Не знали, в чем моя беда.Я просто ничего не виделв азарте боя иногда.Мяч упустив за боковую,однажды на бегу взглянулна стену шумную, живую,на разноцветный дружный гул,—заметились мгновенно, сразу,запечатлелись в тот же мигее глаза. И как-то сразукруг стадиона вдруг возник.Всё поле вижу — ближе, дальше,выходит край на том краю.Ждет полусредний передачи,я понял,я передаю.Мяч у меня опять в неволе,даю — и вновь готов к мячу.«Я вижу поле!Вижу поле!» —счастливый, про себя кричу.Года и годы пролетели,идет крутой плескучий вал.Не раз потом на самом делея в жизни слеп и прозревал.Еще возможно повторенье,но только знаю навсегда:оно придет,мое прозренье,как памятное в те года.Не огорчайтесь, что обижу.Не радуйтесь, что не могу.Я просто временно не вижув азарте боя, на бегу.Не отчисляй меня, команда,не торопитесь сдать в запас,не надо, слышите, не надо,я поведу еще не раз.Мне то стремление слепоедороже ясностей иных.Прозрею я на поле боя,не на скамейке запасных.Чтобы земля опять гудела,чтоб видеть землю и траву,чтоб видеть поле без предела,пока дышу,пока живу.1958
79. ВТОРОЕ ДЫХАНИЕ
Всё так, потеряна прыгучесть,и ослабел уже рывок.Что ж, человеческая участь.Спорт — молодость.Приходит срок.«Незаменимых не бывает»,—сказал давно железный век.«Он плохо место выбирает».— «Он что-то слабо выбивает…»И вот уходит,выбывает.И убывает человек.Но тот, что славил то и делои всем хвалился, что знаком,назвал принципиально, смелобесперспективным игроком.Мальчишкитем, которым лестнобывало чемодан нести,почтительно уступят место,но видно —им не по пути.Они смущаются чего-то,не понимают, почемуим в это верить неохота,как неохота никому.Судьей завистливым и строгимглядит: другие полем мчат.Порой невольно дрогнут ногитак, что соседи заворчат.«Не так!» — прошепчет он.«А ты-то!»— «Легко с трибуны…»— «Ты бы сам!»