маленькое Пьемонтское государство сумело завоевать симпатии великих держав (Франции и Англии) тем, что вовремя присоединилось к их союзу против России: в апреле 1855 года пятнадцать тысяч пьемонтцев отплыли из Генуи в Крым. Эта помощь пришлась тогда очень кстати. В знак благодарности пьемонтскому посланнику милостиво разрешили участвовать в Парижском мирном конгрессе.
Участие Пьемонта в Крымской войне вызвало неудовольствие даже в пьемонтском парламенте, состоявшем из умеренных буржуа и помещиков. Что касается народных масс, то подготовка к Крымской войне вызвала в них сильное возмущение и недовольство, на что пьемонтское правительство ответило усилением террора. Кавур был непоколебим: в своей политике он настойчиво домогался благосклонности и покровительства «всемогущего» императора французов Наполеона III. Покровительство это было необходимо ему не столько для содействия национальному освободительному движению итальянцев в оккупированных австрийцами областях, сколько для борьбы с революцией внутри самого Пьемонтского королевства.
Кавур в своем меморандуме, цитированном в статье Маркса «Сардиния», писал по поводу отказа держав от обсуждения итальянского вопроса: «Когда они [итальянцы] узнают об отрицательных результатах Парижского конгресса… то не может быть сомнения, что на миг уснувшее раздражение пробудится с большей яростью, чем когда бы то ни было. Итальянцы, убедившись, что им нечего больше ждать от дипломатии, с присущим им южным темпераментом снова бросятся в ряды разрушительной революционной партии, и Италия опять сделается очагом заговоров и беспорядков, которые, конечно, можно будет подавить с удвоенной суровостью, но которые малейшее движение в Европе заставят вновь разразиться с величайшей силой»[40]. Документ этот обличает подлинное лицо этого лисы-дипломата, злейшего врага революции, участвовавшего в национально- освободительном движении лишь постольку, поскольку можно было мешать его более широкому развертыванию, лишь для того, чтобы подавлять его с удвоенной суровостью. Об этом важно напомнить потому, что многие буржуазные историки ложно изображали Кавура «спасителем Италии».
Результатом дипломатических маневров Кавура явилось заключение союза с Францией. Недаром Кавур ездил «лечиться» на Пломбьерский курорт в Вогезах. Там он при личном свидании окончательно добился согласия Наполеона III на совместную с Пьемонтом войну против Австрии. Согласно уговору, Пьемонт должен был получить после победы над австрийцами Ломбардо-Венецианскую область, а Франция, в компенсацию за помощь, — Савойю и Ниццу. Конечно, французский император заботился здесь и о политических выгодах. «Луи Наполеон, — пишет Энгельс, — …готов был помочь Италии и Германии избавиться от раздробленности при условии, что Германия и Италия за каждый свой шаг к национальному объединению заплатят ему уступкой территории. Это не только давало удовлетворение французскому шовинизму и постепенно расширяло империю до границ 1801 года, но и снова ставило Францию в исключительное положение просвещенной державы, освободительницы народов, а Луи Наполеона — в положение защитника угнетенных национальностей»[41].
Итальянские республиканцы-эмигранты относились с вполне обоснованным недоверием к французскому «просвещенному другу», который в 1849 году безжалостно разгромил Рим и продолжал оккупировать Папскую область. В своем воззвании «К итальянцам» (Лондон, 28 февраля 1859 года) группа эмигрантов заявляла, что новый «союзник» Пьемонта— Наполеон III — является для итальянского народа не меньшим врагом, чем австрийский император.
Некоторые последствия этого «союза» предугадывал и Мадзини, писавший еще 15 декабря 1858 года в «Pensiero ed Azione». «Последствия войны на нашей территории под главенством Бонапарта будут таковы: 1. Воцарение династии Мюрата на юге итальянского полуострова. 2. Раздел Неаполитанского королевства на две части. 3. С переменой хозяина в итальянских провинциях будет невозможен никакой свободный режим, так как малейшая свобода, предоставленная Бонапартом Италии, смертельно ранила бы французское самолюбие: тот, кто является тираном в собственном доме, не может, не совершая самоубийства, предоставлять свободу другим. 4. Внезапный, пагубный мир, фатальный для восставших, подобно кампоформийскому миру, предающий во власть врага восставшие провинции. Луи Наполеон, боясь затяжной войны народов, примет первое же мирное предложение Австрии. Мирные намерения остальных держав принудят пьемонтского короля уступить любую территорию и предательски покинуть венецианские провинции и часть ломбардских. 5. И, наконец, в уплату за территориальные приобретения Пьемонт лишится свободы…»
Предсказания Мадзини во многом оказались верными, но Гарибальди не желал тогда слушать никаких предостережений. Он рассуждал так: прежде всего надо очистить итальянскую территорию от австрийцев, а там видно будет!
