отрядов, которые, судя по сообщению библейских текстов, не очень-то и сопротивлялись власти Давида. Как бы то ни было, но с этого времени филистимляне больше не представляли серьезной военной угрозы ни для объединенного царства, ни для Израиля и Иудеи в отдельности после его раскола. Вероятнее всего, это было связано отнюдь не с походами Давида, а с внутренними процессами в самих филистимских городах: их прежний союз окончательно распался, а в одиночку они были слишком слабы, чтобы угрожать соседям. К тому же постепенная культурная и физическая ханаанизация филистимлян сделала их больше похожими на соседние западносемитские народы, нежели на своих ахейских и эгейских предков. К этому времени Филистия превратилась для Давида в резервуар, откуда он черпал для своей гвардии воинов- наемников. Впрочем, в численном отношении основу армии Давида, как и его предшественника Саула, составляли по-прежнему военные ополчения северных и южных племен, которые не смешивались даже в период войны. Каждое племя и клан выставляли свои отряды вооруженных воинов, сохранявших собственную организацию и порядок как в походах, так и в бою.
Однако куда большую роль стала играть постоянная наемная армия, которая, в отличие от ополчений Израиля и Иудеи, подчинялась только царю и не имела никакого отношения к племенной организации. По сравнению с временами Саула, постоянная армия при Давиде была существенно увеличена. Если у Саула она состояла в основном из его же соплеменников-биньяминян, то Давид набирал себе людей из всех древнееврейских племен, причем оказывал предпочтение наемникам ахейского, эгейского и хеттского происхождения. Наиболее боеспособную и опытную часть постоянной армии составляла его собственная гвардия — несколько сот человек так называемых «храбрецов» и «героев», которые сопровождали его всегда и всюду: воевали совместно с армией Саула, скрывались от нее, служили с Давидом у филистимлян и участвовали во всех его военных кампаниях. Со временем личная гвардия Давида в большинстве своем стала состоять из воинов-наемников эгейского и малоазийского происхождения. Царь отдавал должное их военному опыту и организации, а главное, считал их более надежными и преданными ему, чем собственных соплеменников. Жизнь полностью подтвердила обоснованность его предпочтений.
Военные успехи Давида объяснялись не только объединением сил древнееврейских племен и организаторскими способностями самого царя, но и благоприятной внешнеполитической обстановкой в этом регионе в первой половине X в. до н. э. Это было время, когда ни государства Митанни, ни Хеттской державы уже давно не существовало, соседний Египет потерял свою былую мощь и не помышлял о завоевательных походах в Ханаан, а Вавилонское и Ассирийское царства в Месопотамии еще не превратились в военных гигантов, опасных для окружавших их народов. Новые западносемитские пришельцы-арамейцы уже доминировали в Сирии, но тоже еще не стали серьезными противниками Израиля.
Непрерывная череда впечатляющих успехов Давида полностью диссонирует с сообщениями Библии о двух крупных мятежах против его власти. Причем оба они были результатом недовольства не вновь присоединенных народов на окраинах державы Давида, а самих древнееврейских племен в центре страны. Первый и самый серьезный мятеж организовал любимый сын царя — Авшалом (Авессалом). Библейский текст ничего не говорит о подлинных причинах заговора, объясняя все лишь честолюбивыми замыслами Авшалома и его желанием захватить власть из рук отца. Однако размеры и характер недовольства Давидом впечатляют: против него выступили не только северные племена, что было бы понятно, но прежде всего его собственное колено Йеуда. «А заговор был сильным, и все больше народу стекалось к Авшалому. И пришел к Давиду вестник, и сказал: сердца израильтян расположены к Авшалому» (2 Цар. 15:12–18). Ополчения северных и южных племен перешли на сторону Авшалома, и тот, как ранее Давид, был «помазан на царство» в Хевроне — политическом центре Иудеи. Можно предположить, что среди иудейской аристократии, недовольной Давидом, тон задавали кеназиты, господствовавшие тогда в Хевроне. Потомки Калева, сына Йефуне, считали себя обделенными в царстве Давида и ждали лишь подходящего случая, чтобы свести счеты с неугодным им царем. Давид был вынужден бежать из Иерусалима в Маханаим — заиорданский центр северных племен, где в свое время был помазан на царство его неудачливый соперник Ишбошет. Царю осталась верна лишь его собственная гвардия, армия иноземных наемников, да оба первосвященника, которых он сам выбирал. Авшалом захватывает без боя Иерусалим, дом царя и даже его наложниц.
