захвату, хотя бы минимально возможного, контроля над городом свалилось в банальную разборку 'Кто за кого?'
Откуда-то с улицы понеслись приглушенные двойными оконными рамами резкие, дробные звуки выстрелов, топот множества ног, крики, потом опять выстрелы. Но присутствующие, казалось, даже не обратили внимания на это, увлеченные собственными словами. А там, на улице, уже звенели выбитые стекла, и кто-то сдавленно, с придыхание, ругался, а кто-то повизгивал, как побитый пес.
А Бродяга, Анархист, Архитектор всё продолжали переругиваться, хотя постепенно эмоции ослабевали, но уступать никто не хотел, и к ним присоединились Лесник и Жора, старавшиеся отмолчаться в самом начале заседания. Остальные участники собрания тоскливо посматривали по сторонам, но на чистых, пустых стенах взгляду было не за что зацепиться, видимо, это было придумано Архитектором специально, что бы не отвлекать своих посетителей от того дела, за которым они пришли в контору.
С шумом распахнулась входная дверь, обрывая на полуслове дискуссию. Вася-Кот успел подумать о том, что за дверью располагались вооруженные охранники, пришедшие сюда с каждым из собравшихся, ну, кроме Бродяги, для которого охранником служил сам Вася-Кот. И тут же мысли его смешались и запутались.
В комнату дружно, чуть мешая друг другу, шагнули ротный в своей неизменной серой шинели, со старинным револьвером в руке, Анька, ставшая за последние часы самой популярной телезвездой города, в коротенькой кожаной куртке, мини-юбке, на высоченных каблучищах и со странной, очень короткой винтовкой наперевес, Паша-Комод, который хоть и старался выглядеть незаметно, но бросался в глаза первым среди этой троицы из-за своих габаритов. Руки у Паши были свободны от оружия, но это могло значить только одно: пистолет он успел запихнуть в потайную кобуру под курткой, потому что без пистолета Пашу мог представить себе только совершенно не знающий его человек.
— Сидите? — ехидно спросила Анька. — Ну-ну…
Кажется, Анархист хотел что-то ответить, даже раскрыл рот, но не успел.
— А чего ж охрану возле дома не поставили? — осведомился ротный, внимательно оглядывая присутствующих. — Не боитесь никого или как?
— А в чем, собственно… — выговорил Жора.
— Анна! Изволь разъяснить, — потребовал Архитектор, вспомнив, что он не только революционер, но еще и начальник этой девушки.
— А чего разъяснять? — пожала плечами Анька. — Мы вот тут, вокруг дома, десятка два 'ликвидаторов' положили сейчас. Еще столько же, если не больше, сбежали. Как думаете, они к вам шли чаю попить?
— Каких 'ликвидаторов'? — удивился Бродяга. — Они все у 'Дома Власти', вашего же штурма с утра ждут…
— Ты так думаешь? — прищурилась Анька. — И как же они узнали, что мы туда пойдем, а не к вам?
— А ведь ты прокололся, Бродяга, — сказал негромко, но очень весомо Паша. — Твой ведь связной к нам в 'Меридиан' приходил. Он только и знал, что мы про 'Дом Власти' говорили. Ну, и еще те, кому он наш разговор передал.
— Шутишь, Комод? зачем такое говоришь? — возмутился Бродяга. — Ты же этого посланца видел. Он здесь разве что только унитазам не рассказал, как вы его чуть не расстреляли, а потом собрались 'Дом Власти' штурмовать и весь город захватывать. Сами при нем растрепали всё, а теперь с больной головы на здоровую валишь?!
— Плохо, — подумав, решил ротный. — Придется, значит, всех присутствующих, вместе к стенке ставить.
Он неожиданно улыбнулся чуть виновато, но добродушно и широко:
— Вы поймите, некогда нам разбираться, кто же, в самом деле, вашим 'ликвидаторам' стучит. А так, ежели всех разом, просто и надежно будет.
Шокированные таким доступным и, несмотря на улыбку, серьезным объяснением штабисты замолчали, подавленные нехорошими предчувствиями.