Впоследствии в «Мемуарах» Гарибальди так объяснял свою позицию в то время: «С того момента, когда я убедился, что Италия должна идти вместе с Виктором Эммануилом, чтобы избавиться от власти иностранцев, я счел своим долгом подчиняться его приказам, чего бы это мне ни стоило, заставляя даже молчать мою республиканскую совесть. Более того: я считал, что кем бы он (Виктор Эммануил) ни был, Италия должна предоставить ему всю полноту власти до тех пор, пока ее территория полностью не освободится от иностранного владычества. Таково было мое убеждение в 1859 году. Но сейчас оно изменилось, так как преступления монархии слишком велики. Мы можем собственными силами создать целый мир, а вместо этого предпочитаем пресмыкаться, ползать на коленях и умолять о помощи».
Заявление это в высшей степени характерно для Гарибальди. Безудержная жажда национального возрождения Италии, освобождения ее от ненавистных интервентов-австрийцев заставляла молчать даже его «республиканскую совесть». Но как далек был он от приписываемого ему фашистскими фальсификаторами «монархизма» даже в этот период!
2 февраля 1859 года Гарибальди вторично вызвали в Турин, где его принял король Виктор Эммануил.
В воздухе уже пахло близкой войной. В Италии повторяли многозначительную фразу Наполеона III, сказанную австрийскому послу Гюбнеру: «Я сожалею, что мои отношения с австрийским императором стали хуже, чем прежде». «Таймс», обсуждая перспективы предстоящей войны, подчеркивал, что Австрия не найдет поддержки ни в ком. Наполеон поставил Кавуру следующие условия своего вмешательства: Австрия должна первой начать войну, и революционеры не должны принимать участия в войне.
Однако Кавур вовсе не собирался упускать из рук такой ценный козырь, каким был Гарибальди. Кавур нашел ловкий выход: он превратил Гарибальди для внешнего мира из «частного лица» в генерала его величества короля Виктора Эммануила.
17 марта был опубликован декрет следующего содержания: «На основании §§ 4 и 6 королевского декрета 17 марта 1859 года, по предложению генерал-майора Чиальдини, мы уполномочиваем господина Джузеппе Гарибальди принять командование корпусом «Альпийских стрелков», с чином генерал-майора и правами, установленными вышеупомянутым декретом, и принести присягу. Председатель Совета министров /С. Кавур».
Этим самым гарибальдийский корпус волонтеров был легализован, и Наполеону не к чему было придраться.
Наполеон III не случайно выдвигал требование, чтобы Австрия начала войну первой. Он хотел выступить перед всей Европой в роли поборника «мира» и «защитника» итальянской независимости. Кроме того, он не был еще вполне подготовлен в чисто военном отношении; для этого требовалось еще несколько месяцев. Поэтому Наполеон III, сдерживая нетерпение Кавура, затеял сложную дипломатическую игру, предложив созвать мирный конгресс для обсуждения итальянского вопроса. Предложение это было выгодно для Австрии, которая понимала неизбежность войны с Пьемонтом и усиленно готовилась к ней. Не желая путем отклонения созыва конгресса выставить себя зачинщиком войны и уступить лавры поборника мира Наполеону III, император Франц Иосиф выдвинул, как предварительное условие своего участия в конгрессе… разоружение Пьемонта. Тогда Наполеон выдвинул через посредство Англии встречное предложение — всеобщего разоружения. Разоблачая игру Наполеона, Австрия «приняла» это предложение как основу для созыва конгресса. Наполеон стал увиливать и еще больше затягивал переговоры. Австрия, почувствовав, что проволочка идет только на пользу Франции и Сардинии, направила 22 апреля Сардинии невыполнимое ультимативное требование: разоружиться в трехдневный срок. Начало военных действий со стороны Австрии этим было предрешено.
