трудах. Кампанелла и Телезий принадлежали к эпохе, которая кончилась вместе с Бруно, а Галилей начинал эпоху новую. Упрекать ли Кампанеллу — оторванного от собратьев по науке, от их опытов и споров, в том, что он отстал от Галилея? Удивляться ли тому, что, признавая подвижность небесных тел, он считал Землю недвижно расположенной в центре мира? Кампанелла мог бы сказать о себе: «Я не разделяю ваших взглядов, но готов умереть за ваше право эти взгляды иметь». Он доказал это, написав «Апологию Галилея» и послав ее в Ватикан. Искушенный в полемике с теми, от кого исходят запреты, Кампанелла доказывал: взгляды Галилея не противоречат учению святой католической церкви, а, напротив, способны прославить его.
Он, чьи сочинения, как напечатанные, так и не напечатанные, запрещены, он, числящийся в неисправимых еретиках, рисковал многим, когда посылал такое письмо. Уже тем, что напоминал о себе! Его обращение было опасным свидетельством против него. Оно доказывало, что, несмотря на все препоны, он знает о борьбе вокруг теорий Коперника и Галилея, знает о запрете, но дерзает оспаривать его…
А он дерзнул, защищая Галилея, процитировать такие слова, некогда неосторожно сказанные одним из отцов церкви: «Если истина скандальна, лучше согласиться, чтобы произошел скандал, чем прекратить поиски истины».
Ватикан не ответил на дерзость Кампанеллы. Пройдут еще несколько лет, его «Апология Галилея» стараниями верного Адами будет издана в Германии. Галилея о том известят друзья. Они напишут ему, что «Апология» построена на великолепных и неопровержимых доводах. Галилей никак не откликнется на это.
…Спустя века в бумагах Галилея найдут такую запись: «Отец Кампанелла, я предпочитаю найти одну истину, хотя бы о незначительнейших вещах, нежели долго спорить о величайших вопросах, не находя истины».
Когда-то в молодости они понимали друг друга. Теперь они говорили на разных языках. Галилею была важна истина, которую можно доказать строго, проверить опытом и вычислениями. Кампанелле нужны были истины, охватывающие землю и небо, судьбу человека и судьбы народов, идею бога и мысль об общем устройстве природы, истины, опытом не доказуемые, числами не выражаемые. Тут не просто один человек не мог понять другого, тут одна эпоха в жизни науки отказывалась понимать другую. Как бы горько было Кампанелле узнать об этом! Но встретиться и объясниться невозможно. Кампанелла по-прежнему в заключении.
Глава LXXX
В судьбе узника снова произошли перемены. Со времени процесса калабрийцев прошло много лет. Острота событий, связанных с заговором, давно притупилась. Многих противников Кампанеллы уже не было в живых. В вице-королевстве повеяло новыми веяниями. Вице-король граф Лемос-младший не угодил Мадриду и был смещен. Новый вице-король, герцог Оссуна, стремился доказать, что при нем все будет лучше! Но сделать так, чтобы все действительно стало лучше, трудно. В финансах дыра на дыре, налоги собирают со скрипом, казна опустела, в Неаполе полно нищих, побережью по-прежнему угрожают пираты. Если нельзя доказать, что все стало лучше, докажем, что все стало иначе.
Его предшественник не читал писем, которые посылал ему Кампанелла, не принимал тех, кто приходил просить за него. А такие ходатаи появлялись постоянно — и из Неаполя, и из других городов Италии. Послания в защиту Кампанеллы приходили даже из других стран. Странные люди! Большинство из них никогда не видели Кампанеллу. Что им до него? Но мысль, что человек такого ума, таланта и благородства и столь горькой судьбы все еще в заключении, не давала им покоя.
