Разин.
– Да, мои. Вот, к примеру, такой вопрос: почему ты лучший носитель сингулятора, чем я?
– Да, это вопрос… А что, этот твой Губерт в самом деле знает ответ? Точно?
– Точно одно: его можно об этом спросить. Воспользуйся случаем.
Альб подошел к окну, отпер раму и выглянул. Двор освещал пестрый свет, лившийся из пирамиды на крыше, среди разноцветных световых пятен очень хорошо выделялось красное платье Картины. Хозяйка гостиницы колотила ногой «собаку», человек на цепи тихонько подвывал и скулил. Когда ему удалось заползти в конуру, Картина подобрала длинную палку и несколько раз с силой сунула в проем. Раздался визг. Палка сломалась, женщина пригладила спадающие на щеки растрепавшиеся локоны и вернулась в дом.
Явился подручный Картины, велел передать: для них у хозяйки новости.
– Ладно, – кивнул Разин, – сейчас спустимся. Заодно и перекусить не помешает.
В зале все было по- прежнему, разве что людей за столами стало меньше.
Картина сообщила:
– О вас Крипте уже сказали. Он ответил: явится попозже. Он очень хочет встретиться, есть интерес. Но сейчас совет у них в Храме, важный. Потом у него какие-то дела, которые невозможно отложить, – так и велел передать. В общем, надеется, что вы его дождетесь. Очень сильно надеется.
Разин кивнул и спросил, как насчет пожрать? Хозяйка указала на столик в углу:
– Туда садитесь, сейчас подадут. Крипте тот стол нравится, там темно, никто не пялится, и к кухонным дверям близко, а через кухню можно уйти, если что.
Потянулось ожидание. Готовили в «Крещатике» отменно, но потом, когда перекусили, стало скучно. Альбинос то и дело ловил на себе заинтересованный взгляд Картины, ему было немного не по себе. Странная баба.
За соседним столом присели двое постояльцев с кувшином пива и кружками. Из разговора стало ясно, что один местный, киевский, а другой – его компаньон по торговой части. Разин угрюмо молчал, и Альбинос стал прислушиваться к их разговору.
– Откуда в Киеве некроз? – допытывался гость. – Сколь бываю у вас, никогда не случалось же!
– Монахи говорят, за грехи нам. Чтоб молились и ждали избавителя.
– Какого такого избавителя?
– А пес его знает, какого…
Покончив с пивом, соседи стали сговариваться насчет завтрашнего дня.
– Пойду я, – решил местный. – Не то стемнеет вовсе.
– Темноты боишься?
Киевлянин шутку не поддержал:
– Некроз по ночам из-под земли прет, да в разных местах, не ровен час не заметишь в темноте – и пропал. Так что пойду, пока дорогу видать. У нас нынче по темному народ из домов не выходит. Тяжкие времена настают, ох, тяжкие…
Далеко за полночь, когда за столами осталось с полдюжины постояльцев, в зал ввалились пятеро. Их вид никак не подходил к чистенькой гостинице – перемазанные, облепленные клочьями паутины, в изодранной одежде. К тому же у одного, рыжего, лицо было разбито – совсем недавно ему крепко досталось. Двое были в черных полурясах, и тот, что шагал сзади, – рослый, крепкий с виду, держал наготове карабин. Еще один был коренастым и смуглым, на лице темные очки. Голова его обмотана какими-то тряпками. Разин отвел взгляд и бросил Альбу:
– Крепкий парень. Может, наконец новости от Крипты?
Странная компания, ни на кого не глядя, проследовала через зал к стойке, пошепталась с Картиной, она дала ключ, и четверо в сопровождении рослого монаха побрели к лестнице. Щуплый, у которого был монокль в глазу, задержался, обменялся с хозяйкой парой фраз и тоже поспешил наверх.
Картина поманила Альбиноса. Тот неохотно подошел.
– Крипта здесь. Сейчас устроит гостей в номер и спустится, я вас ему покажу.
Альбинос передал новости Разину. Зал уже почти опустел, люди расходились, вот музыканты покинули подиум и гуськом направились на кухню.
Вскоре монахи спустились. Картина кивком указала на столик. Разин перехватил взгляд рослого монаха, которого принял за Крипту, и жестом пригласил за свободный стол. Хлопнула входная дверь, вошел еще один монах, огляделся и направился к стойке.
– Брат Крипта! – окликнул тот, что явился последним.
– Не шуми. Что узнали?
К удивлению Разина, Криптой оказался тощий очкарик. Он, недовольно морщась, уставился на монаха, назвавшего его по имени:
– Говори быстро.
– Проследили до Днепра, самоход увели на левый берег. Конвой – десять братьев, из тех, что Зиновию подчинены. Через русло мы не совались, они бы заметили. Брат Хортей остался ждать, когда конвойные возвратятся, увидит.
– Добро, возвращайся к нему. Если что, доложите мне. Я буду здесь, в «Крещатике».
Отпустив посыльного, Крипта сел напротив Разина. Сопровождавший его крепыш разместился за соседним столом, поставив карабин между ног – ему не следовало присутствовать при беседе.
– Итак, – произнес Крипта и, сняв монокль, принялся протирать стекло. Он не знал, с чего начать. – Итак, вы из Меха-Корпа.
