До чрезвычайности характерно, что истоки разбираемой здесь теории ведут к родоначальнику всех антидиалектических ошибок в марксистской экономической литературе последнего периода, к А.Богданову. В своем выступлении в Коммунистической академии по докладу Преображенского в январе 1926 г. покойный А. Богданов вставил следующее положение: «Закон трудовой ценности при капитализме есть закон, по которому распределение производственных элементов регулируется трудовыми затратами; и вот, в сущности, как раз этот же закон по необходимости проводится государственным хозяйством даже тогда, когда оно является монопольным покупателем, проводится по отношению к противостоящему индивидуальному хозяйству»[19] Далее он продолжает: «Дело в том, что если при капитализме стихийным регулятором являются трудовые затраты и если при переходной формации регулятором, в несколько более планомерной форме, являются трудовые затраты и при социализме регулятором должны явиться трудовые затраты, то разве вы не видите, что тут есть некоторая общая закономерность»… и дальше фраза: «Действие данного закона в одном случае осуществляется более стихийно, в другом — более планомерно, но это один и тот же закон, закон трудовых затрат, одно» и то же соотношение».
Как злободневно, как современно звучат эти слова, сказанные около четырех лет тому назад! Разница между Богдановым и всеми последующими теоретиками закона трудовых затрат заключается лишь в том, что Богданов оказывается наиболее последовательным из всех.
Выступивший еще весной 1926 г. со статьей о «Стоимости в хозяйственной системе СССР» тов. Т. Берин употребил, насколько нам известно, впервые в партийной печати (если не считать устного выступления А. И. Богданова), самый термин «закон пропорциональности трудовых затрат»[20] На его рассуждениях стоит несколько остановиться, ибо здесь самые слабые стороны критикуемой нами концепции выступают наиболее явственно. Приведя отныне знаменитую цитату из письма Маркса к Кугельману насчет «всякого ребенка», т. Берин делает отсюда следующее заключение: «Легко видеть, что стихийность не есть закон, а только форма проявления закона. Содержание же закона трудовой стоимости Маркс приравнивает к закону природы, который вообще не может быть отменен». За сим следует цитата из ленинского «Государства и революция», в которой Ленин говорит, что в первой стадии коммунистического общества, при социализме, «буржуазное право» отменяется лишь в меру уже достигнутого экономического переворота, т. е. лишь по отношению к средствам производства, сохраняя до известной степени свою силу в качестве регулятора распределения продуктов и распределения труда между отдельными членами общества. Из этого утверждения Ленина автор делает следующий любопытный вывод: «Какой же это такой (за стиль автора мы не отвечаем. —
Эти рассуждения Берина чрезвычайно любопытны (прежде всего в том отношении, что они обнаруживают ближайшее родство с механистическим пониманием марксовой теоретической экономии и, в частности, марксовой теории ценности. Как известно, именно в настоящее время механисты в политической экономии выступают чрезвычайно активно, подымая большой шум. Мы полагаем, что им не вредно будет поглядеть на себя в беринском зеркале.
В частности, рассуждения Берина, как две капли воды, напоминают более позднее выступление проф. Кажанова, которое в свою очередь послужило прообразом для самоновейших выступлений ряда экономистов-механистов. В своей статье «Материальный показатель трудовой стоимости у Маркса»[21] проф. Кажанов, подводя итоги своим довольно Пространным рассуждениям по вопросу о содержании и форме ценности, приходит в конечном счете к следующему выводу: «Стоимость со стороны ее содержания Маркс относит к области материальных производительных сил, форму же стоимости рассматривает как элементарное выражение обусловленных развитием производительных сил производственных отношений, или экономической структуры общества… В связи с этим стоит разрешение вопроса, сохранит ли категория стоимости объективное свое бытие при социализме, как первой фазы коммунистического общества, когда еще удержатся остатки исторической «несправедливости» распределения предметов потребления «по работе», а не «по потребностям», когда будет действовать еще «строжайший контроль со стороны общества и государства над мерой труда и мерой потребления» (см. Ленин «Государство и революция») в порядке планового регулирования всей хозяйственной жизни общества». Поставив этот вопрос о судьбе категории ценности при социализме, проф. Кажанов считает возможным ответить, что «Маркс решил этот вопрос в положительном смысле. Поскольку производственные отношения в результате социалистической революции перестраиваются… в бесклассовые планово-регулированные, поскольку форма стоимости из меновой превращается в планово- регулируемую форму стоимости, постольку закон стоимости из общественно-стихийной действующей силы превращается в научно-регулируемую силу».
