за средний палец левой руки и принялась внимательно разглядывать, то полностью вытягивая руку, то поднося её к самым глазам.
— Никогда не замечал за тобой страсти к безделушкам, — проворчал Паша, недовольный, что Анька проигнорировала его вопрос про телевизор.
— К безделушкам, к новостям, к телевизору, к электронному планшету в заштатной столовке, — задумчиво произнесла Анька, а потом протянул Паше руку. — Глянь, как камушек играет. Нравится?
Золотисто-желтый, прозрачный камень в серебряной массивной оправе вызывал любопытство разве что своим цветом. Да и оправа явно была старинной, не чета штампованным новоделам в любом из миров.
— Нравится, — сдержанно сказал Паша, явно не понимая, почему это равнодушная к побрякушкам Анька такое внимание уделяет пусть и симпатичному, старинному, но более мужскому по размерам и форме перстеньку.
— Это гелиодор…Мне тоже сразу понравился… еще там, и давно. Вообщем, Паша, перстенек этот мой, вот только оставила я его несколько лет назад на столе в одной очень неприятной квартирке, с которой всё и началось…
— Дык, а как же он сюда-то попал? — изумился Паша, привыкший доверять наблюдательности Аньки. — Из оттуда, да еще и в Белуджистан…
— Вот так-то вот, Паштет, а ты все про телевизор, новости, электронику, — нервно засмеялась Анька. — Кажется, нам стоит взять у Нади пару литров коньяка и закуски полегче, а то ведь и в самом деле — голову сломать можно.
11
Паша притоптал в пепельнице окурок сигареты, похмыкал тихонько, прочищая горло, и прихлебнул из стоящего рядом, на полу, стакана коньячок. В голове чуть заметно пошумывало, все-таки вслед за Анькой выпил он изрядно, хотя и вполне приемлимо для его-то весовой категории.
Из встроенных прямо в экран телевизора продолговатых динамиков негромко раздавался сочный цыганский романс, исполняемый маленькой, худенькой девушкой, внешне вовсе не цыганкой, так задушевно и проникновенно, что закрыв глаза представлялся картинный табор, ночной костер, выбрасывающий в черное небо фонтаны искр, отдаленное фырканье лошадей… Слегка сомлевший от музыки и мечтаний, Паша, кажется, нащупал пультик от телевизора и нажал кнопку…
Дикторша на экране была миловидной, но вовсе не молоденькой и пустой 'говорящей головой', каких привык видеть Паша в своем мире, а вполне зрелой женщиной далеко за тридцать. Тексты новостей и цитаты из обзоров аналитиков она не озвучивала, не читала, а пропускала через себя и говорила так, будто сама все это видела, слышала, читала и анализировала. Создавалась, казалось бы, простейшая телевизионная иллюзия, но при этом зритель понимал и принимал её, как понимает и принимает театрал условности классической сцены.
'В Польше по-прежнему безрезультатно продолжаются переговоры между представителями силезской немецкой диаспоры и профсоюзными лидерами из 'Солидарности', проходящие под эгидой Лиги Наций. Попытки примирить стороны и уговорить их воздержаться от применения насилия друг против друга безрезультатно продолжаются вот уже четвертый год'.
Дикторша, Мария Васильева, как свидетельствовала аккуратная, неброская подпись у края экрана, переложила влево от себя прочитанный лист и подняла к зрителям глаза с нового. И — вдруг обворожительно улыбнулась совсем не к месту и не по теме очередного сообщения.
'Ряд крупных воротил химической промышленности Бельгии и Франции обратились к своему правительству с жестким требованием оказать давление на руководство нашей страны и добиться кардинального пересмотра цен и объемов поставок 'черного золота' в эти страны из ближневосточного региона. Однако, как отметил наш посол в Берлине, ни о каком пересмотре цен до конца следующего года не может быть и речи. 'Пусть требуют чего угодно. Это вовсе не значит, что мы должны идти на поводу у империалистических хищников', — сказал товарищ Романов. И в то же время фабриканты угрожают массовыми увольнениями рабочих и повышением цен на бензин и другие продукты нефтехимического синтеза, что непременно приведет к социальной напряженности в этих странах'.
