Каракаллы и участвовал в заговоре этого последнего против Плавциана, фаворита Северова. Каракалла вознаградил его заслуги; этот Еводий сделался очень богат, на что есть ясные свидетельства. Но именно этого?то Еводия и можно отождествить с тем лицом, которое вместе с Марцией содействовало восстановлению терм Ананьи, так как в другой надписи, найденной в том же месте, благодетель города Ананьи прямо назван Еводием, опущенником Марка Аврелия.
Марция, о которой говорит надпись в Ананьи, была тоже отпущенницей, но только с еще более видной ролью. Она не была рабыней, а именно отпущенницей, потому что рабы имели менее случаев достигнуть богатства, чем отпущенники. Марция обогатилась своим ремеслом куртизанки, так как в те времена это ремесло давало возможность разбогатеть. А разбогатев, Марция могла сделаться восстановительницей терм в Ананьи. Нет ничего удивительного и в том, что город ставит ей статую. Город мог позволить себе оказать эту исключительную почесть, принимая во внимание ее интимные отношения к императору.
Из жизни Марции Селенэ отмечает следующие факты: Марция, будучи еще очень молодой, сделалась рабой императора Марка Аврелия, как это видно из того, что она воспитывалась при дворе императора, а таким императором, без сомнения, должно считать именно Марка Аврелия, предшественника и отца Коммода; в царствование же Коммода она уже была влиятельной фавориткой. Воспитателем Марции был евнух Гиацинт. Невозможно определить с точностью, в чем состояла его должность. Известно, что, несмотря на эдикт Домициана, запрещавший всякого рода кастрацию, как при дворе, так и в более важных домах все еще встречалось известное число евнухов; и в более позднее время, под влиянием вредных восточных идей, императоры только евнухов имели своими прислужниками. Легко понять, что Коммод очень скоро обратил внимание на красивую отпущенницу, бывшую при дворе. Но прежде чем полюбил ее император, Марция была метрессой Уммидия Кадрата. Она была его конкубиной, а не дочерью, как думают иные. Коммод приказал убить Кадрата в 183 году за участие в заговоре и сделал Марцию своей метрессой; вместе с Марцией Коммод приблизил к себе одного из слуг того же Кадрата — Эклекта. Можно полагать, что участие в заговоре было лишь благовидным предлогом отделаться от Кадрата как человека, метрессу которого император захотел приблизить к себе. Марция оставалась фавориткой Коммода в течение девяти лет. Но эта женщина, не погнушавшаяся сделаться наложницей убийцы своего прежнего любовника (Кадрата), не осталась верной ее новому обожателю. Как рассказывает Геродиан, она вступила в преступную связь с Эклектом. Коммод предпочитал Марцию всем другим своим конкубинам, эта последняя имела на него точно такое же влияние, какое Поппея на Нерона. Она получила от Коммода все почести, какие воздавались обыкновенно императрицам, за исключением титула Augusta и огня, которого не носили перед нею. Коммод в особенности любил видеть ее изображаемой в виде амазонки; из любви к Марции он сам появлялся на играх в цирке в костюме амазонки, назывался Amazonius, дал имя amazonius месяцу январю, запечатывал свои письма печатью с изображением амазонки и называл, по ее внушению, Рим — colonia Commodiana. Коммод еще далее простирал свою любовь к Марции: она была изображаема на медалях рядом с ним, в костюме амазонки. Но эта самая конкубина, которой ни в чем не отказывал император, не умела платить ему любовью и сделалась причиной его погибели. Она приняла участие в заговоре на жизнь императора, затеянном префектом претория Летом и кубикулярием Эклектом, и поднесла своему любовнику яд в мясной пище. Это средство, однако же, не привело к цели; заговорщики ожидали расправы и, чтобы избежать бедствий, подучили атлета Нарцисса удушить этого государя, жизнь которого была непрерывной цепью преступлений. По смерти Коммода Марция стала женой своего прежнего любовника Эклекта, который оставался на придворной службе у преемника Коммодова Пертинакса. Эклект имел мужество искупить свои преступления, будучи во время бунта умерщвлен вместе со своим повелителем, Пертинаксом. Что касается Марции, то она одновременно с Летом выдана была императором Дидием Юлианом преторианцам и умерщвлена ими. Такова была та женщина, говорит Селенэ, которую столько писателей считают христианкой и которая просто–напросто была куртизанкой.
После изложенных нами фактов, пишет тот же автор, мы не думаем, что есть возможность предполагать, как делает это Шампаньи, что будто Марция обладала смелостью духа и мужественным сердцем. Мы видим в ней только куртизанку, равнодушно меняющую одного любовника на другого, и у которой умственное развитие стояло на том же низком уровне, как и сердце. Мы знаем лишь один факт, в котором она выразила свои симпатии к христианам, — это освобождение исповедников из Сардинии.