Почему же Давид, столь успешный царь, защитивший свой народ от филистимлян, становится неугодным в глазах древнееврейских племен, включая собственное колено Йеуда? Как бы ни был искусен в интригах Авшалом, его заговор против отца никогда бы не получил столь широкой поддержки, если бы для этого не было причин. Но каковы они, и почему библейский текст обходит их полным молчанием?
Судя по библейским описаниям царства Давида, родная Иудея царя «потерялась» в его общеханаанском государстве. При дворе, в царской гвардии, в постоянной армии преобладали чужестранцы: критяне, пеласги, ахейцы (из «народов моря»), хетты, лувийцы (из Малой Азии), гатияне (из филистимского города Гат) и арамейцы. Не случайно большинство имен, связанных с этим периодом, принадлежит не иудеям и даже не израильтянам, а чужеземцам. Армейский офицер, у которого Давид уводит полюбившуюся ему женщину, — хетт Урия. Командующий наемниками, сохранивший во время мятежа верность Давиду, — гатиянин Иттай. Даже Ковчег Завета Давид временно оставляет на попечение не у левитов или ааронидов, а у преданного ему гатиянина Овед Эдома. Его военачальники, Йоав и Авишай (Авесса), — внуки аммонитского царя Нахаша; главный советник и друг царя, Хушай, аркиянин, — тоже не иудей, как, впрочем, большинство жен и наложниц Давида. Один из двух первосвященников, Эвйатар, происходил из северной священнической династии, а второй, Цадок, как предполагают некоторые историки, был по происхождению йевусеем. Таким образом, Иудея вообще не была представлена в наиболее важных сферах власти.
Правда, одно только засилье иноземцев, хотя оно и вызывало недовольство, не могло толкнуть соплеменников Давида на вооруженное выступление против собственного царя. Для этого должна была быть более веская причина. Вероятнее всего, ею являлось тяжелое финансовое и экономическое бремя, которое Давид возложил на все древнееврейские колена, включая собственное племя. Если первый израильский царь Саул сам пахал на волах, не имел собственного дворца, обходился более чем скромным придворным окружением и маленькой армией, состоявшей из его же соплеменников, то Давид при помощи финикийских мастеров построил себе роскошный дом, завел большой двор и содержал значительную наемную армию. Если Саул вел только оборонительные войны, ограничиваясь защитой древнееврейских племен, то Давид совершал завоевательные походы вплоть до Евфрата и создал настоящую региональную империю, содержание которой обходилось недешево. Ни в период судей, ни во времена правления Саула древнееврейские колена не знали такого тяжелого налогообложения и повинностей, как при Давиде. Нуждаясь в дополнительных средствах, он пошел на такую крайне непопулярную меру, как всеобщая перепись, которую вынуждены были осуществлять не чиновники, а его военачальники с помощью целой армии. В этих условиях Авшалому было достаточно обещать племенным вождям существенно уменьшить экономическое бремя, возложенное на них его отцом, чтобы заручиться их полной поддержкой.
Однако Авшалом, будучи искусным интриганом, оказался плохим стратегом: захватив власть, он упустил время, дав своему отцу бежать и собраться с силами. На стороне Давида, кроме его собственной наемной армии, выступил аммонитянский правитель Шови, один из сыновей Нахаша, которого Давид после долгих войн посадил на трон, и два израильских заиорданских племени из Гилада — Гад и восточная половина колена Менаше. В отличие от остальных древнееврейских племен эти два колена имели свои основания поддержать Давида. Гиладяне издавна имели напряженные отношения с главным племенем «дома Иосифа» — Эфраимом. Первый конфликт произошел еще во времена Йеошуа, когда от них потребовали обязательного участия во всех военных походах к западу от Иордана и запретили создание собственного религиозного центра в Заиорданье. Позднее судья Ифтах из Гилада был вынужден вести жестокую войну с эфраимлянами, которые оспаривали у него власть. Даже Гидеон, судья из самого близкого к Эфраиму племени — Менаше, столкнулся с их претензиями на главенство. Само собой разумеется, что потеря Давидом власти привела бы к усилению позиций «дома Иосифа» и, прежде всего, его лидера — Эфраима, что противоречило бы интересам Гилада. К тому же изначально аморейское племя Гад, ушедшее из Египта вместе с южными коленами Моисея, в своей политической ориентации периодически колебалось между израильскими племенами и Аммоном. Гиладяне, как свидетельствует Песнь Деборы, оказались среди тех, кто отказался прийти на помощь северным племенам в их войне с
