страдая телом, стоял превыше всякой плотской неправды и человеческой слабости!'.
Впрочем, сравнение здесь страдает важною неточностью, которая говорит немало в пользу Павла: Иисус Христос, во-первых, получил удары - не по приказанию Своих судей. Будь иначе - если бы удары были нанесены по приказанию Каиафы, кто знает, не указал ли бы и ему Спаситель на столь неприличное забвение первосвященником своего достоинства и прав судии? А затем не надо забывать и того, что Сам Господь, обличая лицемерие и дерзость, давал полную свободу Своему праведному гневу в других случаях. Должно думать также, что Павел поступил в сем случае не как обыкновенный человек, а как посланник Божий. А известно, что пророки имели право обличать всех в преступлениях (3Цар. XVIII, 18; 4Цар. III, 13; Ис. I, 10-23; Езек. XXI, 25). Последующее показало, что его укоризна действительно произнесена была в пророческом духе. Если указывают на заповедь Иисуса Христа о подставлении правой ланиты при ударении в левую (Мф. V, 24), то не надо забывать, что сим требует Он от последователей Своих только удаления от мщения, а не такого молчания, коим питается дерзость людей беззаконных. Павел вернее всякого исполнял волю Господа в этом отношении, ибо сам свидетельствовал о себе: 'злословят, а мы благословляем; нас гонят, а мы терпим; хулят, а мы молимся' (2Кор. IV, 12-13). Но в настоящем случае он поступил не вопреки примеру Христа, Который также обличил несправедливость ударившего Его прежде осуждения. Если Павел как будто и извиняет далее свой поступок, то для того, чтобы устранить подозрение, будто бы он нарушил закон, повелевающий не злословить первосвященника (Иннокентий, еп. Херсонский).
'Я не знал, братья, что он первосвященник!' Это признание апостола в неведении первосвященника многим представляется удивительным. Однако удивительного здесь ничего нет. Первосвященник был новый для Павла (вступивший в должность гораздо после его обращения, около 48 года по Р. Х.), и Павел, хотя бывал иногда в Иерусалиме, мог не иметь ни побуждений, ни интереса узнавать его лично, хотя мог знать его имя. Вполне возможно, что трудно было узнать незнакомого первосвященника и в самом собрании, так как по отличиям одежды его можно было узнать лишь при священнослужении (ср. к Мф. XXVI, 65). Не всегда можно было узнать первосвященника и по месту председательскому, которое не было неотъемлемым и насущным правом первосвященника, так как Синедрион имел право сам выбирать сопредседателя (ср. к Ин. XI, 49). Так или иначе, искренность Павла не оставляет места сомнениям. Признание неведения своего относительно первосвященника не было, впрочем, отрицанием силы сказанного Павлом. Заявляя, что он не сказал бы этих своих слов из уважения к достоинству первосвященника, он, однако, дает понять, что оставляет за собою право повторить их в отношении самого поступка, без внимания к личности. Данный урок беззаконию, таким образом, остается во всей своей силе и значении.
'Ибо написано...', - т. е., если бы я знал, что это первосвященник, то не сказал бы, ибо написано... и т. д. (Исх. XXII, 28 по LXX),
'Узнав же Павел...' Вероятно, по каким-либо отличиям во внешности и благодаря отдаленному знакомству с некоторыми Павел замечает искусственную сплоченность своих судей, при непримиримом до крайности противоречии их религиозных убеждений, и это наводит его на счастливую мысль перенести свой вопрос на другую почву, на которой прежде всего обнаружилось бы отсутствие единодушия в предубеждении против него. С удивительным присутствием духа, проницательностью и мудростью, одним смелым оборотом мысли и речи он разлагает собрание на взаимоуничтожающие его элементы, привлекая на свою сторону из двух господствующих здесь партий сильнейшую фарисейскую.
'Я - фарисей, сын фарисея...' - (в некоторых списках сын фарисеев), т. е. не только по личному своему убеждению фарисей, но и по природе, природный потомственный фарисей, в котором не только убеждения, но и плоть, и кровь древних фарисеев. Этим признанием апостол не только отделял себя от той части собрания (саддукейской), которая позволяла себе отрицать некоторые истины закона Моисеева (ст. 8), но и увлекал, так сказать на бой другую правомыслящую часть собрания (фарисейскую), указав и наиболее больное место раздора, с которого следовало начать.
'За чаяние воскресения мертвых меня судят...' Перевод подлинника в данном месте страдает важною неточностью. В греческом тексте это место читается так: ???? ??????? ??? ?????????? ??????? ??? ????????..., точнее русского славянский текст: 'о уповании и воскресении мертвых аз суд приемлю'. Так как слово чаяние, упование, надежда имело специальный смысл и относилось к Мессии, Мессианским чаяниям (ср. Лк. II, 33), то и выражение Павла прежде всего хочет сказать, что он стоит пред судом за Надежду Израиля - Мессию (ср. XXVI, 6). Что касается второй половины обвинения - воскресения мертвых, то здесь подразумевается, конечно, прежде всего христианская вера в воскресение Спасителя, а потом и вообще вера в воскресение мертвых, по примеру сего уже воскресшего 'Первенца мертвых'. Как в той, так и другой части обвинения Павел указывает лишь общие соприкосновенные с фарисейским учением стороны, независимо от христианского понимания дела, чем и достигает страстной защиты себя в разгоревшемся на этой почве споре. Бесподобно мудрый и искусный прием! Лучшая и сильнейшая защита!
'Произошла распря...' - из дальнейшего видно (ст. 9), что распря сильная и страстная, вполне оправдавшая надежды Павла.
'Саддукеи говорят, что нет воскресения, ни ангела, ни духа...', с учением о которых тесно связано учение о воскресении. Ср. к Мф. III, 7; подробнее о сектах сообщает Археол. Флав. XVIII, 1, 4; О войне Иуд. II, 8, 11.
'Книжники фарисейской стороны...', - т. е. представители фарисейской учености (ср. к Мф. V, 20), бывшие на собрании, не только стали на сторону Павла, но и ядовито укололи противную партию допущением возможности, что Павел говорит по научению отрицаемых саддукеями ангела или духа. По-видимому, фарисеи знали об обстоятельствах обращения Павла (может быть, успевшего сообщить об этом в продолжение заседания), и выражение их - 'если дух или ангел говорил ему...' - представляет вольную передачу его рассказа о явлении и словах ему Господа.
'Не будем противиться Богу...' Это выражение находится далеко не во всех