Герцог Оссуна поинтересовался давним судебным делом. Ему доложили: Кампанелла осужден и как заговорщик и как еретик. Его судили не только светские судьи, но и инквизиторы. Разбирательство длилось долгие годы, от процесса остались горы пыльной бумаги. Вникать во все это? Увольте! У вице-короля есть занятия поважнее. Освободить человека, признанного еретиком, вице-король без согласия инквизиции не может. Кампанеллы ему не жаль, однако сознавать, что во владениях герцога Оссуны есть что-то ему не подвластное, неприятно. Новому вице-королю кажется, что с тех пор, как он вступил на свой пост, глаза всей Европы устремлены на Неаполь. Толки об ученом, которого в Неаполе держат в подземной тюрьме на гнилой соломе, чуть ли не в цепях, что его почти уморили, — пятно на том представлении, которое хотелось бы создать о себе и своем королевстве.
Однажды Кампанелла снова слышит приказ:
— Собирайся! Выходи!
Опять подъем по крутым ступеням темной лестницы. Стражникам приходится поддерживать Кампанеллу. Он едва идет. Наверху — обморочное головокружение от свежего воздуха. На сей раз узника не ведут по городу. Приказано внимания не привлекать. Его вталкивают в закрытую повозку и куда-то везут. Надежды и опасения переполняют душу Кампанеллы. Надежды, скорее всего, окажутся тщетными. Опасения, скорее всего, сбудутся. Кажется, сердце не выдержит.
И снова окрик:
— Выходи!
Кампанелла оглядывается. Он на внутреннем дворе Кастель Нуово. Все возвращается на круги своя! Он стоит во дворе, по которому его вели в застенок. Видит двери, через которые его увели на пытку. Свободные от работы заплечных дел мастера опять отдыхают в тени. Сейчас они лениво потянутся, встанут и пойдут заниматься делом. Только не это!
Однако его ждет нечто иное. Ему торжественно объявляют о милости, оказанной ему вице-королем. Место его заключения отныне — Кастель Нуово. Более того: ему дозволяется свободно ходить по всей крепости.
— Вас почти освободили, отец Томмазо! — благодушно говорит тюремщик, состарившийся здесь, который когда-то был снисходительнее других к странному узнику. — Надеюсь, вы не убежите!
Куда ему бежать! Он и ходит-то с трудом. Зато он может дышать воздухом, греться на солнце, разговаривать с людьми. Если вчера, сделав несколько шагов, он натыкался на стену камеры, теперь он может прогуливаться от одной крепостной стены до другой. Его почти освободили…
Глава LXXXI
Несколько ближайших лет жизнь Кампанеллы походила на перемежающуюся лихорадку. Он едва успел надышаться воздухом и отогреться на солнце в Кастель Нуово, как его по требованию Святой Службы снова вернули в Замок Святого Эльма. Опять подземная камера. Возвращение было ужасным. Кампанелле показалось, эта тюрьма станет его могилой. Через полтора года из подземной ямы Кампанеллу опять перевели в Кастель Нуово. Прошло почти двадцать лет, как Кампанеллу арестовали, а на воле все еще помнили о нем. Кто-то упорно хлопотал о нем и добился облегчения его участи. Правда, свободное хождение по крепости на сей раз не дозволялось. Старожилы крепости теперь не узнали Кампанеллу. Перед ними был живой мертвец с белым лицом и почти закрытыми глазами — смотреть на свет он не мог. Каждый шаг давался ему с трудом.
Кампанелла заново учился ходить и смотреть на свет. Гнал от себя сны, в которых все еще был в подземной тюрьме. Осторожно нащупывал ниточки старых, оборванных связей. Это оказалось трудно: несколько заключенных, которых он знал по первому пребыванию в Кастель Нуово, — давно сломленные, отчаявшиеся люди. И уже нет надзирателей, когда-то расположенных к нему. Все нужно начинать сначала.
А на воле тем временем шла своя жизнь, происходили перемены. Менялись вице-короли. К каждому из них Кампанелла обращался с прошениями о пересмотре дела. Иногда брезжила надежда. Потом и она оказывалась призрачной. Менялись не только вице-короли в Неаполе. Менялись папы в Риме. Климента VIII, при котором Кампанеллу заточили, на несколько недель сменил Лев XI, потом на долгие годы Павел V,