— Вы… откуда? и кто такой, что бы приговоры выносить? — возмутился Бродяга. — А с тобой, Паша, я отдельно поговорю, да и с Анной тоже не помешает разобраться…
— На том свете разберешься, — уже сурово сказал ротный. — Нет времени тут с вами возиться.
— Почему нет времени? Кто вы такие? И что значит — возиться? — раздались с разных концов стола возмущенные голоса считающих себя неприкосновенными.
— А времени нет потому, что провалилось всё, — пояснила, чуть ступив вперед, Анька.
— Ты, Анна, говори, да не заговаривайся. Знай меру-то, — попробовал надавить на нее Вася-Кот. — Телевизор ваш — это еще не повод тут указывать, что провалилось, а что нет…
— Не повод? — ехидно усмехнулась Анька и тыкнула стволом в Анархиста. — Вот, он повод знает…
Анархист, только что красноречиво отбивавшийся от наседавших коллег, смог только по-рыбьи, беззвучно, пару раз раскрыть и закрыть рот.
— Вы думаете, он зачем сюда пришел? — продолжила Анька. — Разговоры ваши слушать? Нет, он пришел потому, что в промзоне ему с утра уже делать нечего будет… Туда кто-то умный пару часов назад две цистерны по железке подогнал, одна с простым спиртом, вторая — с коньячным…
— Врешь! — попытался вскочить Анархист, но под пристальным взглядом теперь уже бывших товарищей по оружию вдруг съежился, как воздушный шарик, из которого выпустили воздух.
— А еще, в студгородке еще вчера ночью драка началась, — беспощадно продолжила Анька. — Между 'красными', 'черными' и 'зелеными'. И только к вечеру сегодня закончилась. Плачевно для всех. Потому что из вас никто туда не пошел, а вот 'ликвидаторы' догадались своего провокатора направить…
— Ты сама-то понимаешь, как бы мы в студгородке появились? — спросил Бродяга. — Они же никому и никогда не подчинялись…
— А сейчас подчинятся, — кивнула Анька. — Там половина побитых лежит, а вторая половина, кто на своих ногах, по больничкам окрестным расползлась. Вам этого мало? Вот, послушайте…
Она кивнула ротному, тот выглянул за дверь, крикнув кому-то: 'Давай его…', и в комнату втолкнули бледного, рыхлого мужчину с синяками на лице и рассеченной бровью, из которой сочилась кровь, придавая ему жутковатый вид. Комбинезон 'ликвидатора' сидел на мужчине, как на корове седло, хотя никто из присутствующих, кроме ротного, никогда в жизни не видел живую корову, а уж тем более какое-то там седло. Мотня комбинезона была мокрой, да и половина штанин тоже, видимо, разговор со стрелками пагубно отразился на мочевом пузыре пленного.
— Ну, и кто это? — морща нос от резкого запаха мочи, спросил Бродяга, пытаясь как-то взять инициативу разговора в свои руки, хотя после слов Аньки ему больше всего хотелось исчезнуть из этой комнаты, испариться, залечь на дно на месяц, год, как в старые времена, когда даже самые близкие товарищи имели с ним только односторонний канал связи.
— А это тот, кто за вашими головами пришел, — пояснил ротный. — Пусть он сам скажет.
И ткнул стволом револьвера в живот мужчины. Того передернуло так, будто в руках ротного был кусок раскаленного металла, и приложил он его к обнаженной коже 'ликвидатора', а не к грубоватому, но добротному и плотному материалу мундира.
— Быстренько, в двух словах, объясни собравшимся…
Ротный не успел еще закончить фразу, а пленный уже, захлебываясь словами, слезами и соплями, заговорил, обращаясь то к одному, то к другому, то ко всем собравшимся разом.
С трудом можно было понять, что он — дознаватель — никогда ничем честных людей и тружеников не притеснял, работал только с мелкими хулиганами, да жуликами. А тут… Если в первую половину его слов верилось с трудом, то продолжение вообще показалось фантастикой.
После телевизионного выступления Аньки с руководством 'ликвидаторов' связались военные, потребовав объяснить, что же такое творится в городе. Связных объяснений не получили и поставили ультиматум: 'Если к утру арестованных заговорщиков или их трупы не покажут по ТВ и не объяснят всему населению, что бунт подавлен, главные виновники схвачены и в городе восстановлен порядок, то после
