Учти, южанин: вокруг холма наши люди стоят. Тебе деваться некуда, понял?
Я взял карабин, повесил на пояс протянутый бойцом нож, патроны положил в карманы и, подхватив рюкзак, зашагал по склону, не оглядываясь.
– И вы бы поторопились, юноша! – напутствовал меня Амазин. – У вас минут тридцать осталось… А, вы же не понимаете этого. Короче говоря, мало у вас времени!
У дыры в бетонной ограде я оглянулся. Поправил лямки рюкзака и проверил, хорошо ли держится на поясе карбидный фонарь. Сельга Инес, Амазин, Рост и двое бойцов стояли у подножия холма, наблюдая за мной. Возле командирской палатки горел костер, между машинами прохаживались бойцы топливных кланов. Одна машина привлекала внимание необычным видом – вроде мотоцикла, но слишком уж большая и с двумя железными бочками, горизонтально приваренными по бокам и похожими на самолетные турбины. Под бочками были небольшие колеса, как под обычной мотоциклетной коляской.
Сельга Инес молча показал на вершину холма. Я отвернулся и шагнул в дыру.
За оградой зарядил карабин и огляделся. Странное ощущение. Будто из дня попал в поздний вечер – все изменилось, глуше стали звуки, свет померк и сделался тусклым, холодным.
Количество влажной буро-зеленой плесени увеличилось, теперь она покрывала стволы деревьев, землю, даже некоторые кусты. Не было времени осматриваться и прислушиваться – я сразу зашагал в сторону оврага, через который выбрался из лаборатории.
Где сейчас Юна и Чак, что с ними? Или в плену, или убиты… А некроз захватывает кварталы Арзамаса, по улицам ползет ртутный туман, окутывает дома, люди стекаются к центру города, понимая, что деться им оттуда некуда. Если дирижабли небоходов полетели именно туда, то, когда они попытаются спасти хоть кого-нибудь и спустят веревочные лестницы, внизу начнется потасовка, поднимется стрельба… И я теперь никак не могу повлиять на события.
Край ошейника тер подбородок, мне казалось, что изнутри доносится едва слышное тиканье, но, скорее всего, это тикало мое разыгравшееся воображение.
А вот шелест, раздавшийся между деревьев, был реальным. Он сопровождался треском, донесшимся будто из-под слоя ваты, и утробным фырканьем. Не замедляя шага, я поднял карабин. Слева в глубине рощи ковылял, дергаясь и качая головой, панцирный волк. Я не сразу понял, что это за зверь, – весь он был залеплен некрозом, будто жирным слизистым воском, слюнные нити свешивались с морды и брюха.
На ходу я поднял карабин и прицелился. Мутафаг двигался, как сломавшаяся заводная кукла. Качаясь, он прошел мимо, так и не заметив меня.
Уже возле барака, услышав шелест и глухой кашель в кустах неподалеку, я побежал.
Барак тоже изменился: некроз взобрался по стенам, облепил крышу, отчего постройка напоминала затянутую мхом каменную глыбу, сотни лет пролежавшую в лесу.
Время уходило, медлить было нельзя. Я спрыгнул в овраг – сюда плесень еще не забралась, – раздвинул стебли лозы, закрывавшие дыру в земле, скользнул вниз и повис над темным тихим залом.
Под потолком тянулся ряд разбитых окон. От трупа убитого мной панцирника шел сладковатый дух тления. Я немного сполз по лозе и стал раскачиваться, чтобы ухватиться за подоконник ближнего окна.
С пятой попытки, когда лоза уже начала трещать и потихоньку вытягиваться, это удалось. Оказавшись в комнате, я скинул рюкзак, снял с пояса фонарь, похожий на железный кофейник с ручкой и раструбом вместо носика. Сдвинув рычаг, щелкнул воспламенителем – внутри зашипело, затрещало, и вспыхнувшая в раструбе струя ацетилена озарила помещение.
Кажется, именно за окном этой комнаты мелькали тогда силуэты доктора Губерта и его ассистентов.
Хрустя осколками стекла, я прошел мимо рассохшейся мебели к двери, за которой открылась ведущая вниз лестница.
По ней я попал в коридор позади завала камней, преградившего мне путь после драки с панцирником. Подняв фонарь над головой, быстро зашагал дальше, пытаясь сообразить, куда надо свернуть, чтобы очутиться в комнате, где на круглом столе стояла полусфера, а под стеной плавилось нечто похожее на здоровенный кусок мыла.
Обезболивающая микстура все еще действовала, бок почти не болел, но навалилась усталость, хотелось спать, глаза слипались и путались мысли. Потрогав ошейник, я нащупал края крышки, закрывающей отсек внутри. Сколько времени прошло с тех пор, как старик защелкнул эту штуку на моей шее? Минут двадцать, не меньше.
Луч фонаря озарил дверь в конце коридора. Приоткрытую. Подойдя ближе, я оглядел замок.
И отпрянул, подняв карабин. Этот замок недавно вскрывали: металл вокруг потускнел от времени, но возле скважины были свежие царапины.
Кто-то побывал в лаборатории – может, перед тем как я возник посреди зала, а может, после того как выбрался наружу через трещину в потолке и спустился с холма.
