А пряжка с якорем! А ленты! А полосатый воротник! Я, навалясь на подоконник, к стеклу нагретому приник. Моряк стоит у нашей лавки и нашей Груньке руку жмет. «Скажу-скажу! Скажу маманьке, когда с собрания придет. Ага, под ручку! Вот так дело! Ну, попадет тебе, постой!..» А как сияет, как сияет на пряжке якорь золотой! А вон и мама! «Испугались!» — шепчу я, радуясь беде, и вижу, как дрожат их тени в весенней разливной воде. Идут в избу! Втроем! С маманей! Я — с подоконника, бегом на печку сразу, весь — вниманье… «Входите, что ж, весна кругом. Натопчете? — смеется мама. — Неважно, вымыть есть кому». «Вот это да: идет в ботинках, а мне — снимай, в моем дому!» Садится. Лавка заскрипела. Он виден мне из-за трубы, чужой, форсистый, белозубый, широкоплечий — в пол-избы. Фуражка на столе. Читаю: «Каспийский ф…» — не разберу! «Надолго?» — спрашивает мама. «Совсем». И глянул на сестру. А та потупилась. «Постой-ка, уйдет — я всё скажу тогда». «Заехал в Сталинград сначала, устроился и вот — сюда». Опять глядит на Груньку что-то. «Так, значит, в город?.. А не зря?» — «По специальности… Я слесарь теперь. Нужны и слесаря». — «А тут дела, — вздохнула мама. — Колхозы. Трудно: первый бой! Остался бы, войдешь в правленье. Ты коммунист?» — «Само собой… Тут — знаю… Но и там работа, там строят Тракторный завод. Попробовать себя охота, уж так решили с Груней вот…» И мама на сестру взглянула: «Поедет больно налегке… Скрывала всё!» — «Не смела, мама!..» Слеза по маминой щеке, еще, еще, по той морщинке, что я разглаживал не раз, текут слезинка за слезинкой из дорогих, любимых глаз. А Грунька к маме наклонилась и хнычет что-то, а матрос: «Мамаша», — вдруг сказал, «Мамаша»? И тут уж я ослеп от слез. Впотьмах нащупываю волглый подшитый валенок в углу. Замах обеими руками — он, колеся, летит к столу! Я с печки кубарем срываюсь. «Убью его!» — дрожа кричу. Сквозь сени и — с крыльца к пожарке, скорей, скорей — за каланчу. Лечу, и прыгаю от страха, и ветер марта рву плечом. Ноздрявый снег хрустит под пяткой, сквозь пальцы глина бьет ключом, а краем глаза вижу ленты и Груньку: гонятся за мной! «Алешка, босиком, куда ты? — кричит сестра.— Иди домой!» — «Нет, не обманешь! Хорошо мне, разутому, здесь на ветру». — «Постой, Алешка!» — «Так и встану!..»
