поражается глубоким соответствием между предполагаемым в притче Христа распространением христианства и действительным осуществлением этого дела в самой истории рода человеческого. Христианство постепенно изменяло все человеческие отношения, подобно тому как это бывает с закваской в отношении смеси теста. Христианство не вдруг, например, положило свою печать на многоразличные учреждения, созданные язычниками в течение многих веков и потому долго не поддававшиеся благотворному действию христианства. К числу таких учреждений историк имеет полное право отнести языческие школы; эти школы позже других языческих учреждений подвергаются освящающему и очищающему действию христианства. Наука с многоразличными ее разветвлениями обязана своим происхождением язычникам; она преподавалась в языческих школах, преподавалась языческими учителями и по книгам языческого происхождения; конечно, и дух преподавания был языческий. Все это долго так и оставалось, потому что христиане не имели возможности закрыть эти школы, - власть в Римской империи (I - III в.) принадлежала язычникам, - не имели они и желания (в IV в.) закрывать языческие школы: ведь школы давали человеку одно из лучших благ - образование. Что же нужно было делать христианам при таком положении вещей, когда, с одной стороны, они желали дать своим детям надлежащее образование, а с другой, должны были опасаться вредного влияния школ на тех же детей? Открывать свои школы, школы христианские? Но легко это сказать и пожелать, но нелегко было сделать. Христиане действительно стали открывать свои школы с христианским преподаванием; но таких школ в первое время было немного. Это зависело, главным образом, от того, что слава языческих школ не вдруг померкла; христиане сочли более целесообразным противодействовать вредному влиянию языческих школ на учащихся в них христианских детей другим способом: они устроили дело так, что христианские дети, учась в языческих школах, выносили отсюда все полезное, отстраняясь от всего вредного, усваивали лучшее и отметали худшее. Разъяснение этого и составляет предмет нашего очерка. Поставив себе такую цель, мы в то же время в возможно ясных чертах изобразим состояние языческих школ, чтобы таким образом видеть, какое влияние оказывало язычество на питомцев школ, и какое, напротив, христианство на тех же питомцев. Мы увидим, что язычество не давало питомцам школ того, чего можно и должно требовать от школ; оно извращало и представления учеников, и пагубно действовало на их нравственность; с другой стороны, увидим, что христианство и только христианство могло спасать питомцев этих школ от вредного влияния на них язычества, одно христианство просветляло их мысль и давало твердые устои для их нравственности. Мы берем для своего исследования II, III и IV века, потому что в это время особенно ясно проступает та упорная борьба между воззрениями языческими и христианскими, какие имели место в святилищах науки, труднее всего поддававшихся влиянию христианских начал - в греческих и латинских училищах римского государства.
Уже сама цель, с какой отправлялись в школы дети язычников и дети христиан, была в значительной степени не одинакова. Отправляя своих детей в школы, родители язычники желали одного, а родители христиане - другого; сами дети, если они были язычники, искали и ожидали от школы одного, а если христиане - другого. В те времена, о которых мы говорим, в языческом обществе и в языческих семействах на науку, как таковую, смотрели как на нечто второстепенное и служебное, вся цель воспитания заключалась в том, чтобы доставить детям материальное обеспечение в будущем и подготовить их к общественной жизни; и отцы с нетерпением ждали того времени, когда дети их сделаются способными к занятиям, обещавшим богатство и славу. Об истинном образовании и знаниях, приобретаемых через школы, мало заботились. Из школ спешили броситься в жизнь*. Язычники держались грубо-житейских взглядов на задачу школы, а потому вот с какими напутствиями и внушениями отпускали своих детей в школу: 'Учись, - внушали они мальчику при отправлении его в школу, - чтобы сделаться славным, особенно старайся отличиться в искусстве красноречия, ибо это искусство ведет к приобретению почестей и богатств'. Это было 'единственным правилом' для неопытного мальчика, это было последней 'целью, с какой отдавали в школу' язычники своих детей**. Язычники, отдавая своих детей в школу, желали, чтобы из мальчика вышел 'изящный человек'. Но что понималось под именем изящного человека? Пустой щеголь, гостинный болтун. Вот как понимали язычники изящного человека: 'Изящный человек тот, кто искусно причесывает свои волосы, тот, от которого всегда пахнет корицей, кто насвистывает мелодии из александрийских и испанских танцев, кто расставляет свои гладкие руки, как будто собирается танцевать; изящный человек тот, кто целый день сидит между креслами дам и постоянно напевает какой-нибудь из них на ухо, кто пишет и получает записочки, кто знает, кто в какую девицу влюблен; изящный человек - тот, кто беспрестанно перебегает от одного пиршества к другому и кто выучил наизусть родословную знаменитых бегунов в цирке. Вот что значит быть изящным человеком', по представлению язычников***. Видеть таким своего сына желал каждый отец, каждая мать языческого семейства. К этой цели должны были вести наука, образование и школы. По признанию одного языческого учителя, школа и действительно бралась отучать питомцев от провинциальных манер и приучать их к светской ловкости: 'Вместо вихирей делала голубями'****. Родители, понимая по-своему цели науки и задачу школы, не считали возможным обойтись без того, чтобы со своими неразумными требованиями не обращаться к учителям, которым они вверяли образование детей. Такая неразумная притязательность нередко выводила из терпения учителей, и они 'жаловались на несправедливое притязание и глупое тщеславие родителей'; а один из таких учителей (Орбилий) написал 'целую книгу жалоб на суетность и неразумие родителей'*****.
