— Это прекрасное животное пропадает зря, — сообщил он О’Нилу и Ригану и добавил, снова обернувшись к Вэланду: — Сколько ты за него просишь?
— Пес не продается.
Лахлан щелкнул языком.
— Все продается, парень. Ты это поймешь, когда лучше узнаешь жизнь.
— Я не хочу его продавать.
— Я даже не буду торговаться. Просто назови свою цену.
Вэланд сглотнул и замотал головой.
— Тебя зовут Вэланд, если я правильно расслышал?
— Да, сэр.
Юноше стало противно из-за этого малодушного «сэр», но в присутствии богатого работорговца он невольно чувствовал себя деревенским чурбаном.
— Хорошо, Вэланд. Скоро ты поймешь, что, если Лахлан что-то взял себе в голову, от него так просто не отделаться.
Он развязал расшитый серебром кошель и начал выкладывать на стол пенни, монету за монетой, пока Вэланд в конце концов не сбился со счета и не отвел глаза в сторону, как будто перед ним разыгрывалось нечто непристойное. Лахлан бросил сверху еще несколько монет для ровного счета.
— Никто не может упрекнуть меня в скупости. Здесь сумма, которую я плачу за невольника.
Вэланд стоял в полном молчании.
— Давай, парень, забирай монеты.
— Вы зря потратите деньги, пес не пойдет с вами.
— Мне не нужен домашний любимец, — заговорил Лахлан ласково. — Я не собираюсь с ним церемониться. Отдай его в мое распоряжение на неделю, и я клянусь тебе, он признает меня своим хозяином. Ей-богу, еще не родилась собака, которую я бы не смог приручить.
Он поднял кубок.
— Я прав, парни?
Пес щелкнул зубами и подошел к сокольнику.
Лахлан хохотнул.
— Он бы с удовольствием воткнул в меня свои клыки. — Ирландец хлопнул себя по ляжке. — Черт, грех иметь такого зверя и не использовать его в боях.
— Идем, — Вэланд обратился к Радульфу. — Валлон уже, наверное, недоумевает, где мы задержались.
— Валлон — твой господин?
Сокольник продолжил свой путь к двери и уже дошел до половины, когда Лахлан снова окликнул его по имени. Вэланд остановился. Ладонь ирландца легла на его плечо, и Лахлан заговорил ему на ухо:
— Я покупал девственниц у их матерей, которые падали передо мной на колени и с благодарностью целовали мне руки. Никто не поспорит с серебром. Если мне придется пойти к твоему господину Валлону, то ручаюсь, что к полуночи ты и твой пес будете моей законной собственностью.
Вэланд смотрел на поблескивающее на его руках золото.
— Я же сказал, пес не продается.
Лахлан щелкнул Вэланда по макушке.
— Тогда убирайся вместе со своей безымянной дворнягой! Я был чрезмерно щедр. Меня обманул неверный свет. Теперь я рассмотрел получше и вижу, что он слишком длинноногий для бойцовской собаки.
Они бы так благополучно и ушли, если бы черт не дернул Ра-дульфа за язык.
— Этот пес не дворняга, — заявил германец напоследок.
Лахлан уже было развернулся и пошел прочь и, казалось, выкинул из головы эту затею.
— А как по-другому назвать собаку, слишком робкую, чтобы драться?
— Он не дерется, потому что ему это не надо.
— Заткнись, — прошипел Вэланд.
Лахлан обратился к своим товарищам:
— Сплошные загадки. Собака, которая делает то, что ей сказали, хотя ей ничего не сказали, и которая не дерется, потому что ей это не надо.
Лицо Радульфа побагровело.
— Пес убивает все, что становится на его пути. Он не дерется, он сразу убивает.
Вэланд застонал. Лахлан погладил свой подбородок.
— Это относится и к собакам?
Радульф пожал плечами.
— Я пока не видел ни одной, которая бы устояла перед ним.
Лахлан осклабился.
— Приведи Дормарта, — распорядился он, и Риган поспешил на улицу.
— Тебе знакомо это имя? — спросил он Вэлащ а. — В верованиях древних ирландцев Дормарт — пес, стерегущий врата ада. — Лахлан поднял одну монету из кучки серебра на с голе и бросил назад. — Мое предложение в силе. Дохлым твой пе: не будет стоить и пенни.
У Вэланда пересохло в горле.
— Ваш тоже.
Работорговец поднял бровь.
— Если ты такого высокого мнения о своей собаке, то, наверное, не откажешься заключить пари?
— У меня нет денег поставить на кон.
Лахлан захохотал.
— Ставь себя. За такого статного парня дадут много серебра на рынке в Дублине.
Он потянулся, чтобы похлопать сокольника по щеке, но между ними вырос Радульф.
— Какую ставку вы предлагаете? — осведомился германец.
— Три к одному вас устроит?
— Годится. — Радульф вытряхнул несколько монет, оставшихся от его загулов.
Лахлан бросил на них презрительный взгляд. Широким жестом зазывалы он пригласил присутствующих в таверне.
— Подходите и делайте ваши ставки.
Несколько выпивох, впечатленных размерами пса сокольника, рискнули поставить на него пенни, но репутация Лахлана, как знатока бойцовских собак, была общеизвестна, и ему пришлось удвоить ставку, чтобы присутствующие развязали кошельки.
— Ты чего надулся? — шепнул Радульф, наклонившись к Вэлан-ду. — Нам все равно не удастся отвертеться, так хоть заработаем денег на этом.
Вэланд отпихнул его в сторону.
— Ты меня достал.
Слух о предстоящем бое облетел городок, и в пивную начали стекаться новые зрители. Лахлан распорядился распечатать бочонок эля за его счет, и настроение у присутствующих вскоре поднялось. Пара проституток вертелась среди толпы, взявшись под руки. У двери хозяин таверны брал с каждого входящего четверть пенни, его помощник тут же рубил монеты на колоде кухонным топориком на четыре части. Лахлан руководил празднеством, радостно приветствуя вновь пришедших и поощряя их ставить на кон. Вэланд успокаивающе положил ладонь на спину пса. Они оба терпеть не могли толчею. Все больше и больше людей набивалось в пивную, пока свободным не осталось только место, отведенное для боя, и даже балки под крышей были заняты зрителями. Стол, на котором делались ставки, был завален монетами, отчеканенными во всех странах Европы и государствах далеко за ее пределами.
Лахлан подошел к Вэланду.
— Возьми пса на поводок. Ты знаешь правила?
— Пес никогда не знал поводка, и ему нет дела до правил.
— Будем играть по правилам. Собаки дерутся до тех пор, пока на ногах не останется только одна из