– Егор Разин.
– Вот как… – Крипта близоруко сощурился. – Сам Разин. Я слышал о ваших… гм, заслугах. Скажу откровенно, чтобы не было между нами неясностей: я бы не хотел этой встречи, я бы не хотел, чтобы она была тайной, но обстоятельства вынуждают…
– Не будем крутить, – предложил Егор. – Мне тоже многое не нравится, но вполне возможно, что наши интересы совпадут. Так что перейдем сразу к делу. Меня интересует человек по имени Губерт. Что о нем знаешь?
Крипта, убрав монокль в карман, задумчиво пожевал губами.
– Кое-что могу рассказать. Правда, немного. Отец Зиновий, наш староста, с недавних пор…
Во дворе протяжно взвыл человек-собака. Вой звучал жутко, тоскливо, будто предвестие смерти.
Вверху громко затопали, Крипта вскинул голову, рослый монах поднялся из-за стола с ружьем в руках, Разин положил ладонь на рукоять обреза под мышкой… По лестнице сбежал рыжий парень с разбитым опухшим лицом, позади него грохотали по ступеням подошвы. Рыжий заорал:
– Крипта! Берегись! Нас выследили!
Во дворе грохнул выстрел, вой оборвался. И тут же обе двери – ведущая на улицу и та, что во двор, – с треском распахнулись, в зал бросились вооруженные люди в желтых тогах, в оконных рамах зазвенело битое стекло.
Илай, Туран и Белорус вслед за провожатым поднялись на второй этаж, прошли длинный коридор, по левую руку были окна, выходящие на улицу, по правую – ряд дверей. Грига отпер нужную, распахнул и жестом предложил войти.
Они не успели расположиться и осмотреться в комнате, как появился Крипта.
– Располагайтесь, – сказал он. – Сейчас я велю, чтобы еду в номер принесли. Вниз не ходите. Обслуга в «Крещатике» – люди верные, не выдадут, а вот если в зале вас кто-то узнает, быть беде.
Белорус тут же завалился на кровать, подергался, чтобы убедиться: тюфяк мягкий.
– Еду принесут – это хорошо, это, будем говорить, правильно. И пусть не скупятся, я голоден, как стая панцирных волков.
Он вдруг резко сел.
– А долго нам здесь сидеть?
– Во-первых, – Крипта остановился у порога, – у меня важная встреча. От результата многое зависит. Поэтому сидите и ждите столько, сколько понадобится.
– Понятно, – кивнул Туран.
– Во-вторых, – Крипта оказался человеком не только выдержанным, но и очень пунктуальным: если уж сказал «во-первых», то непременно должно было последовать и «во-вторых», – проследить за вашим самоходом я отправил своих людей. Они узнают, куда Зиновий велел отогнать… э…
– «Панч»! – подсказал Белорус.
– Помолчи, – прогудел Илай.
– Не годится называть бездушный механизм человеческим именем, – назидательно поднял палец Крипта. – Грех это. За самоходом проследят и явятся в «Крещатик» с докладом верные мне люди. И пока я не сделаю то и это, вам можно только ждать. Как освобожусь, поднимусь к вам, обсудим, что дальше делать и чем помочь Владыке Баграту. Идем, Грига.
Когда монахи ушли, дверь захлопнулась, и в комнате стало темно.
Белорус опять растянулся на кровати, закинул руки за голову и спросил, глядя в потолок:
– Что делать будем? А, Тур?
– Отдыхать.
– Отдыхать, конечно, можно. Но как мы влипли! Эх, папаша, папаша, обещал золота, а вышло что? Сидим, как крысы, взаперти…
В дверь тихо постучали. Белорус мигом оказался на ногах и распахнул окно – он был готов дать деру. Илай с Тураном переглянулись. Последний ухватил за ножку тяжелый стул – ничего другого, что могло бы послужить оружием, на глаза не попалось – и шагнул к двери.
– Хозяйка поесть прислала, – объявили из коридора.
– А, давайте, давайте! – Белорус тут же успокоился.
Вошли двое, мужчина и женщина. Мужчина нес свечу и придерживал под мышкой бутылку. В другой руке – три стакана. Женщина прижимала к животу обернутый полотенцем казан, от которого исходил сытный дух. Прошли к столу, молча поставили припасы и свечу и собрались уходить.
– Эй, погодите, – окликнул Тим, – а кто там у вас, будем говорить, в конуре обитает? Что за личность?
Белорус обернулся, ткнул пальцем вниз, через подоконник. Гостиничные служители переглянулись. Наконец мужчина решился:
– Это хозяйкино дело.
– Да ну, чего темните. Это ж не секрет какой-то. Наверняка всем здесь известно.
– Ладно, скажу, – промямлил мужчина. – Это враг хозяйкин, давний враг, он ее ножом порезал, когда… ну… давно, в общем. Она его в конуре держит, душу отводит, ежели припрет. Ну, ногой, там, двинет или палкой по хребту вытянет. Только я вам не говорил! И это… пойдем мы?
– Не говорил, не говорил. И ступайте себе с миром, конечно. Дальше мы и сами разберемся, – голос Тима был полон энтузиазма. – Эй, Туран, наливай, что ли. Подсаживайся к столу,