______________________
* Шлоссер. Всемирная история. Рус. пер. 1862. Т. 1. IV. С. 330-331. См. также: Кожевников. Нравственное и умственное развитие римского общества во II веке. Козлов, 1874. С. 106. ** Блаж. Августин. Исповедь. Кн. I, гл. 9. *** Фридлендер. Картины римских нравов. Рус. перев. СПб., 1873.T.I.C. 214. Ср.: Августин. Исповедь. Кн. I, гл. 10. **** Письмо Либания Василию Великому//Творения Василия Великого в рус. пер. Т. VII. С. 340. ***** Фридлендер. Картины римских нравов. С. 153, 155.
______________________
Не то видим у христиан. Христиане совсем не с той целью посылали своих детей в школы, с какой язычники; совсем не то внушали своим детям, когда отдавали их в школы, и если выражали свои пожелания перед учителями своих детей, то это были желания, совсем не похожие на неразумные желания и требования языческих родителей. Посмотрите: есть ли что общего между тем напутствием, с каким отпускали в школу своих сыновей язычники, и теми святыми благожеланиями, с какими благочестивый христианин IV века отправлял своего сына в школу того времени. Благочестивый отец говорит своему сыну: 'Следующая песнь да будет тебе от меня напутствием: 'Вождем и в слове, и в жизни своей имей Христа - Слово, которое превыше всякого слова. Не дружи с человеком порочным и негодным: зараза проникает и в крепкие члены. Добродетели своей, пожалуй, не сообщить другому, а срамота его жизни падет и на тебя. Избери себе товарищем целомудрие, и им одним увеселяйся, чтобы преступная любовь не изгнала из тебя любви добродетельной. Одно предпочитай превосходству в слове - мудрый навык всегда быть совершенным''*. Тот же благочестивый христианин обещает своему сыну на прощание, что молитва родительская всегда и везде будет сопутствовать ему: 'Положившись на свои собственные и родительские молитвы, - внушает отец сыну, - усердно, неуклонно и с лучшими надеждами стремись, сын, куда желаешь. На нашу жизнь призирает Божие око'**. От будущих наставников своих детей разумные христианские родители далеко не того требовали, что требовали родители-язычники. Не о том заботились они, чтобы наставники делали из их детей 'изящных' молодых людей, приучали их к приятным манерам, а о том, чтобы они 'самым ревностным образом' занялись своим делом, чтобы 'они оказали ту милость юношам, которая заключается в приучении нравов их к добродетели'; чтобы они зорко смотрели за питомцами, так как 'глаз наставника есть уже безмолвный урок'***. Христиане, давая образование своим детям, не только не ставили целью образования обогащение их в будущем, достижение житейских выгод, а даже стремились совсем к обратному. 'Пусть наставники, - вот чего хотели христиане, - научат своих питомцев презирать деньги, не стараться из всего извлекать прибыль и не домогаться неправильных стяжаний - этого залога бедствий'.**** Значит, христиане требовали от наставников, чтобы они воспитывали в юношах чувство истинного бескорыстия. Сами христианские дети, если они вступали в школу взрослыми, - а такими были все христианские дети, учившиеся в высших школах и составляющие предмет нашего особенного внимания, - нередко прямо заявляли, чего они ищут в школах, - и, оказывается, они искали благ высших, разумнейших. Так, один христианский питомец языческих школ говорил о себе и одном из своих товарищей, что задачей школы они поставили 'нравственное обучение, что у них обоих было одно упражнение - добродетель, и