'К сожалению, неудачей закончились переговоры в Самаре лидеров повстанческих отрядов Намибии с представителями Председателя Верховного Совета страны. По-прежнему большинство развивающихся стран, особенно африканского континента, считают, что старое, снятое с вооружения нашей армии оружие и боеприпасы ничего не стоят и их можно получить задаром, только лишь объявив о своей приверженности делу построения справедливого общества. При этом намибийские лидеры забывают, что и алмазов, и золота в нашей стране вполне достаточно для нормального функционирования промышленности. А иных ликвидных активов нам в обмен на возможные поставки вооружения предоставлено не было'.
В этом неторопливом, спокойном перечислении зарубежных новостей было что-то фундаментальное, настолько прочное, что не стоило даже и опасаться возможных катаклизмов в любой точке земного шара. А небольшие, локальные 'возгорания' рассматривались, как неизбежное, но вполне приемлемое на общем, мирном фоне зло. Ибо 'что бы делало твое добро, если бы не существовало зла, и как бы выглядела земля, если бы с нее исчезли тени?'
А перед этим Паша смотрел и слушал внутренние новости. К удивлению — интересные, живые, совсем неформальные и незаполитизированные. О том, как под Владимиром три дня искали в лесу потерявшихся детей. Как запускали очередную турбину на Братской ГЭС. О сельскохозяйственных итогах года в средней полосе и Поволжье. О съемках нового фильма, посвященного корейской войне и её последствиям. Об окончании осеннего призыва на военную службу. Мелькали умело смонтированные кадры, раздавались нужные в нужный момент реплики корреспондентов…
'Теперь вот эти мальчишки, совсем недавно бывшие студентами, станочниками, дорожными рабочими, продавцами, отправятся на полгода в учебные роты и батальоны, что бы оттуда уже придти в войска подготовленными к службе специалистами', — без запинки, но как-то по-домашнему тепло рассказывал коротко постриженный, лет тридцати с лишком, круглолицый и плечистый корреспондент, провожая камерой отъезжающий от военкомата автобус с призывниками. Паша еще успел подивиться натуральности съемок: некоторых из ребят под руки заводили в салон, другие с трудом держались на ногах, явно употребив на проводах не одну бутылку вина. Но всё это попало в кадр и не было вырезано бдительной цензурой. Если тут есть цензура. И если она бдит. Впрочем, может быть, выпившие перед уходом в армию призывники — не такой уж страшный грех, что б его нельзя было показать по телевизору? Тем более, все прекрасно знают об этом обычае… и зачем же тогда прятать голову в песок, выставляя наружу яйца? Особенно учитывая, что несмотря на опьянение, вели себя ребята достойно, без матюгов и скандалов.
Дикторша неторопливо сменила очередной листок с новостями.
'А сейчас информация из Нового Света.
Энергетический кризис, вызванный небывало нерациональным потреблением нефтепродуктов в Северной Америке грозит перерасти в прямое военное столкновение между Северными Штатами и их основным поставщиком нефти — Венесуэлой. Корреспонденты различных новостных агентств сообщают, что правительство Никсона выдвинуло нечто подобное военному ультиматуму руководству Венесуэлы: если через двое суток не будет увеличена квота поставок сырой нефти и уменьшена цена оной, то северные американцы грозят взять под свой контроль и без того практически им принадлежащие нефтяные скважины на территории Венесуэлы. Язык диктата, к сожалению, единственный, на котором умеют разговаривать американцы. И даже события тридцатипятилетней давности, кажется, ни чему их не научили. Разве что — не становиться поперек дороги русским. В остальном же мире империалистические хищники ведут себя как в собственной колонии, хотя сами громогласно призывают к уничтожению остатков колониализма.
По данным агентства Рейтер часть оппозиционных нынешнему правительству Венесуэлы лидеров