Возможно, этот кто-то до сих пор здесь?
Очень осторожно я приоткрыл дверь, выставив вперед карабин, оглядел коридор за ней.
Ошейник пискнул.
Потом опять.
И опять.
Шагнув в коридор, я повел фонарем из стороны в сторону. Луч скользнул по стенам с рядом дверей, по полу. Там лежал скелет, и я медленно подошел к нему. Такое впечатление, что человек упал на спину и тело оставалось в этой позе годы, десятилетия, возможно, века, пока не истлели одежда, мясо, сухожилия, всё, кроме костей. Рядом в полу начиналась широкая темная трещина, зигзагом уходившая в глубь коридора. Я поднял фонарь выше.
Двери шли по правой стене, а слева было прямоугольное отверстие от пола и почти до потолка. Внизу из рамы торчали остатки стекла.
Когда я направил луч в помещение за стеной, браслет запищал чаще, где-то раз в три секунды. Хотелось пить, голова соображала слабо – лекарство, избавившее меня от боли, притупило восприятие.
Я провел ладонью по лицу, подергал себя за ухо, хлопнул по щеке и шагнул в помещение за стеной.
В центре стоял круглый стол, на нем лежала полусфера с решеткой в верхней части.
И это была не та полусфера, которую я видел несколько дней назад сквозь стеклянную стену, когда охранники вели меня в зал, где должен был состояться эксперимент.
Не сводя с нее глаз, я обошел стол. Сомнений не оставалось: там лежал другой прибор. Дело даже не в том, что металл более тусклый – эта штука больше размером, да и очертания какие-то угловатые.
Поставив фонарь рядом, я склонился над прибором и провел пальцем по неаккуратной, в потеках, пайке на шве. На боку полусферы был пульт с выпуклыми кнопками, пара датчиков и светодиоды. Криво прикрученная крышка, по углам головки винтов. От чего питается прибор? Про́вода с вилкой не видно… Какие-нибудь аккумуляторные батареи там?
Писк стал более частым, теперь он звучал с периодичностью в секунду. Пора выбираться. Бросив на стол рюкзак, я откинул клапан и поднял излучатель – килограммов семь, не больше.
И положил его обратно на стол.
Что я делаю? Если сейчас принести эту штуку Сельге Инесу – что будет дальше? Юне Гало и Чаку конец, как и Арзамасу, и всему Меха-Корпу. Вряд ли я когда-нибудь увижу Тимерлана Гало, даже если небоходы спасут его. В Балашихе мы видели рабов – и мне предстоит стать одним из них, пусть даже привилегированным. Старшина Южного братства – человек жесткий и безжалостный, это видно сразу. С чего бы остальным топливным королям отличаться от него? А раз так – что меня ждет? Если у них будет излучатель, то способный ходить по некрозу человек станет не так уж и нужен. Значит, меня ждут опыты этого Амазина и в конце концов смерть.
Ошейник пищал все чаще. Несмотря на смертельную опасность ситуации, глаза слипались, я то и дело зевал. Похлопав себя по щекам, прошелся по комнате. На стене возле приземистого лабораторного шкафа висело зеркало с отбитым углом, и я заглянул в него. Свет в эту часть комнаты почти не попадал – в зеркале появился смутный силуэт с бледным овалом лица.
Зеркало. Ошейник.
Ведь там не может быть никакой хитрой электроники, правильно? Какая-нибудь примитивная схема, в которой не разберется простой наемник-южанин… зато разберется Егор Разин.
Я стал вытаскивать ящики из шкафа, но не нашел в них ничего полезного, кроме скрепок, клочков желтой бумаги и сломанного скальпеля.
Мысли путались. Писк слился в один протяжный звук. Встав перед столом с излучателем, я развел руки в стороны, зажмурился и сильно ударил себя по щекам.
Немного заболел бок. Вот так! Я потер уши, пощипал мочки. Еще раз дал себе звонкую пощечину.
Зеркало. Ошейник.
Схватив фонарь, я шагнул к зеркалу и направил луч в него. Лицо, выхваченное из темноты отраженным светом, казалось уродливой маской с глубоко запавшими темными глазницами и черной трещиной рта. Задрав подбородок, я искоса оглядел ошейник. Вот она, едва заметная щель, очерчивающая крышку в том месте, где сходятся концы металлического браслета. Над крышкой крошечная дырочка – скважина замка. Ключ для него, наверное, размером со спичку, потому-то я и не разглядел его в руках Амазина.
Ногтем указательного пальца я попытался подцепить крышку, но сразу отдернул руку.
Нет, не так. Надо иначе.
Ошейник протяжно звенел на одной ноте, и звон этот тонким сверлом ввинчивался в мозг. Сколько еще осталось – десять минут, меньше? Схватив карабин со стола, я выскочил в коридор.
Бок болел сильнее, но в голове немного прояснилось.
И кое-какая идея появилась там.
Четыре ствола уставились на меня, когда я сбежал с холма и выкрикнул, тяжело дыша:
– Нашел его! Но эта штука сейчас взорвется!
На траве был расстелен кусок