Думают, что она была христианка, основываясь на том, что автор'Философуменов'называет ее ???o????, но это слово не есть синоним христианина. Мы находим, продолжает Селенэ, что слово ???o???? не раз употребляется языческими писателями, также и Аристотелем и Поллуксом, единственно в значении'любящий Бога'. Даже у историка Евсевия мы находим, что Дионисий Александрийский, говоря об императоре Галлиене, именует этого государя o???????? ???o????????, и, однако же, Дионисий отнюдь не причисляет Галлиена к числу христиан. Я не допускаю даже, как делают некоторые исследователи, что это слово употреблено в'Философуменах'в ироническом смысле. Писатель этого памятника словом ???o???? просто поясняет предшествующую часть фразы: ????? т. е. она (Марция) хотела сделать доброе дело, ибо она имела благочестивые чувства, и этим обозначается единственно только то, что Марция имела веру. Автор употребляет здесь это слово, как делает то же самое Дионисий в отношении к Галлиену и как можно употреблять его в отношении великого множества язычников. Такая прибавка со стороны писателя'Философуменов'объясняется очень просто самим положением Марции. Без этой пояснительной прибавки читатель'Философуменов'мог бы задать себе вопрос: как совместить такого рода факт (освобождение исповедников) с представлением о конкубине? И вот автор, наперед предугадывая вопрос читателя, отвечает: несмотря на свое соблазнительное поведение, эта женщина не совсем еще лишена была религиозного чувства. — Да и что бы там ни значило слово ???o???? возможно ли допустить, что эта женщина, жившая порочно до самой смерти, бывшая участницей в преступлениях Коммода, как говорит консул того времени Фалькон, была действительно христианкой?
Припомним в кратких словах, пишет Селенэ, обычаи первоначальной христианской Церкви, и мы легко убедимся, что эта гипотеза решительно невозможна. В первоначальной Церкви существовал институт катехумената. Принимающий христианство принадлежал к числу оглашенных в течение по крайней мере двух лет, и, прежде чем получить крещение, оглашенный последовательно проходил следующие ступени катехумената: ступень слушающих — коленопреклоняющихся — и уже приготовившихся к крещению (competentes). Но часто не довольствовались еще и этим. Если в течение двух лет оглашаемый впадал в тяжкие грехи, тогда приготовление к таинству крещения простираемо было на несколько лет, и иногда таковому лицу давалось крещение только перед смертью. Акты Эльвирского собора, происходившего в 306 году, имеют большое значение в вопросе, которым мы занимаемся, говорит Селенэ. Можно, пожалуй, обвинять определения этого Собора в излишней строгости, свойственной в особенности монтанистам; но если Церковь не везде была так строга, как были строги испанские епископы, однако же акты Собора знакомят нас с общим духом тогдашней Церкви. Можно вообще признавать, что до времен Константина Церковь принимала большие предосторожности во избежание вреда, который мог бы последовать, если бы Церковь допускала в свою среду всех, желавших этого. Из определений Эльвирского собора видно, что св. Виатик отказывал в святом причастии даже в смертной опасности тем, кто по принятии крещения снова запятнали себя жертвоприношением идолам, а также верным, впадшим в грехи прелюбодеяния, даже женщинам, которые без достаточного основания бросали своих мужей и выходили за других. По правилам того же Собора, если женщина, находившаяся в числе оглашенных, выходила замуж за человека, без достаточной причины бросившего свою жену, то крещение ее отлагалось на пять лет; и этот срок не мог быть сокращен даже ввиду смертной опасности провинившейся. Собор угрожает вечным отлучением от причастия всем тем, кто проводит жизнь в разврате. Жена, впавшая в прелюбодеяние, по правилам того же Собора, подвергалась десятилетнему покаянию. Даже принимая во внимание, что Церковь не везде была столь строга, все же нужно согласиться, что на основании приведенных определений Эльвирского собора можно составить понятие о строгости Церкви против тех, кто впадал в грех нецеломудрия. Впрочем, и другие Соборы поступали аналогично с тем, как поступал Эльвирский собор. Собор Халкидонский определяет самые строгие наказания для тех, кто является виновным в блудодеянии. Даже язычники очень хорошо знали, что принадлежащие к христианской религии обязаны вести жизнь чистую и целомудренную. Так, мы видим, что языческий судья Гай говорит святой Афре Аугсбургской, этой обращенной к христианству куртизанке:'Христос не считает тебя достойной Его; куртизанка не может носить имя христианки'.
