Михаил Рогинский:
Несколько лет мы с Сережей прослужили вместе в одной газете: я был спецкором «Советской Эстонии», а он работал в отделе информации. Я успел сотню раз убедиться в том, что Сережа к журналистике относился очень снисходительно. Ни на одну свою работу он не тратил больше получаса. Он выходил на улицу, беседовал с первым попавшимся прохожим минут пять, возвращался в редакцию, писал что-то очень коротенькое, публиковал это под псевдонимом (Д. Сергеев, С. А., С. Адер, А. Сергеев — он очень редко печатался под настоящей фамилией) и уходил. А потом, дома, если его ничто не отвлекало, начиналась работа. Сережа очень много времени уделял писательскому труду, предпочитая об этом не рассказывать. В Таллинне почти никто не знал его как писателя. Его рассказы могли прочитать только самые близкие ему люди, зато как журналиста его знали решительно все.
Дмитрий Кленский:
На работе Сергей вел себя очень тихо и разговаривал мало. Сейчас я понимаю, что тогда он просто наблюдал и внимательно слушал. За пределами редакции можно было наблюдать противоположную картину. В Доме печати у нас раньше был очень знаменитый бар. Там продавали спиртные напитки, которые раньше были только в буфете ЦК. Так что в этот бар все мы как пчелы слетались. Очень часто там можно было встретить Довлатова, который занимал два с половиной обычных места — он был огромным человеком. Вокруг него всегда собиралась веселая и шумная компания, которая, наверное, действовала на нервы нашим эстонским коллегам. Мне тоже иногда казалось, что так громко вести себя нельзя.
Дмитрий Кленский:
Помню, я по радио услышал, что убили Альенде. Я, пораженный, выбежал в коридор и закричал идущему мне навстречу Довлатову: «Альенде убили! Альенде убили!» Он загородил мне проход и сказал: «Ну что ты? У тебя в стране каждый день кого-то убивают или притесняют, а ты кричишь из-за того, что где-то там убили Альенде». Довлатов меня успокоил, я подумал, что он во многом прав. Мы тогда жили не столько реальностью, сколько идеями. Сегодня идеи оказались даже не на втором плане, они почти исчезли — и мы за это расплачиваемся.
Сергей Боговский:
По этой маленькой истории вполне можно судить об отношениях Довлатова и Кленского. Они друг друга знали очень хорошо, Довлатов к нему относился критически, потому что Кленский по своей природе был идеалистом и социалистом. Сергею это претило. Он всегда подчеркивал, что к жизни надо относиться со здоровой долей цинизма, и именно цинизм — показной или подлинный, уже неважно — ему был более всего симпатичен в людях. Довлатов был человеком интеллигентным и очень воспитанным, несмотря на все свои пьяные эскапады, и прекрасно умел себя вести. Так что если он что-то делал не так, он делал это сознательно. Сергей мог человека обидеть очень сильно, поскольку прекрасно владел словом. Митю он действительно обидел и был, по-моему, неправ. Во-первых, я думаю, не стоит награждать персонажей фамилиями прототипов — это неправильно. Во-вторых, не надо возводить напраслину. То, что в «Компромиссе» написано про Кленского, — напраслина чистой воды.
