на углу у рейхстага. Но ей не положен отбой.Разнобойную очередь дымом своим овевая,как зенитка, уставилась в небо проржавелой трубой.Протягивали котелки, и кастрюли, и каскинемецкие люди, как после болезни, как будто в бреду,А дети уже подходили совсем без опаски.Мы уходили.Не хотелось смотреть на чужую беду.Уходили солдаты.Плечи опускали устало.Пахло пахотой. Небом весенним. Дорогой прямой…Двадцати миллионов советских людей в это утронам так не хватало!В это утронам нестерпимо хотелось домой.1975
139. ПАРК БЕЛЬВЮ
Майор Плехотин,вы помните старшего лейтенанта, худого, как щепка?В новом кителе,сшил его перед Вислой лучший варшавский портной.Я был как новенький веник, скрученный крепко…«Где парк Бельвю?..»Я не знаю…Я тут впервые, вместе с войной.«Где парк Бельвю?.. Где?..» —кричали мы в каменном хитросплетенье.Но улицы были перемолоты и перемешаны гневным огнемВстречные немцы в развалины ускользали, как тени.Наши бойцы разводили руками:«Бельвю? Не слыхали о нем…»— «Зачем ему парк?» — я подумал.А голос,ваш голос:«Где парк Бельвю?..»Я за вами с трудом успевал.«Где парк Бельвю?..» —Силой нездешней и безответной любви раскололосьэхо вашего голосаздесь, у войны на краю.Товарищ Плехотин,бежал я за вами, не зная…Потом стоял у вашего локтянад холмиком свежим в сосновом боруу фанерной звезды: «Красноармеец Плехотин. 1925–1945. 1 мая»;Вместе с вамитак и буду делить эту тяжесть, пока не умру.И теперь, товарищ майор, у каждого обелискавспоминаю тот день, черты ослезненного болью лица.Впервые увидел тогда я победу так близко:бессмертие сына,вечное горе отца.1975