напиться подала. А сын ее уже в полет стремится. Припал он к Волге, пил ее. Она в его глаза сыновние глядится, до глубины сама ему видна. Он видел солнце здесь, в летящей глади, большие облака у самых глаз, и, может быть, тогда в глубоком взгляде зажглись лучи, счастливые для нас. На будущее шаг равняя каждый, он вышел, путь прокладывая свой. И навсегда прижалась к сердцу жажда той волжской полосы береговой. Он голод ненавидел всей душою и не любил бессилие и тьму. Людское счастье — самое большое! — с рожденья было дорого ему. Свободный, неподвластен был он плену тюрьмы и ссылки, звал и звал к борьбе и ссыльную подругу Волги — Лену — так полюбил, что имя взял себе. Любил он реки родины любимой, от Волги шел к Москве дружил с Невой и мыслью разглядел сквозь сумрак дымный бушующий Октябрь огневой. Мать-родина, как ты помолодела! Живем в труде, счастливые судьбой, тем, что живое ленинское дело — его любовь — ведет нас за собой. И партия и он предельно схожи, характером близки, как сын и мать, тем, что ему и ей всего дороже, — умением народ свой понимать. Он был великой мыслью озабочен о лучшей жизни. Он любил людей. Сдружил в боях крестьянина с рабочим, сказал земле родимой: молодей! И, с будущим связав себя навеки, хотел, чтоб над землею рассвело. Еще тогда он спрашивал все реки, к себе созвав их планом ГОЭЛРО. Он реки так любил, он так любил их! В его душе цвела земли краса — могучий, рослый хлеб просторов милых, луга и горы, степи и леса. Любил, преобразуя жизнь отчизны, любил на все века, на все года. Для этой вот любви — во имя жизни — не умер он, рожденный навсегда. Страна родная, жизнь ему дала ты, а смерть своим бессмертьем отвела. Он человек —