Мы сочли нелишним привести эту (пространную выдержку из произведения Кажанова, ибо здесь перед нами достаточно яркий образец механистического ревизионизма, прикрывающегося, впрочем, по обыкновению, криками о «меновой концепции», «идеализме», забвении материальных производительных сил и т. п. Можно было бы сказать: что у других, более осторожных, механистов, на уме, то у проф. Кажанова на языке.
Близость кажановских рассуждений к точке зрения, высказанной Бериным, совершенно очевидна. Берин видит содержание закона ценности в законе природы, который вообще не может быть отменен; Кажанов стиль же решительно заявляет, что содержание ценности относится к области материальных производительных сил. Совершенно механистически отрывая форму от содержания, механистически затушевывая проблему качества и специфичности, стремясь механистически «свести» качественно различные области явлений к некоей бескачественной субстанции, оба автора вполне сходятся в том, что стихийность, т. е. особая форма организации общественного производства, представляет собою не содержание, а лишь форму закона ценности (Берин еще говорит: форма проявления закона ценности). Оба автора одинаково ссылаются на указания Ленина о роли «буржуазного права» на первых ступенях социализма, и оба в одинаковой степени обнаруживают полнейшее непонимание этих указаний. Ленин подчеркивает, что «в меру уже достигнутого экономического переворота, т. е. по отношению к средствам производства», пресловутое «буржуазное право» отменяется, отмирает. Напротив, оно сохраняет силу «в качестве регулятора распределения продуктов и распределения труда между членами общества». Здесь Ленин, противопоставляя область «средств производства» области «распределения продуктов и распределения труда», совершенно отчетливо указывает, что он в последнем случае имеет в виду проблему соответствия индивидуального «вознаграждения» отдельных членов общества их индивидуальным трудовым затратам. Употребляя термины в весьма условном и узком смысле, можно было бы оказать, что здесь имеется в виду в первую очередь проблема распределения, а не проблема, производства. Исключая из области действия «буржуазного права» такую «мелочь», как обобществленные средства производства, Ленин далее говорит о сохранении «буржуазного права» не для того «пропорционального распределения трудовых затрат», о котором идет речь в письме Маркса к Кугельману, а для установления принципов соответствия между трудом индивидуума и его «оплатой» со стороны общества. Разумеется, одна область отношений не отделена от другой китайской стеной; однако между этими двумя областями налицо качественное различие. Поэтому, когда Берин заявляет, будто Ленин имеет здесь в виду тот же «Марксов закон эквивалентности», объявляя его, таким образом, вечным и неизменным законом общества (или, может быть, природы?), то он обнаруживает одинаковое непонимание как Маркса, так и Ленина.
Дальнейший ход рассуждений т. Берина чрезвычайно несложен. «Если закон (пропорциональности трудовых затрат остается регулятором распределения продуктов и труда и при социализме, то не может же этот закон заснуть летаргическим сном на весь переходный период от капитализм к социализму. При анализе нашей экономической системы главное наше внимание, следовательно, должно быть обращено на то, как у нас проявляется этот основной, открытый Марксом закон. Термин здесь не столь существенен. Если окажется, что проявление этого закона у нас никаких следов стихийности не носит, тогда можно будет заменить термин «закон стоимости», ну хотя бы термином «закон пропорциональности трудовых затрат».
Как видит читатель, это рассуждение подкупает своей безыскусственностью. В самом деле, если при социализме и капитализме действует один и тот же в своей основе закон, то почему бы ему не действовать
